Чарльз Сноу - Наставники. Коридоры власти

— Но Кэро в любом случае будет страдать, — сказал я.

Роджер не ответил.

— Вы не думаете оборвать эту связь?

— Мы ею слишком дорожим — и я, и… она. — Он так и не назвал имя этой женщины. Хотел назвать, но не решился.

— И вы не можете от нее отказаться?

— Нет, — сказал Роджер.

Но за всеми его тревогами скрывалось что-то еще. И радость, и что-то такое, что я всей кожей ощущал, но чему не мог подобрать названия. Какое-то суеверное чувство, какое-то прозрение.

Он откинулся на спинку скамьи, и больше я ничего от него не услышал.

Слева, над вершинами деревьев, светилось окно — возможно, окно одного из кабинетов в министерстве Роджера — желтый квадрат в вечерней тьме.

Наутро после нашего разговора с Роджером в парке мы с Маргарет сидели за завтраком. Из окна открывался вид на цветники в саду, прилегающем к Тайбернской церкви. Я взглянул через стол на жену — в халате, без косметики, свежая и бодрая, она казалась совсем молодой, Иногда я подтрунивал над ней — как это она умудряется выглядеть по утрам такой свежей. Вот я действительно легко просыпался, она же, пока не выпивала первую чашку чая, бывала обычно сонная и не в духе.

Однако в то утро она была не настолько сонной, чтобы не заметить моего настроения. Она сразу поняла, что меня что-то тревожит, и спросила, в чем дело. Я рассказал ей про Роджера. Я ни минуты не колебался: мы никогда ничего не скрывали друг от друга; мне хотелось с ней поделиться. С Роджером она не была так дружна, как я, да и с Кэро не слишком дружила, и я никак не ждал, что она примет все это так близко к сердцу. К моему изумлению, Маргарет густо покраснела, глаза ее стали еще голубее.

— Угораздило его! — пробормотала она.

— Ничего, как-нибудь выпутается… — Я хотел успокоить ее, но она возмущенно перебила:

— Он меня мало волнует. Я беспокоюсь о Кэро, — и прибавила: — а ты о ней, видно, не задумывался…

— Помимо нее, есть еще двое…

— Он поступил безобразно, а расхлебывать придется ей.

Обычно в вопросах нравственности Маргарет была так же либеральна, как я. Но сейчас она вспылила, да и я тоже начинал злиться. Чтобы не дать ссоре разгореться, я сказал примирительно, что и до Роджера люди нарушали супружескую верность — он не один такой на свете.

— Ты хочешь сказать, что я разбила чужую жизнь, когда ушла к тебе, — вспыхнула Маргарет. — Ты совершенно прав.

— Я совсем не то хотел сказать. — Я уже пожалел о необдуманных словах.

— Надеюсь. — Гнев ее погас, и она улыбнулась. — Ты же знаешь, я и сейчас поступила бы так же. Но гордиться мне тут нечем.

— Мне тоже.

— Ты никому не изменял. Потому-то и не могу так легко отнестись к измене Роджера.

— Ты говоришь, я не подумал о Кэро… — Снова мы спорили, снова были на грани ссоры. — Ну, а о нем ты подумала?

— Ты же сам сказал, он выпутается, ничего с ним не случится, — презрительно возразила она: в эту минуту участь Роджера нимало не трогала ее. — А ты только представь себе, что придется пережить ей, если они разойдутся. — Маргарет все сильнее горячилась. — Такой удар! Унижение! Потеря!

Я невольно подумал: Кэро была счастлива в браке и откровенно гордилась своим счастьем. Она много сделала для Роджера — быть может, слишком много? Что, если он так и не примирился ни с ее великодушием, ни с высокомерным отношением ее родных?

Да, конечно, все это верно. И все же, сказал я, как умел рассудительно, не надо делать из этого трагедии. Пусть даже она потеряет его — неужели она с этим не справится? Она еще молода, хороша. Не какая-нибудь кисейная барышня. И богата. Долго ли ей найти другого мужа?

— Уж очень у вас все просто получается, — сказала Маргарет.

— У кого это «у нас»?

— У него. И у тебя. — Глаза ее сверкнули. — Потерять его еще не самое страшное. Хотя и это достаточно скверно. Гораздо страшнее унижение.

Она продолжала:

— Ты всегда говорил, что Кэро очень мало считается с чужим мнением. Не больше, чем ее брат. Но ведь как раз люди, которые ни с кем не считаются, труднее всего переносят унижение. Оказаться в унизительном положении для них просто невыносимо.

Маргарет знает, о чем говорит, думал я. По своему характеру, по воспитанию она тоже не привыкла считаться с условностями. Она тоже жила по своим собственным правилам — пусть гораздо более утонченным, чем правила Кэро, но чувствовала себя такой же независимой. Вся ее родня, все их друзья в кругу высшей интеллигенции так же мало считались с чужим мнением, как и окружение Кэро — может быть, даже меньше. Маргарет знала, как непрочна такого рода независимость.

Она знала и нечто другое. Когда мы с ней только что поженились, на нее, случалось, находил страх — а что, если мы разойдемся? Сам я мог думать, что нашел свое счастье. Она же, зная меня, в глубине души была не столь уверена. Она понимала, что ей придется испытать, если ее опасения оправдаются, чего это ей будет стоить.

Сейчас, когда она узнала о Роджере и Кэро, давно забытые страхи с прежней силой нахлынули на нее. Внезапно я понял, почему наш спор перешел в ссору. Я перестал возражать. Перестал защищать Роджера. И, глядя ей в глаза, сказал:

— Нелегко дается гордость — а?

Для всех, кроме нас с Маргарет, это были пустые, ничего не значащие слова. Маргарет же они сказали, что я признаю свою вину, но что и она не без греха. И сразу все стало на свои места. Ссора погасла, раздражение прошло, и Маргарет улыбнулась мне через стол открытой, ясной улыбкой.

Однажды вечером, через несколько дней после того, как Роджер открылся мне, в моем служебном кабинете появилась секретарша Гектора Роуза: мистер Роуз свидетельствует мне свое почтение и спрашивает, не буду ли я так любезен зайти к нему. Пройдя по коридору десятка полтора шагов, отделявшие его кабинет от моего, я, как всегда, выслушал горячую благодарность за свой подвиг.

— Дорогой мой Льюис, как необыкновенно мило, что вы пришли!

Он заботливо — словно это был мой первый визит к нему — усадил меня в кресло подле стола, так что я мог любоваться деревьями в солнечных бликах за окном. Потом уселся сам и из-за хризантем одарил меня ослепительной и ничего не выражающей улыбкой. И тотчас заговорил о деле.

— Создается правительственная комиссия, — сказал он. — Под этим названием наши хозяева со своим всегдашним беспечным отношением к значению слов подразумевают нечто совсем иное. Как бы то ни было, она создается.

Эта комиссия займется некоторыми вопросами министерства, находящегося в ведении Роджера, и в первую очередь новым законопроектом. Председателем комиссии назначен Коллингвуд, в нее входят: сам Роджер, Кейв и глава нашего министерства. Кроме того, как теперь принято, еще целый ряд лиц будет посещать заседания от случая к случаю: министры, высшие чиновники Государственного управления, ученые, что и послужило поводом для ехидного замечания Роуза.