Стэн Барстоу - Святая ночь [Сборник повестей и рассказов зарубежных писателей]

Виктор».

После заключения перемирия я демобилизовался и, став штатским, чуть ли не первым делом попытался разыскать Виктора, написав ему в Шропшир. Я получил вежливый ответ от племянника. Поместье и дом перешли к нему. Виктора ранило, но не тяжело. Он уехал из Англии и обосновался где-то на континенте, то ли в Италии, то ли в Испании, племянник затруднялся назвать точный адрес. Но он полагал, что возвращаться дядя не собирается. Он обещал дать мне знать, если Виктор напишет ему. Второго письма я так и не получил. Вскорости я решил, что мне не нравится послевоенный Лондон и населяющие его люди. Я продал дом и уплыл в Америку.

Прошло чуть ли не двадцать лет, прежде чем я вновь увидел Виктора.

Нас свел не случай. В этом я убежден. Такие встречи предопределены заранее. У меня есть теория, что жизнь человека можно представить в виде колоды карт и те, с кем мы сталкиваемся, а иногда и любим, тасуются вместе с нами. При сдаче мы оказываемся вместе, в одной руке. И рука эта принадлежит судьбе. Играется партия, нас сбрасывают и тасуют вновь. События, приведшие меня в Европу в возрасте пятидесяти пяти лет, за два или три года до второй мировой войны, не имеют отношения к этой истории. Но случилось так, что я еще раз пересек океан.

Я летел из одной столицы в другую — названия не столь уж важны, — и самолет из-за неисправности совершил вынужденную посадку — к счастью, обошлось без жертв — в забытой богом горной стране. Два дня экипаж и пассажиры, в том числе и я, были отрезаны от внешнего мира. Мы сидели в полуразбитом самолете и ждали помощи. Наша катастрофа на несколько дней даже вытеснила с первых полос крупнейших газет мира сообщения о все ухудшавшейся политической ситуации в Европе.

Не скажу, что на нашу долю выпали непереносимые лишения. Сорок восемь часов — небольшой срок. Женщин и детей среди пассажиров не было, и мы, мужчины, спокойно ждали спасателей. Мы не сомневались, что найдут нас достаточно быстро. Радиосвязь с самолетом поддерживалась до самой посадки, и радист передал наши координаты. Нам оставалось лишь набраться терпения да думать о том, как бы не замерзнуть.

Лично я уже закончил в Европе все дела, а в Штатах еще не пустил столь глубокие корни, чтобы поверить, что меня там ждут, поэтому неожиданное приземление в горах, страстно любимых мною много лет тому назад, в немалой степени потрясло меня. Я успел привыкнуть к городской жизни, стал рабом комфорта. Быстрый пульс американской действительности, скорости, живость, захватывающая дух, бьющая через край энергия Нового Света, действуя воедино, заставили забыть об узах, связывающих меня со Старым.

И вот, оказавшись среди великолепия гор, я понял, чего мне не хватало все эти годы. Исчезли мои собратья по несчастью, серый фюзеляж покореженного самолета, инородное тело среди девственной красоты природы, поседевшие волосы и лишние килограммы веса, груз пятидесяти пяти прожитых лет. Я снова стал юношей, полным надежд, жаждущим приключений, ищущим ответ на вечный вопрос. И ответ, естественно, был здесь, за теми вершинами. Я стоял у самолета в городском костюме, а горная лихорадка пенила мою кровь.

Не хотелось видеть полные тревоги лица пассажиров, вспоминать напрасно прожитые годы. Чего бы я не отдал, чтобы вновь стать молодым, мальчишкой, и, не задумываясь ни о чем, штурмовать сверкающие пики. Я знал, что чувствует человек, поднявшийся на вершину. У воздуха там особый вкус, тишина не такая, как внизу. Сверкает на солнце лед, обжигают лучи, а сердце буквально останавливается, когда нога на мгновение соскальзывает с крошечного выступа и рука впивается в страховочную веревку.

Я не отрывал глаз от любимых гор и чувствовал себя предателем. Я продал их за комфорт, легкую жизнь, благополучие. И я сказал себе, что искуплю вину после того, как нас найдут. С возвращением в Штаты я мог не спешить. И решил провести отпуск в Европе, посвятив его горам. Купить соответствующую одежду, снаряжение, подготовиться к восхождению. Приняв решение, я ощутил безотчетную радость, у меня сразу полегчало на душе. Остальное уже не имело никакого значения. Я вернулся к пассажирам, укрывшимся в самолете, и смеялся и шутил до прихода спасателей.

Они добрались до нас на второй день. Мы почувствовали себя куда уверенней, увидев на заре самолет, кружащий над нами на высоте многих сотен футов. А вскорости появились и горцы, грубоватые на вид, но несказанно обрадовавшие нас своим приходом. Они принесли одежду, еду и очень удивлялись — они сами в этом признались, — что нам понадобилось и то и другое. Они-то думали, что не найдут нас живыми.

Горцы помогли нам спуститься в долину, куда мы попали на следующий день. Ночь мы провели на северном склоне горного хребта, который от самолета казался далеким и неприступным. На рассвете мы снова тронулись в путь, ярко светило солнце, долина лежала прямо под нами. На востоке горы громоздились все выше, один или, возможно, два пика сверкали снежными шапками, вдавленные в синее небо словно костяшки сжатой в кулак руки.

Как только мы начали спуск, я обратился к руководителю спасателей:

— Я увлекался альпинизмом, когда был помоложе. Но я совсем не знаю вашей страны. Сюда часто заглядывают альпинисты?

Тот покачал головой. Ответил, что там очень сложные условия. Он и его помощники приехали издалека. Жители долины невежественны. Иностранцы и туристы бывают здесь очень редко. И если меня интересуют горные восхождения, он может помочь подобрать хороший маршрут, хотя близко зима и сезон практически закончен.

Я все смотрел на восточный хребет, далекий и прекрасный.

— Как называют тот двойной пик на востоке?

— Монте Верита, — ответил спасатель.

Вот тут я понял, что привело меня в Европу…

С моими товарищами по несчастью я расстался в маленьком городке в двадцати милях от места вынужденной посадки самолета. Автобусы доставили их к ближайшей железнодорожной станции, а оттуда они отбыли в цивилизованный мир. Я остался в городке. Снял номер в крохотной гостинице, перенес туда багаж. Купил крепкие башмаки, брюки из толстой кожи, куртку, пару теплых рубах. А затем отправился в горы.

Как и говорил мне горец, сезон восхождений уже закончился. Но меня это совершенно не волновало. Пусть я был один, но меня окружала красота гор. Я уже забыл их целительное спокойствие. Тело мое наливалось прежней силой, холодный воздух наполнял легкие. В пятьдесят пять лет я только что не кричал от восторга. Исчезли суета и напряжение, тревоги, будоражащие мир, яркие огни и терпкие запахи городов. Только сумасшедший мог так долго нести на себе такое бремя.

В таком настроении я пришел в долину у восточного склона Монте Верита. Она практически не изменилась, во всяком случае, увиденное мной полностью совпало с описанием Виктора. Маленький городок, мрачные, замкнутые люди. Нашел я и харчевню, едва ли кто решился бы назвать ее гостиницей, где надеялся переночевать.