Александр Дюма - Дюма. Том 44. Волчицы из Машкуля

— И его получили вы?

— Увы, да, — сказала Мари, — и несмотря на всю боль, которую это письмо мне причинило, я должна вам признаться: какое счастье, что оно попало именно ко мне!

— И вы прочитали его до конца? — спросил Мишель.

— Да, — ответила девушка, вынужденная опустить глаза, не в силах выдержать умоляющий взгляд молодого человека, сопровождавший его слова, — да, я его прочитала и именно потому, мой друг, решила переговорить с вами прежде чем вы увидитесь с Бертой.

— Но разве вы не поняли, Мари, что сначала и до конца письма я ни разу не покривил душой и могу любить Берту лишь как сестру?

— Нет, нет, — произнесла Мари, — я поняла только одно: мне бы выпала незавидная доля, если бы я стала виновницей несчастья моей горячо любимой сестры!

— Но тогда, — воскликнул Мишель, — что вам надо от меня?

— Хорошо, — произнесла Мари, сложив руки, словно молясь, — прошу вас пожертвовать чувством, еще не успевшим пустить глубокие корни в вашем сердце; прошу вас отказаться от пагубного влечения, возникшего без какого бы то ни было повода с моей стороны, прошу вас забыть о вашей сердечной склонности, обреченной оставаться без взаимности и способной лишь принести горе всем нам…

— Мари, лучше прикажите мне умереть: пусть меня убьют или я покончу с собой. Бог мой, нет ничего проще! Но вы просите отречься от моей любви к вам… Что в моем сердце сможет заменить любовь к вам?

— И все же, мой дорогой Мишель, постарайтесь справиться с вашей любовью ко мне, — сказала мягко Мари, — ибо я поклялась в том, что никогда не подам вам ни малейшей надежды на ответное чувство, о котором вы говорите в вашем письме.

— Кому вы поклялись?

— Богу и себе.

— О! — воскликнул, разрыдавшись, Мишель. — О! А я-то думал, что вы меня любите!

Мари решила, что в ответ на все более пылкие признания юноши она должна продемонстрировать холодную сдержанность.

— Мой друг, — продолжала она, — то, о чем я только что вам сказала, является не только плодом моих размышлений, но и продиктовано моей искренней симпатией к вам; поверьте, если бы я относилась к вам по-другому, я бы решила, что вместо всяких объяснений было бы достаточно показать мое равнодушие; на самом деле перед вами истинный друг, призывающий вас, Мишель, забыть ту, что не может вам принадлежать, и полюбить ту, кто вас любит и с кем вы, можно сказать, помолвлены.

— О! Но вам же известно, что эта помолвка была для меня полной неожиданностью; вам же известно, что, устраивая ее, Малыш Пьер ошибся, полагая, что я неравнодушен к Берте. А вы знали, кого я люблю: я вам объяснился той ночью, когда солдаты остановились в замке; вы не отвергли мою любовь — мне это было понятно по трепету ваших рук, которые я сжимал в своих; Мари, я стоял на коленях так же, как стою сейчас! Вы склонили вашу голову, и ваши волосы, ваши восхитительные локоны коснулись моего лица! И моя ошибка лишь в том, что я не назвал Малышу Пьеру имени своей возлюбленной! Я даже не подумал, что кто-то может предположить, будто я влюблен в другую женщину. И виной всему моя робость, будь она проклята! Но в конце концов совершенная мною ошибка не такая уж непростительная, чтобы наказывать меня столь жестоко, навсегда разлучая меня с той, которую я люблю, и связывая меня браком с той, к которой я совершенно равнодушен!

— Увы! Мой друг, но эту, на ваш взгляд, вполне невинную ошибку исправить для меня уже невозможно. Что бы теперь ни произошло, даже если бы вы отказались от предложения, сделанного от вашего имени и подтвержденного вашим молчанием, вы должны понять, что я уже не смогу вам принадлежать, ибо никогда не пойду на то, чтобы строить свое счастье на горе моей любимой сестры.

— О Боже! — воскликнул Мишель. — Как же я несчастен!

И молодой человек, прикрыв лицо руками, залился слезами.

— Да, да, — продолжала Мари, — я вам верю, сейчас вам приходится нелегко; но, мой друг, проявите хоть немного доброй воли, мужества и решимости! Вам надо только прислушаться к моему совету — со временем вы справитесь с вашим чувством. Если для вас лучше, чтобы я уехала, я уеду.

— Вы уедете! Вы расстанетесь со мной! Нет, нет, никогда! Мари, не бросайте меня; так и знайте: в тот же день я последую за вами, куда бы вы ни отправились. О Боже, что станет со мной, если вас не будет рядом? Нет, нет, нет, не уезжайте, Мари, заклинаю вас!

— Хорошо, я останусь; но только затем, чтобы помочь вам исполнить все то мучительное и тяжелое, что требует от вас долг; но когда вы выполните свой долг, когда вы будете счастливы, когда вы женитесь на Берте…

— Никогда! Никогда! — прошептал Мишель.

— Да, да, мой друг, ибо Берта больше, чем я, подходит вам в жены; ее любовь — клянусь вам, так как знаю, о чем говорю, — сильнее, чем вы даже можете предположить; ее сила чувств, которой, увы, не обладаю я, поможет справиться с той любовной лихорадкой, какая снедает вас; она убережет вас от шипов, какие встретятся на вашем жизненном пути и какие вы сами, возможно, не смогли бы избежать. И, поверьте мне, вы будете щедро вознаграждены за принесенную жертву.

Когда Мари произносила эти слова, она изо всех сил старалась казаться спокойной, в то время как ее сердце отчаянно билось в груди, и только бледное лицо выдавало ее волнение.

Что же касалось Мишеля, то он слушал Мари словно в бреду.

— Не говорите мне таких слов! — воскликнул он, когда она замолчала. — Неужели вы думаете, что своими чувствами можно управлять так же легко, как инженер направляет воды реки по новому руслу или как садовник подвязывает виноградную лозу, решая за нее, по какой стене ей виться? Нет, нет; я вам еще раз говорю, и повторю, если понадобится, еще сотню раз, что люблю только вас, Мари! При всем своем желании я бы не смог полюбить другую женщину! Но у меня вовсе и нет такого желания! О Боже, — продолжал молодой человек, заламывая в отчаянии руки, — что же со мной будет, если вы выйдете замуж за кого-то другого?

— Мишель, — ответила с жаром Мари, — если вы сделаете то, о чем я вас прошу, клянусь всеми святыми, что, раз я не могу соединиться с вами, я не буду принадлежать никому другому, кроме Бога! Я не выйду замуж, вся моя привязанность и вся моя нежность будут обращены только к вам; и эти чувства не будут похожи на простую земную любовь, которая со временем может потускнеть или исчезнуть по какой-то нелепой случайности, вы получите взамен истинную любовь сестры к своему брату и ничто не способно будет разрушить ее; вы получите взамен признательность, которую я буду испытывать к вам до самых последних дней, ибо именно вам я буду обязана счастьем своей сестры и за вас буду молиться всю оставшуюся жизнь.

— Однако, Мари, ваша привязанность к Берте неоправданно велика, — возразил Мишель, — вы только о ней и заботитесь и даже не подумали о том, что навсегда обрекаете меня жить с женщиной, которую я не люблю. О Мари! Какая жестокость со стороны человека, за кого, не задумываясь, я бы отдал свою жизнь, просить меня то, с чем я не смогу смириться…