Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 33. Сальватор. Части 3,4

Броканта вздрогнула всем телом. Ее щеки побагровели, и Сальватор испугался, как бы ее не поразил удар.

Он подошел к гадалке.

— Броканта! — сказал он, взяв ее за руку. — Мужайся! Вот четыре ангела, которых тебе посылает Господь, чтобы спасти тебя от преисподней. Взгляни на них. Не кажется ли тебе, что девочка, которую ты любишь, будет лучше под их белыми крыльями, чем в твоих черных когтях? Ну, веселее, старая! Повторяю, ты расстаешься с ней не навсегда. Одна из этих добрых женщин возьмет тебя к себе, как позаботится и о девочке. Кто из вас возьмет к себе Броканту? — прибавил он, взглянув на четырех дам.

— Я! — в один голос ответили те.

— Вот видишь, Броканта! — сказал Сальватор.

Старуха опустила голову.

— Это лишний раз доказывает, — философски прибавил молодой человек, глядя и на гадалку и на четырех дам, — что в грядущем мире не будет больше сирот, потому что матерью им станет общество!

— Хорошо бы! — не менее философски заметил Баболен и, ерничая, осенил себя крестным знамением.

Год спустя после этой сцены Рождественская Роза получила два миллиона, которые, сам того не желая, оставил ей после смерти г-н Жерар, и вышла замуж за нашего друга Людовика, ставшего знаменитым доктором и прославленным ученым.

Словно оправдывая пословицу, гласящую: "Все хорошо, что хорошо кончается" — Рождественская Роза с помощью любви вновь обрела здоровье. Это подтверждает, что Мольер, как и говорил Жан Робер, величайший доктор, какой только известен в целом свете, потому что создал пьесу "Любовь-целительница"!

Шант-Лила узнала о смерти г-жи Камилл де Розан и аресте американского джентльмена от г-на де Маранда.

Принцесса Ванврская пролила слезу при воспоминании о своем бывшем возлюбленном и поспешила перевести разговор на другую тему.

Наши бедные парижские гризетки славятся тем, что готовы снять с себя последнюю рубашку ради первой своей любви, зато едва удостоят слезой последующих любовников. — Он должен был именно так и кончить! — заметила она, когда г-н де Маранд сообщил ей, что Камилл в лучшем случае будет осужден на многие годы галер.

— Почему же, дорогая, вы думаете, — спросил г-н де Маранд, — что все, кто имели честь вас любить, кончают плохо? Это жестокая развязка!

— Они всего-навсего меняют одни кандалы на другие, — улыбнулась гризетка. — Кроме того, — прибавила она, насмешливо поглядывая на новоиспеченного министра финансов, — я не говорю, что все кончают именно так! Вот, например, ты, ненаглядный мой, не так уж много грешил на земле, и для тебя наверняка найдется отдельная ложа в раю. Кстати, о ложе и о рае: когда дебютирует синьора Кармелита?

— Послезавтра, — отвечал г-н де Маранд.

— Ты заказал мне открытую ложу, как я просила?

— Разумеется, — откликнулся галантный банкир.

— Покажи! — ласково пропела она, обвивая обеими руками шею г-на де Маранда.

— Вот, прошу, — отвечал тот, доставая из кармана билет.

Шант-Лила выхватила его и стала рассматривать, пунцовая от удовольствия.

— Я буду сидеть напротив принцесс?! — воскликнула она.

— Разве ты сама не принцесса?

— Ладно, смейтесь, — надула губки принцесса Ванврская. — А я вот была три месяца назад у Броканты, и она мне поклялась, что я дочь принца и принцессы.

— Это еще не все, малышка, она скрыла от тебя правду! Ты не просто принцесса, а королева, потому что найденыши — это короли всей земли.

— А пропащие люди служат у них министрами! — лукаво взглянув на банкира, вставила Шант-Лила. — Итак, я, наконец, увижу принцесс вблизи. Честно говоря, позавчера у меня было неудобное место в театре Порт-Сен-Мартен, где давали премьеру по пьесе вашего друга Жана Робера. Никак не могу вспомнить названия…

— "Гвельфы и гибеллины", — улыбнулся г-н де Маранд.

— Да, да, похоже на "Грелки и гобелены", — подхватила принцесса Ванврская. — Теперь уж я запомню. Куда ты пропал к концу пьесы, любимый?

— Я зашел в ложу к г-же де Маранд поздравить ее с успехом нашего друга Жана Робера.

— Или изменить мне, противный бабник, — перебила его Шант-Лила. — Кстати, о бабниках: это правда, что вы бегаете за всеми женщинами подряд?

— Так говорят! — самодовольно подтвердил г-н де Маранд и выпятил грудь. — Но если я и позволяю себе бегать за всеми женщинами, то останавливаюсь только возле одной.

— Она светская дама?

— Самая светская из всех мне известных.

— Принцесса?

— Принцесса крови.

— Я ее знаю?

— Разумеется, ведь это ты и есть, принцесса.

— А еще говорите, что вы у моих ног!

— Смотри! — сказал г-н де Маранд, опускаясь перед Шант-Лила на колени.

— Правильно, — покачала та головой. — Так и оставайтесь, вы заслужили наказания.

— Это награда, принцесса. Не ты ли сама только что говорила, что за свои добродетели я попаду прямо в рай?

— Я не так выразилась, — возразила гризетка. — Добродетели бывают разные, как, впрочем, и грехи. Иными словами, добродетели иногда оказываются грехами, а грехи — добродетелями.

— Например, принцесса?

— Грех любить женщину только наполовину, а добродетель — в полную силу.

— Я и не подозревал, что ты так сильна в казуистике, прелесть моя.

— Я некоторое время носила белье к иезуитам Монружа, они-то меня и наставили… — проговорила принцесса Ванврская, опустив глаза и покраснев.

— На путь истинный! — подхватил банкир.

— Да, — шепотом сказала Шант-Лила. — Да, — повторила она, с трудом подавив вздох.

— Ты не могла обратиться, красавица моя, к более образованным людям. Чему же такому тебя научили иезуиты, чего ты не знала?

— Тысяче разных вещей, которые я… не запомнила, — зарделась гризетка, хотя ее не так-то легко было вогнать в краску.

— Дьявольщина! — вскричал министр, поднимаясь. — Я вас оставлю, принцесса, из опасения напомнить вам нечто такое, что вы старательно забывали.

— Чертовски иезуитское бегство! — закусила губку Шант-Лила. — Но этим грехов все равно не искупить, — прибавила она и пристально посмотрела на г-на де Маранда.

— Назначьте сами сумму выкупа, — предложил банкир.

— Для начала встаньте на колени.

— Пожалуйста.

— Просите прощения за то, что оскорбили меня.

— Нижайше прошу меня извинить за оскорбления, хотя и не знаю, чем я провинился.

— Не знаете?

— Ну, конечно, раз говорю.

— Вы самый извращенный человек из всех мне известных.

— Исправьте меня, принцесса, и обратите в свою веру.

— Каким образом? — вздохнула Шант-Лила.

— Дай мне веру, девочка.

— Боюсь, что вера вас не спасет.

— Попытайся! — сказал г-н де Маранд, смутившись тем, какой оборот принимал разговор.

— Взгляни на меня! — приказала Шант-Лила, не сводя с банкира сладострастного взгляда своих больших глаз.