Кендейс Деннинг - Мечты и жизнь Сары Бродерхауз

— Возможно, мне надо бы почаще слушать оперную музыку, — сказала Сара, — но мне всегда казалось, что оперные певцы насилуют себя.

— Порою, слушая Вагнера, я трепещу от восторга, — сказал мужчина, закрыв глаза.

«Он трепещет, слушая Вагнера», — опять мысленно доложила она Лауре.

Они выпили чаю и послушали музыку. Когда музыка кончилась, она сказала:

— Спасибо вам за то, что вы позволили мне послушать ваши пластинки.

— Вы вообще-то чем занимаетесь? — спросил он.

— Я — фотокорреспондентка, — сказала она. — Но в настоящее время работаю официанткой.

— Где же ваш фотоаппарат? — спросил он.

— Не взяла с собой, — сказала она. — Я путешествовала на мотоцикле и для камеры не нашлось места.

— Там, где вы работаете, есть вегетарианские блюда? — спросил он.

— У нас только рыба, — сказала она, вставая.

— Завтра приду к вам обедать. Меня зовут Тимоти.

— Завтра у меня выходной, — сказала Сара. Она посмотрела на телефон, стоявший на полу, провела взглядом по проводу, тянувшемуся по плинтусу к степной розетке. Особенно внимательно рассмотрела то место, где провод входит в розетку. — Хотите завтра вечером пообедать у меня дома? — спросила она. Лаура бы никогда не пригласила такого человека к себе на обед.

— Милочка, — прошептала старуха, приоткрыв французские двери, когда Сара вышла из квартиры номер «один». — Вы не собираетесь случайно в аптеку? Мне нужно кое-что купить, а он не сможет.

Сара вошла в стариковскую квартиру. От женщины пахло чем-то затхлым и еще лавандой.

— Эллис! — крикнул старик из другой комнаты. — Что ты там делаешь, Эллис?

— Попросите аптекаря дать мне лекарство вот по этому рецепту, — сказала старуха торопливо. Старик медленно приковылял в комнату.

— Подожди-ка, — сказал он жене.

— У меня боли, — сказала Эллис.

— Я же тебе говорил, что позднее схожу в аптеку и все возьму. Не обращайте на нее внимания, — сказал он Саре. — Послушайте, что я вам хочу сказать, больше тут в доме скандалов не будет. Я приказал тем людям, чтобы они выметались прочь.

— Что теперь с ними будет? — спросила Сара. — Куда им податься?

— Я так подозреваю, что они вернутся в Джорджию, — сказал он. — Вот так — думаешь, что знаешь, кому сдал жилье, а ни черта ты про них не знаешь.

Саре представилось, как они в старом «бьюике» катят на юг, заднее сиденье забито шмотками и поверх всей кучи — настольная лампа.

Сара вышла из дома на улицу. Ей нужно было в бакалею. Она шла по тротуару и остановилась перед домом, выкрашенным желтой краской. Во дворе кот подкрадывался к птичке. Сара хлопнула в ладоши, птичка улетела. Кот наступил на цветок.

Прямо напротив стояла церквушка. Хотя она была обсажена деревьями, вид у нее был предельно унылый. Саре не хотелось заходить в церковь, но она перешла улицу и вошла. Как ребенок, она заставила себя сесть пряменько, не горбясь, на твердую скамью и внимательно слушать органную музыку. Она увидела изображение Христа в витражном окне. Бледный и невыразительный, с белым ягненком на руках. Грязные мысли запрыгали в голове Сары. Она слямзила пятнадцать центов с тарелки для подаяний. Теперь ей захотелось побыстрей убраться из церкви. Но тут же она почувствовала, что должна запомнить это место — стол, густо заставленный свечками, столб солнечного света, бьющий через высокое окно, увядшие цветы в кувшине на полу рядом с алтарем. И, запомнив, выскочила на улицу, на простор и чистый воздух. Она шла в бакалейный магазин. Она решила привести свою жизнь в порядок. Порядок виделся ей в форме яйца…

Тимоти уже сидел у нее в комнате на полу в позе «лотос», когда кто-то постучал в дверь.

— Это, должно быть, Верн, — сказала она и открыла дверь.

Чистенький, тщедушный человечек, работавший посудомоем в «Рыбном доме», вручил ей цветы. На нем была белоснежная сорочка, не застегнутая на верхнюю пуговку, и виднелась золотая цепочка на шее.

— «В любви томленьях жажду жить, — продекламировал он. — Любви оковы волочить, ключ от оков с тобой делить — все слаще, чем свободным быть».

— Изумительно, Верн! — сказала Сара.

Верн потрогал свою брюнетистую шевелюру. Это был парик.

— Я хочу, чтобы ты познакомился с Тимоти, — сказала она, отворяя дверь пошире.

И в то же время чувствовала, что эти люди и эта квартира не имеют к ней никакого отношения.

— Прошу прощения, — сказал Верн.

— Как дела, Верн? — сказал Тимоти, не вставая с пола.

— А я думал, что буду единственным гостем, — сказал Верн. Он оставался за порогом на лестничной площадке.

— Понимаешь, все произошло в последнюю минуту, — сказала Сара. — Тимоти только что переехал в квартиру на первом этаже, — она попыталась взять Верна за руку, но он отступил, не сводя с нее глаз.

— Красивые девки — все на один лад, — зло отчеканил он, — говорят одно, думают другое. — И пошел вниз по лестнице.

— Я все тебе по-честному сказала! — крикнула Сара вдогонку. Она услышала, как открылась и тихо закрылась парадная дверь.

— Что вы ему обещали?

— Я пригласила его на обед по случаю его дня рождения, — сказала Сара.

Ома захлопнула комнатную дверь и прислонилась к ней спиной.

— Тогда не надо было меня звать, — сказал Тимоти.

— Я не собиралась заводить с ним роман, — сказала она. — Но, когда увидела, что сильно ему нравлюсь, подумала, что надо бы как-то оказать парню внимание.

— Вы оказываете внимание каждому парню, которому нравитесь? — спросил Тимоти.

— А вы разве не так поступаете с девушками? — спросила она.

— Он влюблен в вас, — сказал Тимоти, — и никогда вам этого случая не простит.

Воскресным утром ресторан был полон. Посетители приходили семьями и жевали блины с рыбой за столами, покрытыми белыми бумажными скатертями. Девушка и мать переговаривались пронзительными голосами. Сара подошла к мужчине, сидевшему в одиночестве у окна за столиком на двоих. Сидел он очень прямо, в строгом костюме, и смотрел в окно.

— Доброе утро, — сказала Сара.

Он посмотрел на нее.

— Сестрица, — сказал он, прижав руку к сердцу, — притащи-ка мне томатного сока и кофейку.

— Если у вас похмелье, рекомендую яичницу-болтушку и тосты, — сказала она. Она разглядывала блестящие нити в ткани его пиджака.

— Ладно, давай так.

Это был самый красивый мужчина из всех, виденных ею. Но он был однорукий.

— Яичницу-болтушку из двух яиц пожиже! — крикнула она поварихе, готовящей завтраки.

Марта фыркнула.

— Какая получится, такую и возьмешь, — сказала она.

— Почему ты иногда бываешь противная? — сказала Сара. Она вложила в тостер два куска хлеба и протолкнула их поглубже.

— А я тебе скажу почему, — сказала Марта в нос. Груди ее колыхались, когда она работала. — Весь мир — довольно противное местечко. — Она швырнула тарелку на стойку под инфракрасные лампы.