Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 42. Консьянс блаженный. Катрин Блюм. Капитан Ришар

Он заметил, что Катрин приехала не по большой дороге, а по просеке Флёри.

— Почему ты приехала в такую рань и по дороге из Ла-Ферте-Милона, дочка? — спросил он.

Услышав этот вопрос, Франсуа насторожился: он понял, что Катрин, оказывается, приехала не по дороге на Гондревиль.

— Правда, как это ты приехала с той стороны и в семь часов, а не в десять? — удивилась Марианна.

— Сейчас все вам расскажу, дорогой отец, все расскажу, милая матушка, — ответила Катрин. — Понимаете, вместо того чтобы сесть в дилижанс, идущий в Виллер-Котре, я поехала в том, что идет на Мо и Ла-Ферте-Милон, а он отправляется из Парижа в пять часов, а не в десять.

— Вот и хорошо! — прошептал Франсуа, явно довольный новостью. — Напрасно, значит, Парижанин старался со своим тильбюри!

— А почему ты поехала по этой дороге? — спросил Гийом, не понимая, как можно предпочесть прямой линии кривую и зачем без необходимости делать четыре лишних льё.

— Потому что в дилижансе на Виллер-Котре не было мест, — ответила Катрин, покраснев, хотя ложь была совсем невинной.

— Как Бернар будет благодарен тебе за эту мысль, прекрасный Божий ангел! — прошептал Франсуа.

— Да посмотрите же на нее! — воскликнула матушка Ватрен, переходя от общих вопросов к частностям. — Она выросла на целую голову!

— А может, на голову вместе с шеей? — пожал плечами Гийом.

— Но ведь это же очень легко проверить, — настаивала мамаша Ватрен со свойственным ей упрямством, проявлявшимся как в важном, так и в мелочах. — Когда Катрин уезжала, я ее измерила и сделала метку на дверном косяке… А, вот она! Я на нее каждый день смотрела… Поди посмотри, Катрин!

— Не забыла, значит, своего старика? — говорил тем временем Гийом, обнимая Катрин.

— О, как вы можете говорить такое, милый отец? — вскричала девушка.

— Да посмотри же на твою метку, Катрин! — настаивала Марианна.

— Ах, да замолчишь ты со своими глупостями! — топнул ногой Гийом.

— Да уж, — прошептал Франсуа, прекрасно знавший нрав мамаши Ватрен, — постарайтесь, чтобы она помолчала!

— Я в самом деле так сильно подросла? — спросила Катрин у папаши Гийома.

— Подойди к двери и увидишь, — не сдавалась мамаша Ватрен.

— Чертова упрямица! — вскричал старый лесничий. — Ведь не отстанет!.. Ну ладно, пойди к двери, Катрин, иначе нам целый день не иметь покоя!

Катрин с улыбкой подошла к двери и прислонилась к косяку. Макушка головы закрыла метку.

— Ну вот, я же говорила! — торжествующе воскликнула мамаша Ватрен. — Выросла на дюйм с лишним! Конечно, это меньше, чем на голову, но все равно выросла.

Катрин, довольная тем, что ей удалось выполнить желание тетушки, вновь подошла к Гийому.

— Ты что же, всю ночь провела в дороге? — спросил он.

— Да, отец, всю ночь! — отвечала девушка.

— О, но в таком случае ты, должно быть, падаешь от усталости и умираешь с голоду, бедное дитя! — воскликнула Марианна. — Что ты хочешь — кофе, вина, бульона? Пожалуй, лучше кофе… Я пойду сама приготовлю.

И мамаша Ватрен принялась рыться в карманах.

— Но где же мои ключи? Не понимаю, куда я их дела… Вдруг запропастились куда-то!.. Ну, куда же я их сунула? Погоди-ка!

— Да, я же вам говорю, матушка, мне ничего не надо!

— Ничего не надо после ночи, проведенной в дилижансе и двуколке? Ох, только бы мне найти ключи!..

И мамаша Ватрен снова стала с ожесточением перетряхивать свои карманы.

