Александр Дюма - Сальватор. Часть. 1,2

— О, в таком случае, — скромно опуская глаза, начал он, — мне кажется, господин командор…

— Договаривайте!

— Мне кажется, что… орден… Почетного… легиона… — продолжал г-н Жерар, медленно выговаривая каждое слово, как будто боялся, что скажет больше чем нужно, и в особенности больше, чем следовало услышать дворянину такого ранга, как командор Триптолем де Мелён.

— Орден Почетного легиона? Что же вы раньше-то молчали, господин Жерар? Какого черта вы скромничаете?.. Орден Почетного легиона!

— Это мое самое горячее желание!

— Должен вам заметить, что я считаю вас невероятно скромным, господин Жерар!

— О сударь…

— Несомненно! Что такое клочок красной ленты в петлице человека ваших качеств? Ну, дорогой господин Жерар, вы выбрали для другого человека награду, которую его величество уготовил для вас.

— Возможно ли? — вскричал г-н Жерар, и его лицо налилось кровью, словно его вот-вот хватит апоплексический удар.

— Да, сударь, — продолжал командор, — его величество награждает вас орденом Почетного легиона; король поручил мне не только доставить его вам, но самолично прикрепить к вашей петлице; государь выражает уверенность, что никогда еще эта высокая награда не сияла на груди более достойного человека.

— Я не переживу этой радости, господин командор! — вскричал г-н Жерар.

Господин Триптолем де Мелён опустил для вида руку в карман, а г-н Жерар, задыхаясь от радости, гордости и счастья, приготовился опуститься на колени, как при посвящении в рыцари.

Но, вместо того чтобы достать обещанный и с нетерпением ожидаемый орден, командор скрестил на груди руки и с высоты своего роста смерил взглядом г-на Жерара.

— Черт побери! — промолвил он. — Господин честнейший человек, должно быть, вы отъявленный негодяй!

Нетрудно догадаться, что г-н Жерар подскочил, словно гадюка ужалила его в пятку.

Но, не обращая внимания на его растерянный вид, странный собеседник продолжал:

— Ну-ка, господин Жерар, смотрите мне прямо в глаза!

Господин Жерар, побледнев так же сильно, как до того покраснел, попытался исполнить приказание дворянина королевских покоев, но не смог поднять голову.

— Что вы хотите сказать, сударь? — пролепетал он.

— Я хочу сказать, что господин Сарранти невиновен, что вы сами совершили преступление, за которое невиновного приговорили к смерти, что королю никогда не приходило в голову наградить вас орденом, что я не командор Триптолем де Мелён, дворянин королевских покоев, а господин Жакаль, начальник тайной полиции! А теперь, дорогой господин Жерар, поговорим как добрые друзья. Слушайте меня очень внимательно, потому что я скажу вам нечто весьма и весьма важное!

Господин Жерар закричал от ужаса. Его желтые дряблые щеки позеленели и обвисли. Он уронил голову на грудь и шепотом пожелал себе провалиться сквозь землю.

— Мы остановились на том, — продолжал г-н Жакаль, — что господин Сарранти невиновен и что вы единственный преступник.

— Смилуйтесь, господин Жакаль! — взмолился г-н Жерар, задрожал всем телом и повалился полицейскому в ноги.

Господин Жакаль взглянул на него с отвращением, свойственным полицейским, жандармам и палачам, когда им приходится иметь дело с трусами.

Не подавая ему руки — казалось, г-н Жакаль боялся замараться, дотронувшись до этого человека, — он приказал:

— Встаньте и ничего не бойтесь! Я здесь для того, чтобы спасти вас.

Господин Жерар поднял голову и затравленно огляделся. Выражение его лица являло собой странную смесь надежды и ужаса.

— Спасти меня? — вскричал он.

— Спасти… Вас удивляет, не так ли, — пожал плечами г-н Жакаль, — что кому-то могло прийти в голову спасать такого презренного человека, как вы? Я вас успокою, господин Жерар. Вас спасают только для того, чтобы погубить честного человека. Ваша жизнь никому не нужна, зато нужна его смерть, а с ним можно разделаться, лишь оставив вас в живых.

— A-а, да, да, — промямлил г-н Жерар, — по-моему, явас понимаю.

— В таком случае, — заметил г-н Жакаль, — постарайтесь сделать так, чтобы ваши зубы не стучали — это мешает вам говорить, — и расскажите мне все дело в мельчайших подробностях.

— Зачем? — спросил г-н Жерар.

— Я мог бы вам не отвечать на этот вопрос, но вы неправильно это поймете. Хорошо, я скажу: чтобы уничтожить следы.

— Следы!.. Так остались следы? — спросил г-н Жерар, широко раскрывая глаза.

— Ну еще бы!

— Какие следы?

— Какие!.. Прежде всего — ваша племянница…

— Так она не умерла?

— Нет. Похоже, госпожа Жерар ее не дорезала.

— Моя племянница! Вы уверены, что она жива?

— Я только что от нее и должен вам признаться, что ваше имя, дражайший господин Жерар, а в особенности упоминание о вашей так называемой «жене» производят на нее довольно прискорбное действие.

— Она, стало быть, все знает?

— Вероятно, да, если отчаянно вопит при одном упоминании о тетушке Ореоле.

— Ореоле?.. — переспросил г-н Жерар, вздрогнув, как от удара электрического тока.

— Вот видите! — заметил г-н Жакаль. — Даже на вас ее имя производит некоторое впечатление. Посудите сами, что должна испытывать несчастная девочка! Она может заговорить в любой момент; надо любой ценой заставить ее молчать; точно так же необходимо уничтожить другие компрометирующие вас следы. Итак, господин Жерар, я врач, и довольно хороший врач. Я умею правильно подбирать лекарства, если знаю, чем болеют люди, с которыми я имею дело. Расскажите же мне эту печальную историю до мелочей: самая ничтожная подробность, незначительная по виду, забытая вами, может погубить весь наш план. Говорите так, словно перед вами врач или священник.

Как у всех хитрых тварей, у г-на Жерара был высоко развит инстинкт самосохранения. Он прилежно читал все политические листки, он с жадностью прочитывал в роялистских газетах самые гневные статьи, помещенные по повелению против г-на Сарранти. С тех пор он понял, что его защищает невидимая десница; подобно царям, покровительствуемым Минервой, он сражался под ее эгидой. Господин Жакаль только что укрепил его в этой вере.

И он понял, что перед полицейским, который пришел к нему как союзник, у него нет никакого интереса что-либо скрывать; напротив, для его же пользы необходимо открыть правду. И он все рассказал, как прежде исповедовался аббату Доминику, начиная со смерти брата и вплоть до той минуты, как, узнав об аресте г-на Сарранти, потребовал у исповедника вернуть записанные признания.

— Наконец-то! — вскричал г-н Жакаль. — Теперь я все понял!

— Как?! — переспросил г-н Жерар, трясясь от страха. — Вы все поняли? Значит, придя сюда, вы еще ничего не знали?