Александр Дюма - Дюма. Том 46. Сесиль. Амори. Фернанда

— Отступает передо мной, сударь! — изумленно произнес Амори. — Передо мной! И кто-то мог подумать!..

— А что тут удивительного!

— И вы говорите, что он отступает передо мной?

— Да, если только вы не заявите официально, что не имеете никаких видов на ее руку.

— Сударь, — произнес Амори, делая над собой заметное усилие, — я знаю, что мне делать, положитесь на меня. Я человек быстрых решений, и уже до вечера вы узнаете, что я достоин вашего доверия и следую вашему совету, который, как я понимаю, вы мне даете.

И Амори, поклонившись г-ну де Менжи, собрался уйти.

— Как, Амори, — остановил его г-н де Менжи, — вы уходите, ничего не сказав Филиппу?

— Да, действительно, — промолвил Амори, — я должен извиниться перед ним.

— Подойдите, господин Овре, — сказал граф.

— Мой дорогой Филипп, — заговорил Амори, — теперь, когда вы стреляли в меня или, по крайней мере, в мою сторону, я могу вам сказать, что от всего сердца сожалею о том, что обидел вас.

— Друг мой, — вскричал Филипп, пожимая руку Амори, — видит Бог, я не хотел тебя убивать, я попал в шляпу твоего секунданта и очень сожалею о своей оплошности.

— В добрый час, — обрадовался г-н де Менжи, — мне очень нравится, когда вы так разговариваете друг с другом. Теперь пожмите друг другу руки, и пусть все хорошо кончится.

Молодые люди, улыбаясь, обменялись крепким рукопожатием.

— Сударь, — сказал Амори, — вы, кажется, хотели поговорить с Филиппом. Я ухожу и выполню то, что я решил.

Он поклонился и медленно удалился, как человек, чувствующий серьезность поступка, который собирается совершить. Он коротко поблагодарил Альбера, вскочил на лошадь и умчался галопом.

— Теперь мы одни, господин Филипп, — начал граф, — и я могу вам признаться, что господин де Леовиль был прав, упрекая вас в том, что ваши ухаживания компрометируют Антуанетту. Еще одна такая история — и я не знаю, сумеет ли Антуанетта с ее красотой и богатством когда-нибудь выйти замуж.

— Сударь, — сказал Филипп, — я только что признал свою неправоту и могу это повторить. Но я знаю, как исправить мою вину. Я человек медленных решений, но, если я принял решение, ничто не изменит его. Господин граф, имею честь откланяться.

— Но что вы собираетесь делать, Филипп? — спросил г-н де Менжи, опасаясь, что под важным видом Филиппа кроется новая глупость.

— Вы будете довольны мной, сударь. Вот все, что я могу вам сказать, — ответил Филипп.

И, низко поклонившись, он тоже ушел, оставив г-на де Менжи в глубоком изумлении.

— Дорогой друг, — обратился Филипп к своему секунданту, — мне очень нужен фиакр для довольно дальней поездки. Не могли бы вы простереть вашу преданность вплоть до того, чтобы дойти пешком до заставы Этуаль, где вы сядете в омнибус.

— Послушайте, сударь, — произнес Альбер, все еще державший в руке пистолет Амори, — неужели вы уедете, не позволив мне сделать ответный выстрел?

— Ах, действительно… — пробормотал Филипп, — я совсем забыл… Если бы измерили расстояние, где мы…

— Ни к чему, — ответил Альбер, — и так хорошо, как вы стоите, только не двигайтесь.

Филипп встал как вкопанный, глядя на Альбера, целящегося в него.

— Что вы делаете? — в один голос закричали поверенный и г-н де Менжи, бросаясь к Альберу.

Но не успели они сделать и четырех шагов, как прозвучал выстрел, и шляпа Филиппа покатилась по траве, простреленная в том самом месте, где Филипп сделал дыру на шляпе Альбера.

— Теперь, господин Овре, — засмеялся молодой человек, — вы можете идти по своим делам, мы квиты.

Филипп не заставил себя просить дважды, подобрал шляпу, бросился в фиакр, тихо сказал кучеру несколько слов и уехал в направлении Булони.

Альбер подошел к поверенному и предложил ему сигару и место в своем тильбюри.

Тот согласился принять и первое и второе. Вежливо поклонившись графу, взяв друг друга под руку, они направились к другому концу аллеи, где стоял экипаж.

— Да простит меня Бог, — сказал г-н де Менжи, направляясь к своей карете, — но мне кажется, что поколение, идущее нам на смену, просто-напросто сборище сумасшедших.

Через час, то есть в половине одиннадцатого, Амори верхом приехал в Виль-д’Авре к дому г-на д’Авриньи. Он ехал очень быстро, несомненно опасаясь, что при меньшей скорости его решимость выполнить задуманное по дороге улетучится.

В это время экипаж Антуанетты тоже подъезжал к крыльцу.

Девушка, узнав Амори в человеке, протягивающем ей руку, не могла удержать радостного восклицания, и яркий румянец заменил бледность на ее щеках.

— Амори, это вы! Это вы! Но, Боже мой, как вы бледны! Вы не ранены?

— Нет, Антуанетта, успокойтесь, — сказал Амори, — ни я, ни Филипп…

Антуанетта не дала ему закончить:

— Но почему у вас такой мрачный и озабоченный вид, откуда вы явились и что это значит?

— Я должен сделать господину д’Авриньи важное сообщение.

— Я тоже, — сказала Антуанетта, вздыхая.

Они молча поднялись по ступенькам крыльца вслед за Жозефом и вошли в комнату, где их ждал г-н д’Авриньи.

Когда они оказались перед ним, старик поцеловал Антуанетту в лоб и протянул руку Амори. Он показался им настолько изменившимся, исхудавшим и неузнаваемым, что они на мгновение остановились от удивления и обменялись взглядом, в котором читалось их тайное опасение. Но насколько они чувствовали себя взволнованными и расстроенными, настолько же г-н д’Авриньи казался спокойным.

Они оставались жить и были грустны, он умирал и был радостен.

— Вот и вы, мои дорогие дети, — сказал он племяннице и воспитаннику, — я вас ждал с большим нетерпением. Я счастлив видеть вас и с большим удовольствием посвящаю вам весь этот день.

Я вас очень люблю, потому что вы оба молодые, красивые и добрые.

Но что случилось? Ваши лица озабочены. Не потому ли, что ваш старый отец уходит?

— О, мы надеемся еще долго встречаться с вами! — воскликнул Амори, забыв, что он разговаривал с человеком, отличающимся от всех других людей. Затем он добавил: — Я хочу поговорить с вами о важных вещах, и мне кажется, что Антуанетта тоже желает подобной беседы с вами.

— Ну что ж, я к вашим услугам, друзья мои, — сказал г-н д’Авриньи, и оживление на его лице сменилось заинтересованностью и вниманием. — Садитесь рядом со мной. Антуанетта, садись в это кресло, а ты, Амори, на этот стул.

Дайте мне ваши руки, нам хорошо вместе, не правда ли?

Погода сегодня прекрасная, небо чистое, а напротив мы видим могилу Мадлен.

Амори и Антуанетта посмотрели на эту могилу и, казалось, набирались решимости, глядя на нее. Однако они молчали.

— Итак, — продолжал г-н д’Авриньи, — каждый из вас хочет мне что-то сказать. Я к вашим услугам, я вас слушаю, Говорите первая, Антуанетта.