Стэн Барстоу - Святая ночь [Сборник повестей и рассказов зарубежных писателей]

— Давно уже это было, — начал он, подперев голову ладонями, — очень давно. Лет сорок. Я был тогда молод и страдал от жизни, как от флюса. И вот, когда я однажды в полдень сидел на зеленой парковой скамейке, расстроенный и огорченный, ко мне подсел старичок и как бы между прочим сказал:

— Значит, так. Мы все обдумали. Даем тебе три желания. — Я уставился в свою газету, делая вид, что ничего не слышу.

— Можешь пожелать, чего угодно, — продолжал он, — самую прекрасную женщину, или громадные деньги, или по-королевски пышные усы — дело твое. Но будь, наконец, счастлив! Твое недовольство жизнью нас просто бесит!

Он был похож на деда-мороза в цивильном. Окладистая белая борода, красные щечки-яблочки, брови — будто из елочной ваты. Может, он был чересчур добродушен на вид. Рассмотрев его как следует, я снова уставился в газету.

— И хотя нас абсолютно не касается, как ты поступишь со своими тремя желаниями, — сказал он, — не будет ошибкой хорошенько подумать, что и когда себе пожелать. Ибо три желания это не четыре и не пять, а три. И если ты и после всего останешься таким же завистливым и недовольным, мы ни тебе, ни себе помочь больше не сможем.

Не знаю, можете ли вы поставить себя на мое место. Я сидел на скамейке, негодуя на бога и мироздание. Где-то вдалеке перезванивались трамваи. Почетный караул, с трубами и барабанами, маршировал перед дворцом. А рядом со мной сидел этот старый болтун!

— И вы пришли в бешенство?

— Да. На душе у меня было как в котле, который вот-вот лопнет.

И когда он вновь открыл было свой старческий ротик, я, дрожа от ярости, выдавил из себя: «Чтобы вы, старый осел, перестали мне „тыкать“, я выскажу сейчас свое первое и острейшее желание — убирайтесь-ка вы ко всем чертям!» Это было не очень-то вежливо с моей стороны, но я просто не мог иначе. Не то меня бы разорвало.

— И что же?

— Что — «что же»?

— Он — исчез?

— Ах, это! Конечно, исчез! Как корова языком слизала. В ту же секунду. Растворился, превратился в ничто. Мне просто дурно сделалось от страха. Похоже, эта история с желаниями — не обман! И первое желание уже исполнилось! Боже милостивый! И если оно исполнилось, то этот добрый, милый, любезный дедушка, кем бы он ни был, не просто исчез и не просто удалился с моей скамейки, нет — он попал черту в лапы! «Да не чуди ты, — сказал я сам себе, — никакого ада не существует, как нет никаких чертей». Но три желания — они разве есть? И несмотря ни на что старик, как только я этого пожелал, исчез… Меня бросало из холода в жар. Колени дрожали. Как быть? Надо старика вернуть, есть ад или нет. Это я просто обязан сделать для него. И на это я должен истратить второе желание, второе из трех, — о, я осел! Или оставить его там, где он был? С его красивыми красными щечками-яблочками? Эти яблочки там испекутся, подумал я с ужасом. Выбора уже не оставалось. Я закрыл глаза и испуганно прошептал: «Хочу, чтобы старик снова сидел рядом со мной!» Знаете, я долгие годы, даже засыпая, ругал себя последними словами, что так вот, ни за что ни про что прошляпил свое второе желание, но тогда я не нашел другого выхода. Да его и не было…

— И что?

— Что — «что»?

— Он явился?

— Ах, это! Конечно, немедленно! В ту же секунду. Сидел рядом со мной, будто я никогда не велел ему исчезнуть. То есть вообще-то было заметно, что он… что он где-то побывал, где черти водятся, вернее сказать, где очень жарко. Да-а. Его кустистые белые брови немножко подгорели. И красивая окладистая борода тоже. Особенно по краям. Он смотрел на меня с упреком. Потом достал из кармана щеточку, причесал бороду и брови и сказал обиженно: «Послушайте, молодой человек, это было не очень-то мило с вашей стороны». В ответ я пробормотал какие-то извинения. Как мне, мол, жаль. И что в три желания я сначала не поверил. И что я, как-никак, постарался исправить свою промашку. «Это верно, — сказал он, — самое было время». Тут он улыбнулся. Улыбнулся так дружелюбно, что я чуть не прослезился. «Теперь у вас осталось лишь одно желание, — сказал он, — третье. С ним, я надеюсь, вы не поступите столь неосторожно. Обещаете мне?» Я кивнул и сглотнул слюну. «Да, — ответил я чуть погодя, — но при одном условии: если вы опять перейдете со мной на „ты“». Он опять улыбнулся. «Хорошо, мой мальчик, — сказал он, подавая мне руку, — будь счастлив. И не будь слишком несчастлив. Не забывай о третьем желании». «Обещаю вам это», — ответил я торжественно. Но его уже не было рядом. Как ветром сдуло.

— И что?

— Что — «что»?

— С тех пор вы счастливы?

— Ах, это! Счастлив?

Мой сосед встал, взял шляпу и пальто с вешалки, посмотрел на меня своими блестящими глазами и сказал:

— К последнему желанию я не прикасался сорок лет. Иногда я был уже близок к этому. Но нет. Желания хороши до тех пор, пока они не исполнились. Желаю вам всех благ…

Я смотрел в окно, как он переходил улицу. Вокруг него плясали в хороводе снежинки. И он совершенно забыл сказать мне, счастлив ли он по крайней мере. Или он поступил так нарочно? Это ведь тоже не исключено…

Перевод Р. Рыбкина

аместитель директора банка Йенссон открыл снаружи дверь роскошного лифта и нежно подтолкнул вперед грациозное создание, от которого пахло пудрой и мехами. В лифте они опустились на мягкое сиденье, тесно прижавшись друг к другу, и лифт пошел вниз. Маленькая женщина потянулась к Йенссону полуоткрытыми губами, источавшими запах вина, и они поцеловались. Они только что поужинали на открытой террасе отеля, под звездами, и теперь собрались развлечься.

— Как чудесно было наверху, любимый, — прошептала она. — Так поэтично сидеть там с тобой, будто мы парим высоко-высоко, среди звезд. Только там начинаешь понимать, что такое любовь. Ты ведь любишь меня, правда?

Заместитель директора банка ответил поцелуем еще более долгим, чем первый. Лифт опускался.

— Как хорошо, что ты пришла, моя маленькая, — сказал он, — я уже места себе не находил.

— Да, но если бы ты знал, какой он был несносный! Как только я начала приводить себя в порядок, он спросил меня, куда я иду. «Туда, куда считаю нужным», — ответила я. Ведь как-никак я не арестантка. Тогда он сел и вытаращился на меня и таращился все время, пока я одевалась, надевала мое новое бежевое платье, как, по-твоему, оно мне идет? Что вообще идет мне больше, может, все-таки розовое?

— Тебе все идет, любимая, — восторженно ответил заместитель директора банка, — но такой ослепительной, как сегодня, я еще не видел тебя никогда.