Шимон Шехтер - Время, задержанное до выяснения

— …а вы, — медленно повторил Секретарь, — будете пока его заместителем.

Критик опустился на стул и должен был сделать над собой огромное усилие, чтобы Секретарь не догадался, до какой степени он поражен таким решением. А придя в себя, произнес:

— Простите, товарищ Секретарь, но Поточек пишет сейчас повесть, относительно которой…

— Вот как, — сказал Секретарь.

— Так точно, — не выдержал Критик.

А Секретарь, имевший обыкновение говорить очень медленно, продолжал:

— Мы надеемся, что его повесть окажется полезной для нашей партии.

Тем временем Юзеф, который уже не мог больше ждать Юзека, потому что кондитерскую закрывали, взял такси и поехал в Союз писателей на партсобрание.

Оно как раз начиналось, когда Юзеф вошел в зал. Он сел возле окна у стены и принялся размышлять о том, что сегодня сказал ему Юзек, как вдруг услышал свою фамилию.

— Товарищ Поточек, — держал речь за столом президиума Критик, — будет, по-моему (и я не ошибусь, если скажу, что и по мнению всех товарищей), самым подходящим среди нас кандидатом на пост первого секретаря нашей организации. Что касается меня, — продолжал с притворным сокрушением Критик, — то я отдаю себе отчет в том, что совершил много ошибок, за которые должен нести ответственность.

Пока он так говорил, Юзефу кто-то сунул сложенную вчетверо записку. Юзеф развернул ее и прочел: «Предложите тов. Критика вторым секретарем». Юзеф встал и попросил слова:

— Разрешите поблагодарить вас, — сказал он — за оказанную мне честь. Я постараюсь оправдать доверие нашей партии. И для того, чтобы я сумел справиться с поставленными передо мной задачами, прошу согласия товарища, — тут он обратился к Критику, — на избрание его вторым секретарем. Опыт товарища…

Он продолжал, но присутствующие заглушили его слова громкими аплодисментами, потому что им очень понравился благородный жест нового секретаря, который своему противнику — о чем все знали — предложил сотрудничество.

А маленький Юзек, который уже спал, вскрикнул сквозь сон, потому что увидел, как Критик пишет за Хенека домашнее сочинение.

Юзек прошмыгнул в класс, тихонечко закрыл за собой дверь и сел на последнюю парту. Законоучитель в это время как раз сморкался в большой клетчатый платок и не заметил появления Юзека. Он положил платок в карман и сказал:

— Я, наверно, от тебя заразился насморком, Гольдберг. У тебя вечно сопли текут, а я не могу себе отказать в удовольствии тебя облобызать. Мне все кажется, что ты девочка. Но сегодня никаких поцелуев, и не подходи ко мне, пятерку не заработаешь.

Так он сказал и опять стал сморкаться, а потом надел очки и начал что-то читать о Давиде и Голиафе. Юзек не слушал. Он глядел на класс и очень удивлялся, что столько ребят ходит на закон Божий. Прислушался он только тогда, когда учитель сказал, что Давид был еврейским царем, а Голиаф — филистимлянином.

«Когда Филистимлянин поднялся и стал подходить и приближаться навстречу Давиду, Давид поспешно побежал к строю навстречу Филистимлянину. И опустил Давид руку свою в сумку, и взял оттуда камень, и бросил из пращи, и поразил Филистимлянина в лоб, так что камень вонзился в лоб его, и он упал лицом на землю. Так одолел Давид Филистимлянина пращою и камнем, и поразил Филистимлянина и убил его; меча же не было в руках Давида».

Этот Давид, — подумал Юзек, — все равно что наш недоделанный Хенек. Хитрюга — вот и все. Слишком труслив, чтоб мечом сражаться.

Что было дальше, Юзек уже не слушал. Он вынул последнюю булку с ветчиной, нагнулся, чтобы его не было видно, и принялся за еду, но тут учитель его заметил, потому что пенал упал на пол и наделал шуму.

— А ты кто такой, милашка? — спросил учитель. — Как тебя зовут и откуда ты взялся?

— Гиршфельд, пан учитель, Юзек Гиршфельд, — пробормотал Юзек.

— Гиршфельд? Подожди, подожди, — и учитель стал искать что-то в записной книжке. — Ага, вот он ты. Захочет сена коза — будет у воза, а? Пришла? А где же до сих пор резвилась?

— Ну, во-первых, у меня голова болела, а, во-вторых, я вообще болел, — бормотал Юзек.

— Больная головка — знакомая уловка, а? Подойди ко мне, прекрасная Эсфирь.

Почему учитель называет его Эсфирью, Юзек не знал, но он встал из-за парты, а весь класс смеялся.

— …Подойди-ка, дай я тебя облобызаю, царевна.

Юзек остановился между партами. Сказал, что у него грипп и кашель тоже, и вернулся на свое место. Он не любил, когда взрослые его целуют. Учитель встал из-за стола и собрался пойти за Юзеком, но зазвонил звонок на переменку, ребята повскакали с мест и загородили проход, а Юзек, сидевший ближе всех к двери, выбежал в коридор и с разгона налетел на отца.

— А, это ты, папка. Здравствуй.

— Это я, паршивец. Ну и как, был закон Божий?

— Нет, не было. Я же говорил, что учитель болен.

И Юзек, заговорщически подмигнув Гольдбергу, сказал:

— …Мой папка пришел, хочет повидаться с законоучителем. Я ему говорил, что учитель болеет, и закона Божьего нет, но он мне не верит. Скажи, что я не вру.

Гольдберг вежливо поклонился старшему Гиршфельду и утвердительно кивнул головой, что должно было означать: да, Юзек правду говорит. И они все вместе, втроем, стали проталкиваться к выходу. Возле самой раздевалки, когда Юзек был уже уверен, что отец назад не возвратится, он свернул с Гольдбергом под лестницу и, крикнув отцу, что у них сегодня еще дополнительный урок гимнастики, исчез.

— Я тебя повсюду ищу, — сказал Критик и подошел к Юзеку. — Пойдем, я тебе мороженым угощу и расскажу кое-что.

— Мне сейчас не до мороженого. Я… — Юзек попытался удрать, но Критик крепко держал его за руку.

— Погоди, мне с тобой поговорить надо. Скажи, ты очень любишь Юзефа?

Юзек молчал.

— Молчишь, значит, любишь. Я так и думал. Но если ты его действительно любишь, то тебе следует понять, что ваши слишком частые встречи не способствуют творческой деятельности твоего друга. Тебе, вероятно, уже известно, что его удостоили большой чести, он стал секретарем и… как бы тебе это объяснить? Видишь ли, не только у детей бывает будущее, у взрослых тоже, а поскольку судьба не каждого одаряет щедрой рукой, то ты, как друг Юзефа, не должен лишать его открывшихся перед ним возможностей. Надеюсь, ты меня понимаешь?

Юзек молчал.

— Молчишь, значит, понимаешь и согласен со мной. Очень рад. Тебе пора подумать и о себе. Самое время. Ты в четвертом классе, учебный год подходит к концу, и через несколько месяцев ты будешь сдавать экзамены в гимназию. От этого зависит твое будущее. Тебе придется поднажать и как следует взяться, например, за арифметику, с которой ты не в ладах. Сочинение повести надо пока отложить, встречи с Юзефом — тоже, ага… вспомнил… я оставил вашу рукопись на столе в кухне, как бы она не затерялась…