Александр Дюма - Дюма. Том 45. Жорж. Корсиканские братья. Габриел Ламбер. Метр Адам из Калабрии

Однако теперь Сара затеяла не простую прогулку, а купание в прекрасной бухте Черной реки, спокойной и тихой; ее воды были настолько прозрачны, что на глубине в двадцать футов явственно были видны звездчатые кораллы, растущие на песчаном дне, и целое семейство рачков, суетящихся среди их ветвей. И, как всегда, Сара поостереглись предупредить о своем намерении воспитательницу, 5-го она дала знать заранее о нем старой мулатке, и та поджидала Сару в условленном месте, захватив для нее купальный костюм.

Итак, гувернантка и ее воспитанница спускались по берегу постепенно расширяющейся Черной реки; вдали сверкала бухта, похожая на огромное зеркало. По берегам высились густые леса; деревья, словно высокие колонны, поднимали кверху, к воздуху и солнцу, огромный купол из листьев, такой плотный, что только в редких местах можно было видеть небо. Корни же этих деревьев, похожие на многочисленных змей, не в силах прорасти сквозь камни, без конца скатывающиеся вниз с вершины утесов, охватывали их своими переплетениями. По мере того как русло реки становилось шире, деревья на двух берегах наклонялись и образовывали как бы своды гигантского шатра. Весь этот пейзаж казался пустынным, спокойным, исполненным печальной поэзии и хранившим некую тайну; единственными звуками, раздававшимися здесь, были резкие крики сероголового попугая, а единственными живыми существами — стайка рыжеватых обезьян, называемых эгретками (это бич плантаций: их столько на острове, что все попытки уничтожить их ни к чему не приводят). Только время от времени испуганный звуком шагов Сары и ее гувернантки, зеленый зимородок с белой грудкой и белым брюшком, испуская резкий жалобный крик, срывался с манговых деревьев, погрузивших свои ветви в воду, стрелой пересекал реку, блеснув, как изумруд, и, углубившись в манговые деревья на другом берегу, исчезал в них. И вся эта тропическая растительность, безлюдные пространства, дикая гармония, великолепно сочетающая скалы, деревья и реку, — это и была та самая природа, которую Сара любила, это и был тот самый пейзаж, который отвечал ее воображению дикарки, это и был тот самый горизонт, который невозможно изобразить ни пером, ни карандашом, ни кистью, и все это было созвучно ее душе.

Сразу скажем, что душенька Генриетта тоже не оставалась равнодушной к такому великолепному зрелищу, но, как мы уже знаем, вечный страх лишал ее возможности безоглядно восхищаться пейзажем. Поднявшись на вершину маленькой горы, откуда было видно довольно далеко, она устроилась там. После безуспешных попыток усадить Сару рядом с собой ей осталось только смотреть, как своенравная девушка вприпрыжку удаляется от нее. Тогда мисс Генриетта, вытащив из кармана десятый или двенадцатый том «Клариссы Гарлоу», своего любимого романа, принялась перечитывать его в двадцатый раз.

Сара же продолжала идти вдоль берега бухты и скоро исчезла за огромной зарослью бамбука: там ее ждала мулатка с купальным костюмом.

Девушка приближалась к берегу реки, прыгая с одной скалы на другую, похожая на трясогузку, любующуюся на свое отражение в воде; потом с робкой стыдливостью античной нимфы, убедившись в том, что вокруг никого нет, она начала сбрасывать с себя одно за другим все, что было на ней надето, и облачилась в тунику из белой шерсти, плотно облегающую шею и талию, спускающуюся ниже колен и оставляющую обнаженными руки и ноги, чтобы можно было свободно двигаться в воде. Одетая в этот костюм, девушка напоминала Диану-охотницу, готовую войти в реку.

Сара взобралась на вершину скалы, нависающую над самым глубоким местом бухты, и затем — смелая, уверенная в своем превосходстве над стихией, которая для нее, как и для Венеры, была, можно сказать, родной колыбелью, — прыгнула со скалы, ушла в воду и, вынырнув, поплыла дальше.

