Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 30. Парижские могикане. Часть. 1,2

— Ну, раз мы друг друга нашли, — опять бросаясь ему на шею, вскричала Шант-Лила, — дольше искать незачем... Давай поцелуемся и забудем об этом.

— Забудем об этом и обнимемся! — подхватил Камилл, точно исполняя ее приказание.

— Кстати... — продолжала прачка.

— Что такое? — перебил ее Камилл. — Мы еще не поцеловались?

— Нет, не то... Позволь тебе представить мою лучшую подругу, мадемуазель Пакеретту, графиню дю Батуар. Ни к чему говорить, что Пакеретта — это имя, а графиня дю Батуар...

— ...ее титул? Ну ладно. А какая у нее фамилия?

— Просто-напросто Коломбье, — отвечала прекрасная прачка.

— Прибавь к этому, что так зовут ее ротик, ибо никогда еще любовное воркование не вылетало из такого розового и свежего гнездышка!

Розовые губки Пакеретты немедленно расплылись до ушей, и она непременно потупила бы взор, но принцесса Ванврская, представив молодого человека своей первой фрейлине, заставила ее остановить взгляд на Камилле.

— Господин Камилл де Розан, американский дворянин, ворочающий миллионами на Антильских островах, у которого, как ты могла заметить, хлопушками полны карманы.

Принцесса Ванврская называла "хлопушкой" всякое острое словцо из тех, которыми Камилл обычно украшал свою речь.

— Куда же вы направляетесь, если не секрет? — спросил Камилл.

— Да я только что тебе сказала, несчастный! — вскричала принцесса. — Мы искали тебя.

— В самом деле, Пакеретта?

— Никого другого, это точно, — подтвердила графиня.

— Как же так получилось, что нынче, во вторник, вы не в своем мыльном королевстве, прекрасные наяды? — удивился Камилл. — Уж не высушило ли, случайно, солнце ваш дворец?

— Да, милейший, наши дворцы действительно высохли, — отвечала Шант-Лила, прищелкнув языком. — И если вы в самом деле дворянин, как утверждаете и как можно подумать по вашему виду, вы сейчас же найдете для нас прелестное местечко — пусть даже это будет что-то огромное и грязное, мне все равно! — где мы могли бы съесть молока и выпить по пирожку.

— Принцесса... — начал было Камилл.

— Да, я совсем не то хотела сказать, но я так ослабела, что и соображать не могу.

— Спешу на поиски! — воскликнул Камилл.

Но Шант-Лила удержала его за полу редингота.

— Ну нет, принцессу Ванврскую так просто не провести, господин Руджери! — закричала она.

— Что ты хочешь этим сказать, владычица моего сердца? — простодушно спросил креол.

— Да она боится, что вы не вернетесь, — ответила Пакеретта. — А мы уж так хотим пить!..

— Правду ты сказала, Пакеретта! — подтвердила Шант-Лила, не выпуская из рук полу редингота.

— Чтобы я тебя бросил, принцесса! — вскричал молодой человек. — Покинуть тебя, сбежать от тебя, когда ты посылаешь меня за пирожком?! Что же за люди тебя окружали с тех пор, как мы расстались, душа моя? Как?! Неужели полтора месяца разлуки изменили тебя до такой степени, что ты сомневаешься в порядочности Камилла де Розана, американского джентльмена? Не узнаю тебя, владычица моего сердца! Да мою Шант-Лила подменили!

И Камилл словно в отчаянии простер руки к небу.

— Ладно уж, ступай! — сказала она, выпустив из рук полы его редингота. — Хотя нет, — прибавила она, подумав, — было бы жестоко заставлять тебя возвращаться в такую жару! Идемте все вместе!.. Только постарайся отыскать моего осла: пока мы болтали, он куда-то запропастился, а я за него поручилась головой нашего хозяина.

Осел и впрямь исчез; как ни обшаривали они взглядом равнину по обе стороны дороги — ни малейшего следа.

Они потратили немало времени, прежде чем нашли беглеца.

Он лежал в канаве и спал сладким сном.

Осла ласково окликнули, и он с покорностью, на какую способен даже не каждый человек, вышел на дорогу, внял просьбе и как нельзя более любезно подставил девушке спину.

Графиня дю Батуар уступила своего осла Камиллу, а сама уселась позади Шант-Лила.

И веселый караван двинулся на поиски фермы, кабачка или мельницы.

Пиротехник Камилл истратил далеко не все свои "хлопушки", как выражалась принцесса Ванврская. И одному Богу ведомо, какими веселыми словечками был осыпан путь! Наездницы и всадник состязались в остроумии, звонкий смех разносился по всей равнине; птицы принимали их за своих веселых собратьев и ничуть не пугались при их приближении; путешествующая троица была похожа на первые майские воскресенья, воплощала в трех лицах саму весну.

Камилл уже спрашивал, как могло случиться, что во вторник, то есть в будний день, девушки оказались на парижской дороге верхом на ослах, вместо того чтобы гладить рубашки в своей прачечной. Шант-Лила передала слово Пакеретте. Та сообщила молодому человеку, что в этот вторник у хозяйки были именины и они улизнули с твердым намерением найти американца.

Шант-Лила тоже, как видит читатель, возвращалась, если можно так выразиться, к своим баранам.

— Однако как могло случиться, — заметил Камилл, — что я встретил тебя именно на этой дороге?

— Начнем с того, что я искала тебя повсюду, — возразила принцесса. — Но особенно старательно искала здесь, потому что мне сказали, что ты живешь в Ба-Мёдоне.

— Кто же мог тебе это сказать? — спросил Камилл.

— Да все соседи!

— Ах, принцесса! — с изумительной самоуверенностью воскликнул Камилл. — Соседи просто-напросто над тобой посмеялись.

— Не может быть!

— Это так же верно, как то, что я вижу вон там желанную мельницу.

Вдали в самом деле показалась мельница.

— Если твои соседи меня разыграли, что, конечно, возможно, почему же тогда я тебя встретила на мёдонской дороге? — спросила Шант-Лила с искренностью и простодушием, которое являлось уделом гризеток в те времена, когда еще существовали и гризетки и простодушие.

Камилл пожал плечами, словно желая сказать: "Неужели не догадываешься?"

Шант-Лила поняла его жест.

— Нет, не догадываюсь, — призналась она.

— А ведь в этом нет ничего удивительного, — отвечал Камилл. — Мой нотариус живет в Мёдоне, я только что получил от него деньги... Вот послушай!

Он похлопал себя по жилетному карману. Послышался звон монет — это было золото, которое он взял из дому на покупки.

— Ну хорошо, я тебе верю, — проговорила принцесса, убежденная красноречивым звоном монет. — А теперь я хочу, чтоб ты познакомил меня со своим нотариусом... Я уже не в первый раз слышу о нотариусе и мечтаю увидеть хотя бы одного: говорят, это очень любопытно.

— Верно, принцесса! Это даже любопытнее, чем об этом рассказывают.

Они прибыли на мельницу, что изменило течение мыслей девушки.

Увы! Вот что еще уходит из нашей жизни — мельницы! Не пройдет и десяти лет, а наши внуки будут покатываться со смеху, когда мы станем рассказывать о мельницах, на которых когда-то мололи хлеб; и если Музей античностей не позаботится о том, чтобы сохранить хотя бы одну из них, наши потомки не поверят, когда мы будем им описывать оригинал.