Генри Хаггард - Мари. Дитя Бури. Обреченный

Спешившись, я завел лошадь в загон через отверстие, бывшее некогда воротами. Внутри оказалось просторно. Вероятно, в давние времена тут держали скот какого-то вождя, чей город некогда возвышался на холме. Он был настолько велик, что растущие вокруг деревья не помешали мне поставить повозку вместе с лошадьми посередине. Вдобавок на благодатной почве густо росла трава, и, когда мы вынули удила, лошади стали пастись прямо в упряжке. Неподалеку бежал ручеек, рождавшийся из потока, который струился с вершины холма. Мы с Кетье, сильной женщиной, напоили их из ведра, висевшего на повозке. Затем в полнейшей темноте мы сами утолили жажду и поели. Велев служанке следить за лошадьми, чтобы они не шумели, я забрался в повозку, и мы втроем стали шепотом совещаться.

Странные получились переговоры. Мы сидели лицом к лицу в кромешной тьме, но не видели друг друга, лишь однажды в небе вспыхнула зарница и осветила наши странные и бледные, словно у призраков, лица. О насущных и отнюдь нетривиальных опасностях я пока упоминать не стал, а лишь остановился на проблеме выбора, бежать ли нам в цивилизованный Лиденбург или в первобытную страну зулусов. Мой долг был показать наше истинное положение.

– Короче говоря, – неспешно подытожил Энском, – если я правильно понял, в Трансваале меня схватят как убийцу и, возможно, осудят, а если мы спрячемся в стране зулусов, все, может быть, и обойдется.

– По-моему, – прошептал я в ответ, – нас обоих схватят, если появится Футсек и даст показания. Правда, в этом деле есть и другие свидетели, Кетье хотя бы и, если уж на то пошло, Хеда. Разумеется, ее показания будут в нашу пользу, но для разъяснения дела судья задаст ей кучу всяких вопросов, а она пожелает на них не отвечать. Далее, в случае благополучного исхода, дело получит огласку в английской печати, что станет досадной неприятностью для вас и ваших родственников. В особенности учитывая тот факт, что вы, как я понимаю, намерены пожениться.

– Думаю, я это переживу, – признался он откровенно, – пусть даже никогда не смогу вернуться в Англию. В конце концов, чего мне бояться? Я застрелил негодяя, исполняя свой долг.

– Да, но вам придется убедить в этом присяжных, а они станут искать мотив преступления в прошлом Родда и в вашем настоящем, его и ваши отношения с одной дамой. А что же она сама думает?

– О себе я не беспокоюсь, – ответила Хеда. – Но мне будет невыносимо выслушивать, как перемывают косточки моему бедному отцу. А потом они возьмутся за Мориса. Я не переживу, если его арестуют, а то и хуже. Поедемте в страну зулусов, мистер Квотермейн, а оттуда покинем Африку. Вы согласны, Морис?

– А как думает сам мистер Квотермейн? – спросил Энском. – Он старше и мудрее нас, я доверяю его мнению.

Я все взвесил и заговорил:

– Порой попадаешь, как говорится, из огня да в полымя, не зная, какие напасти ждут впереди. Зулуленд как кипящий котел. Если разразится война, мы все можем погибнуть. С другой стороны, может, все и обойдется. Тогда вы доберетесь до залива Делагоа, сядете на корабль и вернетесь домой, если хотите держаться подальше от британских законов. Я же вынужден остаться в Африке и не могу взять на себя ответственность за ваш побег, ведь, если все сорвется, мне придется несладко. Однако, если вы предпочтете отправиться в Трансвааль или Наталь, учтите, что я пойду к первому же попавшемуся судье и расскажу ему правду обо всем. Я не смогу жить спокойно, постоянно ожидая, как бы мне не приписали участия в расстреле белого человека, и некому будет сказать слово в мою защиту. Возможно, меня оправдают, но репутация останется запятнанной навсегда. С другой стороны, в стране зулусов нет судей, которые подвергнут меня допросу, а если об этом деле станет известно, я всегда смогу оправдаться, что мы бежали туда от басуто. Теперь я пойду проверю, как там лошади, а вы тут потолкуйте и решите между собой, какой путь нам избрать. Я приму любое ваше решение и всеми силами помогу его осуществить. – С этими словами, не дожидаясь ответа, я слез с повозки.

Проведав лошадей, которые щипали травку, до какой могли дотянуться, я дополз до стены загона, чтобы уж совсем не слышать их голосов. Стояла глубокая ночь, какая бывает только в Африке. Приближалась гроза, о чем говорили вспышки зарницы – ее предвестницы. Воздух был точно наэлектризован. Из обширной долины, покрытой кустарником, что лежала под нами, слышался дикий протяжный гул, видно, ветер гулял среди деревьев. А здесь, наверху, я его не чувствовал. Вдруг вдалеке молния пронзила небо. Гнев природы заставил мое сердце затрепетать от страха, и даже больше, чем наши насущные проблемы, хотя они были нешуточные. Ведь в эти часы над нами висела вполне реальная угроза расстаться с жизнью.

Многие годы я каждый день встречаюсь с опасностями и уже свыкся с ними. Они, так сказать, постоянный пункт в моем меню. Как уже упоминал однажды, я фаталист. То есть верю, что Бог призовет меня к себе, когда пожелает, – если только Ему есть польза от такого жалкого, грешного создания. Никакие мои дела или планы ни на миг не отсрочат и не ускорят исполнение Его намерения. Разумеется, мой долг – бороться со смертью и избегать ее так долго, как только возможно, ибо в этом состоит часть Его плана. Мы все – часть великого узора, наша жизнь связана с жизнью других людей, поэтому жить – большая ответственность.

Нет, мой страх сидел гораздо глубже. Впереди маячило нечто неизбежное и ужасное, в чем я пока не отдавал отчета, а тем более не понимал. Сейчас-то я во всем разобрался, но кто бы мог подумать, что судьбы многих тысяч людей зависели от решения тех двоих, совещающихся в повозке? Как я узнал в последующие дни, если бы Энском и Хеда решили отправиться в Трансвааль, то никакой зулусской войны могло и не быть, а следовательно, и восстания буров. Тогда изменился бы весь ход истории.

Я стряхнул оцепенение и вернулся в повозку.

– Итак? – прошептал я, но никто не отозвался. Тут же сверкнула молния.

– Сколько ты насчитал? – спросила Хеда.

– Девяносто восемь, – ответил Энском.

– А я девяносто девять. В любом случае это не сто. Мистер Квотермейн, мы выбираем страну зулусов, если вы будете так любезны и проводите нас туда.

– Договорились, а позвольте узнать, как ваше решение связано с этими подсчетами?

– Понимаете, мы никак не могли договориться. Морис был за Трансвааль, а я – за Зулуленд. Поэтому мы решили, если молния сверкнет до того, как мы сосчитаем до ста, тогда поедем в страну зулусов, в противном случае – в Преторию. Здорово придумано, верно?

– Отлично! – ответил я. – «Для тех, кто принимает решения таким образом».

Честно говоря, не знаю, кто из них до такого додумался, да я и не спрашивал. Потом я вспоминал, как Энском подбросил монетку, когда у реки Элефантес мы гадали, доберемся ли до фургона. Помню, я спросил, как он может довериться монетке, и Энском ответил, что Провидение может воспользоваться любым предметом, даже монеткой, а он хочет дать ему, Провидению, шанс. Насколько же больше доводов он привел бы для вспышки молнии, которая со времен римского Юпитера и задолго до него считалась божественным проявлением.