Вдруг мисс Генриетта услышала, что ее зовут; она подняла голову, озираясь вокруг, затем, когда ее позвали во второй раз, повернулась в ту сторону, откуда доносился зов, и увидела прекрасную купальщицу, свою ундину, плывшую посередине бухты. Повинуясь первому побуждению, бедная гувернантка хотела позвать Сару к себе, но, зная, что это бесполезно, она только с упреком махнула своей воспитаннице рукой и подошла к берегу, насколько позволяла крутизна утеса, на котором она сидела.

Впрочем, в ту минуту ее внимание было рассеяно знаками, что ей подавала Сара. Загребая одной рукой, она протягивала другую в сторону чащи леса, показывая, что под этими темными сводами зелени что-то происходит. Мисс Генриетта услышала отдаленный лай своры собак. Через секунду ей показалось, что лай приближается, и новые знаки Сары подтвердили это ощущение; в самом деле, с каждым мигом шум становился все явственнее, и скоро раздался топот быстрых ног, доносившийся из высокого леса; на двести шагов ниже того места, где сидела душенька Генриетта, показался красавец-олень с откинутыми назад рогами; он выбежал из леса, одним прыжком перескочил через реку и исчез на другом берегу.

Секунду спустя появились собаки, они пересекли реку в том же месте, где ее перепрыгнул олень, бросились по его следу и скрылись в лесу.

Сара следила за этим зрелищем с азартом истинной охотницы. Когда собаки бросились за оленем, она вскрикнула от радости; но вдруг, словно отвечая на ее крик, послышался такой отчаянный вопль, что потрясенная душенька Генриетта обернулась. Старая мулатка на берегу, словно обратившись в статую Ужаса, простирала руки к огромной акуле, очевидно перескочившей во время прилива через ограждение; акула плыла по воде, направляясь к Саре, и была уже футах в шестидесяти от нее. У гувернантки не было даже силы крикнуть: она упала на колени.

Услышав крик мулатки, Сара обернулась и увидела угрожавшую ей опасность. Тогда, обнаружив удивительное присутствие духа, она направилась к ближайшему месту на берегу. Но оно было по меньшей мере в сорока футах от нее, и с какой бы силой и ловкостью она ни плыла, было ясно, что чудовище настигнет ее раньше, чем она доберется до берега.

В это время послышался другой крик и из чащи выскочил негр, сжимавший в зубах длинный кинжал; он бросился в реку, затем сразу же со сверхчеловеческой силой поплыл наперерез акуле, но та, уверенная, что овладеет добычей, даже не ускорив движения хвостового плавника, с ужасающей быстротой приближалась к девушке. Сара, поворачивая голову при каждом взмахе руки, видела, что ее враг и ее защитник приближаются к ней с одинаковой скоростью.

Для старой мулатки и душеньки Генриетты настала страшная минута. Стоя на пригорке, они видели это ужасное зрелище, и обе, обезумев от страха, протянув руки, не имея никакой возможности помочь Саре, громко кричали — то с ужасом, то с надеждой. Но скоро ужас возобладал: несмотря на все усилия пловца, акула опережала его. Негр был в двадцати футах от акулы, когда чудовище находилось уже в нескольких саженях от девушки. Чудовищный удар хвостом еще сократил это расстояние. Бледная как смерть, Сара слышала плеск воды в десяти футах позади себя. В отчаянии она бросила последний взгляд на берег, до которого не могла доплыть; поняв, что бесполезно дальше бороться за жизнь, девушка подняла глаза к небу, взывая к Богу: только он мог ей помочь. В это мгновение акула уже перевернулась, чтобы схватить свою добычу, и вместо зеленоватой спины на поверхности воды появилось ее серебристое брюхо. Мисс Генриетта закрыла рукой глаза, чтобы не видеть того, что неминуемо должно было произойти, но в этот миг раздался выстрел из двуствольного ружья, сразу из обоих стволов, и чей-то спокойный и звучный голос тоном довольного собой охотника произнес: