Мария Эджуорт - Замок Рэкрент

Но вернемся к миледи. После кончины хозяина она, как ни странно, сразу же выздоровела. Когда же стало достоверно известно, что он мертв, все джентльмены миль за двадцать в округе разом явились к нам, дабы освободить миледи, возмущаясь ее заточением, которое, как они только теперь поняли, противоречило ее желанию. Дамы также были внимательны донельзя, состязаясь между собой, кто раньше прибудет к нам с утренним визитом, а те, кому удалось увидеть бриллианты, отзывались о них весьма похвально, только сожалели, что господь бог не послал их даме, которая больше бы к ним подходила. Все эти любезности не трогали миледи, потому как она возымела необъяснимую неприязнь к нашим краям и всему здешнему и такое пристрастие к своим родным местам, что, рассчитав повариху, — первое, что она сделала после кончины моего господина, — она уже ни днем, ни ночью не знала покоя, занятая сборами к отъезду. Надумай она хоть ненадолго остаться в Ирландии, я, наверно, стал бы ее любимцем — как только она увидела, что я понимаю во флюгере, она то и дело находила предлог поговорить со мной, и все спрашивала, в какую сторону дует ветер, и как, по-моему, продержится ли он, чтобы можно было благоприятно отплыть в Англию. Но когда я узнал, что она решила прожить остаток своих дней — на собственные доходы и на свои бриллианты — в Англии, я стал относиться к ней не как к члену семейства, а как к чужой. При отъезде она ничего не подарила слугам, хоть они, помня пословицу «богата, как еврейка», каковой она как раз и была, возлагали на то большие надежды. С начала и до конца она принесла нам только несчастье, и если бы не она, его честь, сэр Кит, надо полагать, был бы и по сей день жив. Всему причиной, как говорят, ее бриллиантовый крест; стыдно ей, коль скоро она ему жена, было так упираться и отказывать мужу в такой малости, раз уж он, доведенный до крайности, снисходил просить ее о том, тем более, что он никогда не скрывал, что женился на ней ради денег. Но не будем больше о ней думать. Я полагал долгом совести изложить все это в память о бедном моем господине.

Но плох лишь тот ветер, что никому не несет удачи, — тот же ветер, что унес леди Рэкрент в Англию, принес нам в замок Рэкрент нового наследника.

А теперь дайте мне перевести дух, потому как, хоть я и чту глубоко каждого члена семейства, все же сэра Конолли, который среди друзей звался просто и коротко, сэр Конди, я без всякого сравнения любил больше всех, да он и вообще всюду пользовался любовью, как никто другой из известных мне людей, не исключая даже его славного предка, сэра Патрика, чью память он, среди прочих примеров великодушия, увековечил превосходной мраморной плитой в церкви замка Рэкрент, начертав на ней крупно его возраст, место рожденья, имена родителей и многие иные достоинства и заключив весьма уместной похвалой, что «сэр Патрик Рэкрент жил и умер столпом старинного ирландского гостеприимства».

Сэр Конди Рэкрент, милостью божьей законный наследник замка Рэкрент, принадлежал к боковой ветви семейства. Не владея от роду никаким или почти никаким состоянием, он, как полагается, пошел по юридической части, в чем, с помощью влиятельных друзей и собственных недюжинных природных способностей, со временем непременно бы преуспел, достань у него терпения вынести зубрежку, и в кратчайший срок стал бы по меньшей мере королевским адвокатом; но господь судил иначе; на окружные сессии он выезжал всего раза два, не больше, и притом не имел успеха — из-за того, что не заплатил вступительного взноса, а говорить на людях он не умел. Образование он получил главным образом в Дублинском колледже [38]. Но до того жил у нас по соседству в небольшом доме, под шиферной, правда, крышей и с видом на дальний конец парковой аллеи. Помню, бегал он босиком и с непокрытой головой по улице О’Шоглина, играл в мяч или в камешки, или в другие игры с мальчишками, среди , которых он всегда выделял сына моего Джейсона. Что до меня, то я всегда питал к нему привязанность — бывало, зайду к его отцу, где мне издавна были рады, а уж он тут как тут, прибежит на кухню, усядется ко мне на колени и слушает, как я рассказываю про семейство и про его кровных предков, и про то, что если теперешний господин умрет, не оставив потомства, он может надеяться получить во владение замок Рэкрент вместе со всеми землями. Тогда-то я говорил все это просто так, чтобы позабавить дитя, но небу угодно было исполнить мое предсказание, что весьма подняло меня в его глазах. Как и все остальные, он ходил в нашу школу; сын мой там тоже учился и даже в том же классе и был немало ему полезен в ученье, о чем он потом с благодарностью вспоминал. Приобретя таким образом начатки своего образования, он обратился к верховой езде, каковому занятию был он предан всей душой; совсем еще мальчишкой, он, бывало, скакал по всей округе, опекаемый егерем сэра Кита, который очень к нему привязался: частенько давал ему пострелять из своего ружья и брал с собой на охоту. Таким-то способом он с юных лет перезнакомился со всеми бедняками в округе и приобрел всеобщую любовь — не было хижины, куда бы он вместе с егерем не заглядывал поутру выпить для здоровья кружку жженки, чтобы согреть сердце и выгнать холод из желудка. Старые люди ему говорили, что он как две капли воды похож на сэра Патрика; это и навело его на мечту во всем на него походить, насколько позволит ему его фортуна. Войдя в возраст, он от нас уехал и поступил в колледж, где к двадцати годам завершил свое ученье, ибо друзья его, зная, что состояния у него никакого, почли своим долгом дать ему наилучшее образование, какое только можно у нас получить, а потому и употребили на него немало денег и посылали его в колледж и в Темпл [39]. Жизнь в большом свете совсем не изменила его к худшему; когда он приехал нас навестить, он нам показался все тем же — со всеми на дружеской ноге, высокомерия нет и в помине, хоть и не лишен, как полагается, известной толики фамильной гордости. Потом, видя, как живут между собой сэр Кит и его еврейка, и понимая, что между ним и титулом не стоит никто, он перестал с прежним усердием заниматься законами; многие арендаторы и еще кое-кто потихоньку ссужали его деньгами под расписку с обещанием выгодной аренды и законных процентов в случае, если он получит наследство. Все это, конечно, держалось в превеликой тайне, ибо боялись, что тогдашний помещик, прослышав об этих делах, может забрать себе в голову выместить зло на бедняге Конди и навсегда лишить его наследства — обложит имение поборами и виндикациями или придумает еще что-нибудь, только чтоб передать имение кому-нибудь другому [40].