— Да не надо же! — повторила Катрин.

— Ах, вот они! — воскликнула Марианна. — Не надо? Как это не надо? Я лучше знаю. Проехать всю ночь напролет и утром не подкрепиться! Нет, это невозможно. Ведь ночи-то холодные, нужно обязательно согреться. Вот уже скоро восемь утра, а ты еще не пила ничего горячего!.. Сейчас ты получишь твой кофе, дитя мое, сию же минуту!

И добрая старуха выбежала из комнаты.

— Наконец-то! — сказал Гийом, посмотрев ей вслед. — Черт возьми! Редкостная же у нас кофемолка, если это та самая, на которой наша мать мелет весь свой вздор!

— Ах, милый отец! — сказала Катрин, которой не надо было больше сдерживать свою нежность к старому лесничему из опасения вызвать ревность мамаши Ватрен. — Представьте себе, этот скверный возница испортил мне все удовольствие, потому что плелся шагом и потратил три часа, чтобы доехать сюда из Ла-Ферте-Милона.

— Какое же это удовольствие, милая моя девочка?

— Я хотела приехать в шесть часов утра, прийти на кухню, никому ничего не говоря, и когда вы крикнете: "Жена, давай завтрак!" — я бы его принесла и сказала бы, как раньше: "Вот он, батюшка!"

— Ты хотела так сделать, доброе дитя? — отозвался папаша Гийом. — Дай же я тебя поцелую, будто ты это сделала… Ах, этот возница, скотина! Не надо было давать ему чаевые!

— Я тоже так думала, но, к сожалению, это уже сделано!

— Как же это?

— Да когда я увидела милый дом моего детства, белеющий у дороги, я все забыла. Я вынула сто су из кармана и сказала вознице: "Возьмите, это вам, друг мой! Да благословит вас Бог!"

— Милое, милое дитя! — воскликнул Гийом.

— Но скажите, отец… — произнесла Катрин, которая с самого начала искала кого-то глазами и была больше не в силах молчать, довольствуясь этими безмолвными и бесплодными поисками.

— Да, что такое? — спросил Гийом, понимая причину обеспокоенности Катрин.

— Мне кажется… — прошептала Катрин.

— Что не хватает того, кто должен бы прийти раньше всех! — сказал папаша Гийом.

— Бернар…

— Да, но ты успокойся — он только что здесь был и не мог уйти далеко… Пойду добегу до Прыжка Оленя, оттуда дорога видна на пол-льё, и если я его замечу, то подам ему знак.

— Так, значит, вы не знаете, где он?

— Нет, — ответил Гийом, — но, если он не дальше чем в четверти льё, он узнает, что это я его зову.

И папаша Гийом, который, как и Катрин, не мог больше выносить отсутствия Бернара, вышел из дому и самым быстрым своим шагом направился к Прыжку Оленя.

Оставшись наедине с Франсуа — все это время тот, как мы заметили, сохранял молчание, — Катрин подошла к нему и, глядя ему в лицо так, чтобы прочесть в его душе, если он попытается что-нибудь скрыть, спросила:

— А ты, Франсуа, знаешь, где он?

— Да, — кивнул в ответ Франсуа.

— Ну, так где же он?

— На дороге в Гондревиль.

— На дороге в Гондревиль? — вскричала Катрин. — Боже мой!

— Да, — продолжал Франсуа, делая ударение на каждом слове, чтобы подчеркнуть всю его значимость, — он пошел вам навстречу.

— Боже мой! — повторила Катрин с еще большим волнением. — Благодарю тебя за то, что ты подсказал возвратиться не через Виллер-Котре, а через Ла-Ферте-Милон!

— Тсс! Матушка идет, — сказал Франсуа. — А, она забыла сахар!

— Тем лучше! — воскликнула Катрин.

Потом, бросив взгляд на мамашу Ватрен, поставившую чашку на край орехового буфета и побежавшую за сахаром, она подошла к молодому человеку и сказала, взяв его за руку: