Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 36. Исаак Лакедем. Актея

— Это ли мой сын? Это ли мое возлюбленное дитя?.. Иисус! Драгоценный мой Иисус!

Христос мягко повернул голову, и она услышала те же слова, что и во дворце Каиафы:

— Приветствую тебя, матушка! Будь благословенна меж женами за все страдания, какие приняла из-за меня!

И он прошел мимо, в то время как Богоматерь в третий раз лишилась чувств, упав на руки Иоанна и Магдалины.

Во дворце Пилата были раскрыты все двери, чтобы обвиняемый и обвинители могли свободно пройти.

Однако огромная толпа, оставшаяся на площади, громкими криками потребовала выхода римского наместника.

Тот в окружении римских воинов появился под аркой наружных ворот. За его спиной можно было разглядеть знаменосцев в львиных шкурах, наброшенных на головы и плечи. Глаза львов, сделанные из эмали, горели на солнце, сверкали львиные когти и зубы, покрытые позолотой.

В руках знаменосцы держали штандарты с орлом наверху и четырьмя буквами: S.P.Q.R. под ним. Со времен Мария орел заменил на римских знаменах волчицу.

Пилат показал рукой, что желает говорить, и в тот же миг шум стих.

— Почему вы не входите? И обвиняемого пусть введут! — приказал он.

— Мы не желаем оскверниться, вступая в день Пасхи в жилище человека иной, нежели у нас, веры, — отвечали ему иудеи.

— Странные предосторожности, — заметил Пилат. — Однако ничто не помешало вам нарушить предписания закона в эту ночь, собрав совет и осудив человека на смерть… Впрочем, это не важно. Если не желаете идти ко мне, я выйду к вам.

По приказу Пилата на своего рода галерею, нависавшую над преторием, вынесли кресло, похожее на трон. Усевшись в него, он приказал воинам выстроиться в две шеренги, между которыми обвиняемый смог бы подняться по лестнице и подойти к нему.

Внизу у лестницы стояли два знаменосца.

Отдав необходимые распоряжения, Пилат обратился к толпе:

— Какое преступление совершил этот человек? — спросил он.

Ему откликнулось множество голосов, толпа загудела, и Пилат ничего не смог разобрать.

Он поднят руку, требуя тишины, и тотчас все смолкло.

— Пусть говорит один, — приказал прокуратор. — И пусть внятно объяснит, в чем суть обвинения.

Каиафа приблизился к нему.

— Мы все знаем этого человека, — сказал первосвященник. — Он сын Иосифа-плотника и Марии, дочери Анны и Иоакима. При всем том он утверждает, будто он царь, Мессия и сын Божий! Но это еще не все. Он нарушает день субботний, он жаждет порушить закон наших предков, а это — преступление, караемое смертью!

— Быть может, это верно для вас, иудеев, но недостаточно для нас, римлян… Перечислите его дурные поступки, чтобы я мог судить по ним.

— Не будь он преступником, мы бы не прибегали к твоей помощи, — заметил Каиафа.

— Повторяю, — настаивал Пилат, — я допускаю, что он согрешил, нарушив ваш закон. Но наших установлений он не нарушил, а посему судить его — ваша обязанность.

— Тебе же известно, что это невозможно! — в нетерпении воскликнул Каиафа. — Ведь по нашему мнению, он заслуживает смерти, а право посылать на смерть отвоевано римскими властями. Это трофей победителей.

— Так обвините его в преступлениях, за которые нужно казнить… Я готов выслушать.

Каиафа стал перечислять:

— Наш закон запрещает исцелять в день субботний, а обвиняемый злокозненно излечивал в субботу расслабленных, хромых, глухих, сухоруких, слепых, прокаженных и бесноватых!

— Объясни-ка мне, Каиафа, как это возможно вылечивать злокозненно? — спросил Пилат. — Исцеление, как мне кажется, это действие милосердное и злого умысла содержать не может.

— Отнюдь, — возразил Каиафа. — Ибо излечивал он именем Вельзевула… Это маг, а августейший император Тиберий предписал строго карать магов и колдунов.

Пилат покачал головой.

— Нет, изгнание бесов из тела не может быть делом сил тьмы, а только свидетельством всемогущества Бога.

— Это не имеет значения, — упорствовал Каиафа. — Мы просим, чтобы властительный прокуратор повелел привести обвиняемого и допросил его.

— Да будет так, — согласился Пилат и, обратившись к тому же слуге, что пришел от Клавдии напомнить о данном обещании, приказал: — Пусть Иисуса приведут сюда и обращаются с ним помягче.

Посланец спустился по ступеням и, приблизившись к Христу, с поклоном промолвил:

— Господин, римский прокуратор Понтий Пилат, правящий от имени Тиберия, нашего августейшего императора, приглашает тебя предстать перед ним.

При этих словах по толпе прошел ропот, ибо посланный говорил с Иисусом как слуга с господином: к обвиняемому подобало обращаться не так.

Однако посланец, услышав угрозы, ничуть не смутился и пошел впереди, указывая Иисусу дорогу. А когда дошел до места, где осколки камней могли поранить ноги божественного узника, он расстелил свой плащ на земле, приглашая Христа пройти по нему.

Ропот в толпе усилился.

Иисус же с мягкой улыбкой ступил на плащ и продолжал свой путь к лестнице.

Тут иудеи закричали Пилату:

— Почему ты высылаешь к этому человека гонца, словно тот не преступник? Зачем посланный тобой назвал его господин?.. И, наконец, почему гонец расстелил перед ним плащ?..

Пилат знаком приказал Иисусу остановиться, чтобы осведомиться у слуги, по какой причине тот повел себя подобным образом.

Иисус застыл неподвижно в пустом пространстве, огороженном двойной шеренгой воинов, всего в нескольких шагах от ступеней.

Слуга же поднялся по лестнице и приблизился к Пилату.

— Почему ты назвал господином этого человека, — спросил его римский прокуратор, — и зачем ты расстелил плащ ему под ноги?

Тот ответил:

— В прошлое воскресенье я присутствовал при въезде этого человека в город. Он сидел на осле. Дети иудеев размахивали пальмовыми ветвями и подбрасывали их в воздух, крича: "Будь благословен, сын Давидов!", а отцы их расстилали свои одежды под копытами его осла с возгласами: "Да будет благословен пребывающий на небесах! Да будет благословен идущий от имени Господа!"

Иудеи, что стояли близко к преторию, расслышали объяснения слуги и закричали ему:

— Как случилось, что ты, грек, понял сказанное на здешнем наречии?

Слуга обернулся к спрашивающим:

— Все очень просто, — пояснил он. — Я подошел к одному из иудеев и спросил его: "О чем кричат эти люди?" И он мне все объяснил.

— И что же они выкрикивали? — спросил Пилат.

— "Осанна", господин! — отвечали иудеи.

— Так что же означает это восклицание? — продолжал спрашивать римский наместник.

— Оно означает: "Будь благословен, Господи!"

— Значит, — заключил Пилат, — вы сами кричали "Осанна!", когда проходил этот человек, и бросали ваши плащи ему под ноги. В чем же повинен мой посланец, назвав его господином и расстелив свой плащ перед ним?