Александр Дюма - Дюма. Том 45. Жорж. Корсиканские братья. Габриел Ламбер. Метр Адам из Калабрии

Для Сары было безразлично, каким образом ключ попал к ней, лишь бы он у нее был; она взяла его из рук Бижу, поторопившегося выйти из комнаты, чтобы закрыть все ставни в доме: ураган приближался. Оставшись одна, Сара поспешила открыть ларец.

В ларце, как нам известно, был только листок бумаги, сложенный вчетверо и даже незапечатанный.

Жорж все предусмотрел и рассчитал.

Важно, чтобы Сара была одна в ту минуту, когда она найдет это послание. Оно не должно быть запечатано, чтобы Сара не смогла вернуть письмо, заявив, что она возвращает его, не прочитав.

Она секунду колебалась, но, догадавшись, откуда пришло письмо, движимая любопытством, любовью и самыми разнообразными чувствами, бурлящими в девичьем сердце, не смогла побороть желание узнать, что писал ей Жорж; взволнованная, зардевшаяся, она взяла записку и прочла:

«Сара!

Нет надобности говорить Вам, что я люблю Вас: Вы это знаете; мечтой всей моей жизни была такая подруга, как Вы. В жизни бывают столь исключительные обстоятельства и столь напряженные моменты, когда все общественные условности исчезают перед настоятельной необходимостью.

Сара, любите ли Вы меня?

Подумайте, какой будет Ваша жизнь с Анри! Представьте себе, какой она будет со мной.

С ним — уважение общества.

Со мной — позор, вызванный общественным предрассудком.

Но ведь я люблю Вас, повторяю, и никто и никогда не полюбит Вас сильнее, чем я.

Мне известно, что г-н де Мальмеди спешит стать Вашим мужем, поэтому нельзя терять время. Вы свободны. Положа руку на сердце, выбирайте между Анри и мною.

Ответ Ваш будет для меня так же свят, как повеление моей матери. Сегодня в десять вечера я буду в павильоне, чтобы его получить.

Жорж».

Сара с испугом посмотрела вокруг. Ей казалось, что она сейчас увидит Жоржа.

В этот момент дверь отворилась и вместо Жоржа явился Анри; она спрятала письмо на груди.

Вообще Анри, как мы видели, в глазах своей кузины всегда оказывался в довольно скверном положении. На этот раз он опять выбрал неблагоприятное время, явившись к ней, когда она была всецело поглощена другим.

— Простите меня, милая Сара, — сказал Анри, — я вошел, не предупредив вас, но при наших отношениях, когда мы через две недели станем мужем и женой, мне кажется, что бы вы ни говорили, такое поведение законно. Я пришел сказать вам, что, если в саду есть цветы, которыми вы дорожите, лучше их внести в дом.

— Почему? — спросила Сара.

— Разве вы не видите, что приближается ураган и для цветов, как и для людей, лучше этой ночью оставаться дома?

— О Боже, — вскричала Сара, думая о Жорже, — значит, следует опасаться?

— Нам, поскольку у нас дом прочный, не следует, — ответил Анри, — но беднякам, живущим в хижинах, или тем, кто окажется в дороге, следует, и, признаться, я не хотел бы быть на их месте.

— Вы уверены, Анри?

— Черт возьми! Конечно, уверен. Разве вы не слышите?

— Что?

— Да филао [4] Деревья, которые в колониях сажают на могилах взамен наших кипарисов. (Примеч. автора.) в парке Компании…

— Да, да, они стонут, и это признак бури, правда?

— И посмотрите на небо: оно все в тучах… Так вот, повторяю, Сара, если у вас есть цветы, которые надо внести в дом, не теряйте времени, а я пойду запру собак.

И Анри вышел, чтобы укрыть свору собак от бури.

В самом деле, ночь наступила с необыкновенной быстротой, небо покрылось громадными черными тучами, время от времени налетали порывы ветра, и от них сотрясался дом; потом наступал покой, но этот гнетущий покой был похож на агонию задыхающейся природы. Сара посмотрела на двор и увидела, что манговые деревья дрожат, словно они способны чувствовать и предвидят борьбу, которая начнется между ветром, землей и небом, а китайская сирень печально опускает свои цветы к земле. При виде этого девушку охватил ужас; она сложила руки и прошептала:

— О Боже мой, Господи! Спаси его.

В эту минуту Сара услышала голос своего дяди, звавшего ее. Она открыла дверь.

— Сара, дитя мое, — сказал г-н де Мальмеди, — Сара, идите сюда, вам небезопасно в павильоне.

— Иду, дядя, — сказала девушка, запирая дверь и унося с собой ключ: она боялась, что кто-нибудь войдет туда в ее отсутствие.

Но, вместо того чтобы присоединиться к Анри и его отцу, Сара вернулась к себе в спальню. Минуту спустя г-н де Мальмеди пришел посмотреть, что она делает. Она стояла на коленях перед распятием у подножия своей кровати.

— Что же вы здесь делаете и почему не идете пить чай с нами?

— Дядя, — ответила Сара, — я молюсь за путешественников.

— Черт побери, — воскликнул г-н де Мальмеди, — я уверен, что на всем острове не найдется такого безумца, чтобы пуститься в путь в подобную погоду!

— Дай-то Бог, дядюшка, — сказала Сара.

И она продолжала молиться.

В самом деле, не могло быть сомнения в том, что вот-вот произойдет событие, которое предсказал Жак с его верным чутьем моряка: один из этих ужасных ураганов, гроза колоний, надвигался на Иль-де-Франс.

Ночь, как мы уже сказали, наступила с устрашающей быстротой, но молнии сверкали так часто и так ярко, что темноту почти рассеял голубоватый мертвенный свет, придававший всем предметам землистый цвет тех угасших миров, которые Байрон заставил Каина посетить в сопровождении Сатаны. Каждый из коротких промежутков, когда молнии то и дело перемежались с мраком, царящим над землей, был заполнен тяжелыми ударами грома, который, казалось, зарождался за горами, скатывался по их склонам, поднимался над городом и терялся далеко за горизонтом. Потом широкие и мощные порывы ветра следовали за молнией, возникавшей в разных местах, и проносились, сгибая, как тонкие ивовые прутья, самые мощные деревья, которые выпрямлялись медленно и боязливо, жаловались и стонали под новыми, еще более сильными порывами.

В самом центре острова, в особенности в районе Мока и на равнинах Вилемса, ураган свирепствовал сильнее всего, словно радуясь своей свободе. Потому Пьер Мюнье был вдвойне испуган, видя, что Жак уехал, а Жорж готов уехать; как всегда уступив воле другого, дрожа от воя ветра, бледнея от раскатов грома, вздрагивая при каждой вспышке молнии, бедный отец смирился и даже не пытался удержать Жоржа возле себя. Что касается его сына, то он, кажется, мужал с каждой минутой, по мере того как приближалась опасность; в отличие от отца, Жорж, поднимая голову при любом грозном шуме, улыбался блеску молнии: он, доныне испытавший все виды единоборства с людьми, теперь, словно Дон Жуан, с нетерпением жаждал сразиться с Богом.