Сэр Мэртаг так бы, конечно, и поступил; но только сэр Кит слишком был занят волокитством, чтобы задуматься в этом случае о законах, — впрочем, он их и вообще-то не жаловал. Все это я упоминаю для того, чтобы объяснить положение его дел, — я имею в виду дела сэра Конди — после того, как он вступил во владение замком Рэкрент. В первый год он не мог воспользоваться ни пенсом из своего дохода, что и послужило — вместе с запущенными счетами, бесконечными приемами и многими другими обстоятельствами, каковые было бы слишком долго перечислять,— причиной его затруднений. Сын мой Джейсон, который уже утвердился в роли управляющего и разбирался в делах, как никто, объяснил все, как есть, сэру Конолли и заставил его понять свое стесненное положение. Список номинальных поступлений за аренду был длинный, да только все почти уходило на уплату процентов; а так как при таких порядках основной долг вскоре возрос вдвое, сэру Конди пришлось выдать новые векселя, чтобы уплатить по процентам, и так оно все шло и шло. Меж тем с сыном моим тоже надо было расплатиться за все его труды и заботы о делах семейства, которые все эти годы вел он безвозмездно, и сэр Конди, не желая брать ведение своих дел на себя и не желая даже о них думать, отдал моему сыну в аренду за весьма сходную плату несколько акров земли, которые как раз освободились. Как только документ был подписан, Джейсон роздал землю мелкоте и получил с них, после уплаты аренды, двести фунтов доходу в год; весьма скромное вознаграждение за многолетние труды на пользу семейству. Два года спустя он эту землю купил, когда сэру Конди из-за ареста, наложенного на имущество, срочно понадобились деньги, и при этом, понятное дело, были засчитаны все его затраты на хозяйственные усовершенствования. Был в поместье в то время охотничий домик, весьма удобно расположенный по отношению к участку Джейсона; он его как раз приглядывал, и был несколько недоволен сэром Конди, который завел речь о том, чтобы отдать его человеку новому, только что приехавшему в наши края, — звали его капитан Манигол. Он был сыном и наследником Маниголов из Джульеттиной горки, у которых в соседнем графстве было огромное поместье, а мой господин никак не хотел отказывать молодому джентльмену, который об этом домике так мечтал; вот он и написал ему в ответ, что домик, мол, в его распоряжении, а если он почтит его, сэра Конди, своим присутствием в замке Рэкрент, то они могут отправиться туда как-нибудь утром верхами, чтобы осмотреть его, прежде чем подписать договор об аренде. Что же, капитан приехал и так подружился с сэром Конди, что прямо водой не разольешь, — вместе ездят на охоту и травлю, и что ни ночь, вместе бражничают и веселятся. Сэр Конди, разумеется, был приглашен в Джульеттину горку, припомнили былую дружбу между домами, которая существовала во времена сэра Патрика, и сэр Конди туда зачастил и пропадал у них по три дня на неделе, никак не меньше, что меня весьма огорчало, ибо я-то от капитанского грума и лакея знал, как о нем в Джульеттиной горке отзываются, строят, как говорится, из него шута и посмешище для всей честной компании; только они от этого скоро отучились — тут вышел один случай, который их, да и меня вместе с ними, немало удивил. У горничной мисс Изабеллы, младшей дочери старого мистера Манигола, нашли записочку, которая все и открыла; отец ее, говорят, прямо как помешался, и клялся, и божился, что ему и в голову не приходило, когда он приглашал моего господина в дом, что дочь его может даже помыслить о таком браке. Только все эти разговоры ничего не значили, потому как, если верить горничной мисс Изабеллы, молодая госпожа по уши влюбилась в сэра Конди в тот самый раз, когда ее брат привез его к ним впервые обедать. Слуга, который стоял за креслом моего господина в тот день, первым, как он говорит, все заметил, хоть ему и трудно поверить, потому как рассказал он об этом лишь много позже; впрочем, как показало дальнейшее, возможно, он и не очень ошибался, ибо к середине обеда, как он говорит, зашел разговор о представлениях, — в Джульеттиной горке был свой театр, и все они в нем играли. А мисс Изабелла повернулась к моему господину и спрашивает: