Стефан Цвейг - Цвейг С. Собрание сочинений. Том 1

Тогда он вспомнил о своей бабушке, об этой доброй, милой старушке, которая баловала его с детства и всегда защищала, когда ему грозило дома наказание или обида. Он укроется у нее в Бадене, пока пройдет первый гнев, оттуда напишет письмо родителям и попросит прощения. За эти четверть часа он почувствовал себя до того уничтоженным, — от одной мысли, что он, неопытный мальчик, одинок во всем мире, — что он проклял свою гордость, эту глупую гордость, которую вызвал в нем своей ложью чужой человек. Ему хотелось опять стать ребенком, как прежде, — послушным, терпеливым, без претензий, смешную преувеличенность которых он теперь сознавал.

Но как попасть в Баден? Как перелететь это расстояние? Поспешно он нащупал свой маленький кожаный кошелек, который он всегда носил с собой. Слава Богу, там еще блестел новый золотой в двадцать крон, который ему подарили ко дню рождения. Он все не мог решиться истратить его. Почти каждый день он проверял, лежит ли он на месте, наслаждался, разглядывая его, чувствовал себя богачом и, с благодарной нежностью, старательно чистил монету платком, пока она не заблестит, как маленькое солнце. Но внезапно его охватила мысль: хватит ли этих денег? Так часто ездил он по железной дороге и ни разу не подумал о том, что за это надо платить и сколько это может стоить — одну крону или сто. Впервые он заметил, что существуют в жизни вещи, о которых он никогда не задумывался, что все окружающие его предметы, которые он держал в руках, которыми он играл, имели каждый свою стоимость, свой особый вес. Он, еще час тому назад мнивший себя всезнающим, проходил, оказывается, без всякого внимания мимо тысячи тайн и загадок. Теперь он стыдился, что его бедная мудрость спотыкалась уже на первой ступени у входа в жизнь. Все больше он падал духом, все медленнее становились его неуверенные шаги по пути к станции. Как часто он мечтал о таком побеге, мечтал окунуться в жизнь, стать императором или королем, солдатом или поэтом, а теперь он нерешительно смотрел на этот маленький светлый дом с одной только мыслью в голове: хватит ли ему двадцати крон, чтобы добраться до бабушки? Рельсы, блестя, убегали вдаль. Вокзал был пуст. Эдгар робко подошел к кассе и шепотом, чтобы никто не слышал, спросил, сколько стоит билет в Баден. Удивленное лицо выглянуло из темного окошечка, два глаза улыбнулись из-за очков робкому ребенку.

— Целый билет?

— Да, — пробормотал Эдгар без малейшей гордости, скорее со страхом, что билет стоит слишком дорого.

— Шесть крон.

— Пожалуйста.

Облегченно он просунул в окошко свою любимую блестящую монету. Деньги зазвенели, и Эдгар опять почувствовал себя несказанно богатым, держа в руках коричневый кусок картона, обещавший ему свободу, и слыша в кармане приглушенный звон серебра.

Из расписания он узнал, что поезд должен прибыть через минуту. Эдгар уселся в углу. На платформе стояло несколько человек, без дела и без всяких мыслей в голове. Но Эдгару казалось, что все смотрят на него и удивляются, что такой ребенок путешествует один, как будто преступление и побег были написаны у него на лбу. Он вздохнул свободно, когда поезд наконец загудел и со свистом подошел к станции, — поезд, который должен был увезти его в мир. Садясь в вагон, он заметил, что у него был билет третьего класса. До сих пор он ездил только в первом, и снова он почувствовал, что здесь что-то новое, что есть различия, которых он не замечал. Несколько итальянцев-рабочих, с жесткими руками, с грубыми голосами, держа заступы и лопаты в руках, сидели против него с мрачными, безнадежными взорами. По-видимому, они устали от тяжелой работы; некоторые из них спали с открытым ртом в гремящем поезде, прислонившись к жесткой и грязной стенке. «Они работали, чтобы получить деньги», — подумал Эдгар; он не представлял себе, сколько они могли заработать, но опять почувствовал, что деньги — вешь, которую не всегда имеешь и которую надо как-то добывать. Впервые вошла в его сознание мысль, что он привык к атмосфере достатка, тогда как справа и слева от него зияли глубокие и темные пропасти, в которые он никогда не заглядывал. Тут же он заметил, что существует различие профессий и призваний, что жизнь окружена тайнами, которые можно схватить руками, но на которые он никогда не обращал внимания. Эдгар многому научился за этот час самостоятельной жизни; многое он увидел из этого тесного отделения вагона с окнами в открытое поле. И сквозь темный страх в его сердце стало расцветать что-то — еще не счастье, но изумление перед многообразием жизни. Он убежал из страха и трусости, — это сознание не покидало его ни на одну минуту, — но в первый раз в жизни он действовал самостоятельно, пережил кусочек действительности, мимо которой он до сих пор проходил без внимания. Иными глазами он смотрел теперь в окно. Ему казалось, будто впервые он видит действительность, будто снято покрывало со всех вещей, и они показывали ему свое внутреннее назначение и тайный нерв своей деятельности. Дома пролетали, словно уносимые ветром, и мысли его обращались к людям, живущим в этих домах. Он старался угадать, богаты они или бедны, счастливы или несчастны, жаждут ли они так же, как и он, все знать, есть ли там дети, которые до сих пор тоже только играли с вещами, как и он. Железнодорожные сторожа, стоявшие на пути с развевающимися флагами, в первый раз не казались ему, как до сих пор, просто куклами, мертвыми игрушками, поставленными здесь случайно: он начал понимать, что в этом их судьба, борьба за существование. Все быстрее катились колеса, поезд змеей спускался в долину, все ниже становились горы; впереди расстилалась равнина. Еще раз он оглянулся назад, — вот они, эти горы, уже голубые, призрачные, далекие и недостижимые, и ему казалось, что там, где они постепенно сливались с туманным небом, осталось его детство.

Когда поезд остановился в Бадене и Эдгар очутился один на платформе, где уже горели огни и мерцали издали зеленые и красные сигналы, — к этому зрелищу присоединился внезапный страх перед надвигающейся ночью. Днем он чувствовал себя увереннее: кругом были люди, можно было отдохнуть, сесть на скамейку или смотреть в окна магазинов. Но как это вынести, когда люди спрячутся в дома, где каждого ждет своя постель, мирная беседа, а затем спокойная ночь, а он, с сознанием своей вины, должен блуждать в одиночестве, в чужом городе? О, только бы иметь кровлю над головой, не оставаться ни одной минуты под открытым чужим небом! — это было его единственным отчетливым желанием.

Поспешно он шагал по хорошо знакомой дороге, не глядя по сторонам, пока не подошел к вилле, где жила его бабушка. Вилла была красиво расположена на широкой улице и скрыта от взоров прохожих виноградными лозами и плющом. За облаком зелени белым пятном выделялся приветливый старинный дом. Эдгар смотрел через решетку сада, как чужой. В доме не было движения, окна закрыты; вероятно, все — и хозяева и гости — были в глубине сада. Он уже прикоснулся к холодной задвижке, как вдруг произошло что-то непонятное: то, что два часа тому назад представлялось ему таким легким и естественным, теперь показалось ему невозможным. Как войти, как поздороваться, вынести все вопросы и отвечать на них? Как выдержать первые взгляды, когда он скажет, что тайком убежал от матери? И как объяснить весь ужас его поступка, которого он сам теперь не понимал? В доме открыли дверь. Его обуял глупый страх, что кто-нибудь может выйти, и он побежал сам не зная куда.