Н Ланская - Обрусители

И жил, и умер бы спокойно и неведомо ни для кого Макар Дуботовка, если бы не попутала его нечистая сила, под видом лишней косушки услужливого шинкаря.

Однажды, после обеда, похлебав тощих щей, приправленных сушеными вьюнами (употребляемыми в массе по всему краю), Макар Дуботовка сидел под окном, в глубоком раздумье. Макар был огорчен и смотря сквозь крошечные стекла в окне, из которого виднелись только забор и крыша соседней хаты, вся сплошь покрытая тыквами, мысленно посылал к черту старшину со всей его родней.

- И как егo дьявол, этакого аспида, не задавит! - проговорил он вслух, отворачиваясь от крыши с тыквами.

- Да что у вас опять с ним такое, Макарушка? - спросила Наталья, отходя от корыта, в котором она что-то месила и крошила для хрюкавшего в приятном ожидании поросенка.

- Терпеть он меня не может, вот что! Либо мне, либо ему на этом свете не жить...

- Господь с тобой, Макар! И что за оказия у вас опять? Ведь недоимку намедни уплатили, грустно проговорила Наталья, вспомнив проданную по этому случаю за бесценок, телушку.

- Либо мне, либо ему! - повторил мрачно Макар, не отвечая на её вопрос.

- Ему-то как не жить! вздохнула Наталья и выгнала за дверь своего наевшегося питомца.

- Теперь ты возьми только, продолжал, следуя течению своей мысли, Макар: - такой дорожный участок мне присудили, что на нем пропадать надо. Туда верст сто, да оттудова верст сто - семь дней и пропало, кроме работы.

- Что уж тут! - вздохнула опять Наталья, унимая раскачиванием кричащего в люльке ребенка.

- И серому жеребчику, как телушке, стало за жидом пропадать, потому, коли ежели не продашь его на Егорье - ну, и ступай по миру.

Серый трехгодовалый жеребчик был капиталом Макара Дуботовки: он его вырастил, воспитал, кормил, часто не доедая сам, и надежда - продать его на ярмарке с барышами - стала центром всех его финансовых пожеланий.

- A ты отпросись, - сказала Наталья, успокоив ребенка и подсаживаясь к мужу на давку, - может и отложит, коли что...

- Нельзя, сурово ответил Макар. - Бумага из города пришла: Пишут, что сам губернатор едет, чтобы беспременно дорогу чинили.

- Экое дело какое! Да нешто ты ее один починишь? Бон и Бычковы, и Жуковы, и Подгорный - все откупились.

- Они откупились, a мне нечем. Жиду кланялся, так нет, антихрист эдакой! Больно дорого хочет...

- A сколько ж бы ему? полюбопытствовала Наталья. - Цыц, проклятые! постучала она в окно, увидав, что её ребята, босоногие и белоголовые, оба на одно лицо, гонялись за писарским гусаком, ядовито на них шипевшим. Ребятишки бросились в разные стороны, a гусак, переваливаясь с боку на бок, со свойственной гусакам степенностью, медленно отправился на писарский двор. - Сколько ж бы ему? повторила свой вопрос Наталя.

- Давай, говорит, четвертную, без того квитанции не выдадут... A мне откудова взять?

- Где уж тут? Соли не на что поди купить!

Макар посмотрел вокруг себя, точно пробуя оценить: нельзя ли пустить что в оборот; но кругом было все так скудно и убого, что даже ничем не брезгующий еврея едва ли мог на что прельститься.

- Кабы телушка была! Подумала Наталья, но ничего не сказала. Муж и жена помолчали.

- A ты-бы к Сидору Тарасовичу сходил, - робко посоветовала Наталья, перебрав в уме одно за другим все подходящие средства. Макар молчал. - Право, родимый; a то как же жеребчик-то?

Макар словно очнулся. - Эх жизнь, жизнь! Нету тебе задачи ни в чем, вот хоть что хошь! Он опустил голову, и тоскливое выражение пробежало по его молодому, но уже как будто завядшему лицу.

- Право, Макарушка, сходи, может и отпросишься:.

- Да ведь просить-то эдакого зверя каково? Все нутро выворачивает, a что поделаешь!

- Все бы попытаться, продолжала Наталья, с женской настойчивостью добиваясь цели.

Макар видимо колебался: он то вставал, то опять садился на лавку под окном; наконец надел шапку и пошел к двери.

- A ты поласковее, Макар, сам знаешь - начальство,.

Макар вышел из хаты.

- A вы все балуете, пострелята! - сердито крикнул он Степке и Федьке, сидевшим верхом на заборе с морковью в руках. - Пошли домой в хату!

Но пострелята, свалившись с высокого забора, как мешки, бросились бежать по улице, заливаясь веселым хохотом своего беспечного возраста.

- Эки безпутные! - проговорил Макар с несоответствующей этому строгому слову лаской в голосе: - ведь продрогли, небось!..

Услышав хозяйский голос, серый жеребенок заржал под навесом и, повернув свою умную голову, словно ждал обычной ласки хозяина. И Макар, поддавшись всегдашней привычке, подошел, погладил его по шее, и что-то похожее на грусть, мелькнуло в серых глазах мужика. Постояв с минуту на дворе, он опять вернулся в хату.

- A ты, Наталья, коли что, так ты того... Ну, да там видно будет... - И, не договорив, он вышел. Молодая женщина проводила его тоскливо глазами в, управившись по хозяйству, опять вернулась к колыбели.

Что бы пояснить в чем дело, я позволю себе маленькое отступление.

В той непроходимой глуши, где жил Дуботовка, приходилось подчиняться таким порядкам, которые, существуя вопреки здравому смыслу, вопреки местным потребностям и в явный ущерб хозяйственным интересам края, - держались только потому, что не встречали протеста со стороны тех, на кого непосредственно ложилась их тягость. Например, починка дорог, составляя здесь натуральную крестьянскую повинность, была совершенно не натуральна в своем отправлении. Дорожные участки были распределены таким удивительным способом, что крестьянам приходилось отправляться в отведенные им места за 70, 80 и даже за 100 верст, т. е. употреблять на путешествие туда и обратно около семи дней, как справедливо жаловался Дуботовка. Понятно, что, желая избегнуть, такого неестественного отправления этой натуральной повинности, мужик взывал о помощи. И помощь в виде предприимчивого и на все готового еврея немедленно являлась: мужик просит- еврей торгуется, мужик кланяется - еврей набивает цену, и, в конце концов, совершается, по всей форме, денежная сделка, в силу которой крестьянин сдает за известную плату свой участок еврею, a еврей, получив квитанцию в исправном состоянии путей (причем строго соблюдается установленная такса), оставляет дороги на произвол всех стихий и всех времен года. Иногда заплатить бывает нечем, и тогда крестьянин, проклиная свою горькую судьбу, плетется с котомкой за плечами чинить и улучшать какой-нибудь клочок за тридевять земель. Невозможное состояние дорог описываемой местности обусловливает собою бюджет тех доходов и расходов, о которых принято обыкновенно умалчивать, a если и говорить, то не иначе, как иносказательно и с помощью многоточия.

Макар Дуботовка был в положении мужика, которому заплатить нечем: сделка с евреем, запросившим несообразную цену, не состоялась, и Дуботовке приходилось тащиться, покинув жену и ребят при ненастной осенней погоде. Разумеется, такие отлучки были ему не в диковинку; но в этот раз безотчетное чувство какой-то тоски, вместе с жалостью к серому жеребчику, сжимало сердце Макара. когда он вспоминал о предстоящем путешествии.