Александр Дюма - Дюма. Том 45. Жорж. Корсиканские братья. Габриел Ламбер. Метр Адам из Калабрии

— Да, но этот брак меня поставил бы… этот брак мне позволил бы прекратить рискованные спекуляции; молодой человек, притом родившийся с аристократическими вкусами, никогда не бывает достаточно богат. А потом, я играю на бирже; правда, мне везет, в прошлом месяце я выиграл более тридцати тысяч франков.

— С чем вас и поздравляю, сударь. До завтра.

— Подождите-ка… мне кажется, позвонили!

— Да.

— Сюда идут.

— Да.

Вошел слуга.

Впервые я увидел, как глаза барона неподвижно остановились на человеке.

— Ну и?.. — спросил он, не дав времени произнести ни слова слуге.

— Господин барон, — сказал слуга, — господин граф де Макарти справляется о вашем здоровье.

— Лично?

— Нет, он прислал своего камердинера.

— А, — произнес больной, — и что вы ответили?

— Что господин барон был тяжело ранен, но доктор отвечает за его жизнь.

— Это правда, доктор, что вы отвечаете за меня?

— Ну да, тысяча раз да, — ответил я, — если только вы не совершите еще какой-нибудь неосторожности.

— О, на этот счет будьте спокойны. Скажите мне, доктор, если господин граф де Макарти прислал осведомиться о моем здоровье, это доказывает, что он не верит злословию господина Оливье, не правда ли?

— Несомненно.

— Хорошо, тогда лечите меня поскорее, и вы будете на моей свадьбе.

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы достичь этой цели.

Откланявшись, я вышел.

Выйдя на улицу, я вздохнул свободнее. Удивительное дело, этот человек вызывал у меня непонятную брезгливость, похожую на отвращение, испытываемое при виде паука или жабы. Мне не терпелось дождаться, когда он окажется вне опасности, и прекратить с ним всякие отношения.

На следующий день я пришел к нему, как и обещал; рана была в прекрасном состоянии.

Раны, полученные в результате ударов шпагой, имеют такое свойство — они либо приводят сразу к смерти, либо быстро заживают.

Рана г-на де Фаверна шла к полному излечению.

Неделю спустя он был вне опасности.

Согласно данному самому себе обещанию, я объявил больному, что мои визиты ему больше не нужны и со следующего дня они будут прекращены.

Он настаивал, чтобы я приходил еще, но я принял твердое решение и держался его.

— Во всяком случае, — сказал выздоравливающий, — вы не откажете лично принести мне портфель, который я вам вручил: он имеет для меня слишком большую ценность, чтобы доверить его слуге; я рассчитываю на эту последнюю любезность с вашей стороны.

Я пообещал это сделать.

И на следующий день я действительно принес портфель. Господин де Фаверн усадил меня возле своей кровати и, весело поигрывая портфелем, открыл его. В нем было примерно шестьдесят банковских билетов, большинство по тысяче франков. Барон вытащил две или три банкноты и, забавляясь, скомкал их в руке.

Я встал.

— Доктор, — начал он, — не удивляет ли вас, как и меня, одно обстоятельство?

— Какое? — спросил я.

— Что некоторые люди осмеливаются подделывать банковские билеты?

— Очень удивляет, это трусливо и гнусно.

— Гнусно, возможно, но не так уж трусливо. Знаете, надо иметь очень твердую руку, чтобы написать эти две короткие строчки:

"Подделка банковского билета карается по закону смертной казнью".

— Да, конечно, но это преступление требует особой смелости. Тот, кто в уголке леса поджидает человека, чтобы его убить, почти так же храбр, как и солдат, идущий на штурм или захватывающий батарею, но, тем не менее, одного награждают, а другого посылают на эшафот.

— На эшафот!.. Я понимаю, когда посылают на эшафот убийцу, но гильотинировать человека за то, что он изготовил фальшивые банкноты, не находите ли вы, доктор, что это жестоко?

Барон произнес эти слова с таким беспокойством в голосе и так сильно изменившись в лице, что я был поражен.

— Вы правы, — сказал я ему, — и из верных источников мне известно, что это наказание предполагают смягчить и ограничиться галерами.

— Вам это известно, доктор? — живо воскликнул он. — Точно известно?.. Вы уверены?

— Я слышал, что это говорил как раз тот, от кого такое предложение вскоре поступит.

— Так это король. В самом деле, правда, вы же дежурный врач короля. Ах! Король сказал это! И когда это предложение должно быть сделано?

— Не знаю.

— Узнайте, доктор, прошу вас, меня это интересует.

— Вас это интересует? — спросил я с удивлением.

— Конечно. Разве не интересно любому стороннику гуманных мер узнать, что такой суровый закон упразднен?

— Он не упраздняется, сударь, просто смертную казнь заменят галеры. Вам это кажется большим улучшением судьбы виновных?

— Нет, конечно, нет! — смущенно подхватил барон. — Можно даже сказать, что это хуже, но, по крайней мере, сохраняются жизнь и надежда; каторга — это лишь тюрьма, и нет такой тюрьмы, из которой нельзя убежать.

Этот человек вызывал у меня все большее и большее отвращение. Я поднялся, чтобы уйти.

— Ну, что же, доктор, вы меня уже покидаете? — спросил барон, смущенно вертя в руках два или три банковских билета с явной целью сунуть мне их в руку.

— Конечно, — сказал я, отступая еще на шаг, — разве вы не выздоровели, сударь? Чем я могу быть вам теперь полезен?

— Вы недооцениваете удовольствие, которое доставляет мне ваше общество.

— Сожалею, сударь, у нас, врачей, мало времени предаваться удовольствию, каким бы оно ни было приятным. Наша компания — это болезнь, и, как только мы ее изгнали из одного дома, мы должны уйти вслед за ней, чтобы прогнать ее из другого. Вот так, господин барон, позвольте мне теперь откланяться.

— И я не буду больше иметь удовольствия видеть вас?

— Не думаю, сударь, вы вращаетесь в свете, а я там бываю мало, мое время четко рассчитано по часам.

— Но если я вдруг заболею?

— О, тогда другое дело, сударь.

— В таком случае я могу рассчитывать на вас?

— Вполне.

— Доктор, дайте мне слово.

— Мне незачем вам его давать, потому что я только выполню свой долг.

— Но все равно обещайте.

— Ну хорошо, сударь, обещаю.

Барон снова протянул мне руку, но поскольку я подозревал, что у него в руке лежат те самые банкноты, то сделал вид, что не заметил дружеского жеста, которым он прощался со мной, и вышел.

На следующий день я получил в конверте вместе с визитной карточкой г-на барона Анри де Фаверна один банковский билет в тысячу франков и один пятисотфранковый.

Я ему тотчас же ответил:

"Господин барон,

если бы Вы подождали, пока я Вам пришлю счет, то увидели бы, что я не оцениваю мои незначительные услуги так высоко, как это сделали Вы.

Я привык сам назначать цену за визиты и, чтобы успокоить Вашу щедрость, предупреждаю Вас, что визиты к Вам я оцениваю по самому высокому тарифу, то есть по двадцать франков.