Генри Хаггард - Мари. Дитя Бури. Обреченный

«О мой дух, здесь ты нашел меня в юности, сотни лет назад. – (Мне кажется, он имел в виду десятки.) – И вот я вернулся к тебе. В этот бассейн я нырнул и под водой нашел тебя, мой змей, и ты обвился вокруг моего тела и вокруг моего сердца. – (Как я понял, голос намекал на обряд посвящения в знахари, куда обычно входит нахождение змеи, которая должна обвиться вокруг новичка.) – С тех пор и по сей день ты поселился в моем теле и моем сердце, наделил меня мудростью, давал советы о добре и зле, и я исполнял все, что ты велел. Теперь я верну тебя туда, откуда ты пришел, чтобы ты ждал моего нового рождения. О духи моих предков, день за днем я трудился и спустя много лет ото мстил за вас дому Сензангаконы. Никогда больше они не будут править в этой земле, ибо последнего их короля я умертвил. О мои убитые жены и дети, я принес вам огромную жертву, тысячи и тысячи убитых зулусов. О Ункулункулу, Великий владыка небес, пославший меня на землю. Ункулункулу, я выполнил свою задачу и возвращаюсь к тебе с кровавым урожаем от семян, посеянных тобой. Тише, тише, мой змей, солнце восходит, и скоро ты обретешь покой в воде, твоей обители от начала мира!»

Голос умолк, в этот миг луч света пронзил туман и осветил говорящего. Это был Зикали, а вокруг него обвился большой желтобрюхий полоз. Черная голова змеи нависла над ним, и казалось, будто трепещущий раздвоенный язык время от времени лижет его в лоб. Наверное, змея вылезла из воды, потому что ее мокрая кожа блестела на солнце. Старик встал на нетвердых ногах, не сводя глаз с восходящего красного солнечного ока, и с криком «Обреченный, обреченный с радостью!» и громким жутким смехом бросился в бурлящие воды.

Так окончилась история о знахаре Зикали, Открывателе, о Том, кому не следовало родиться, и о его страшной мести. Он уничтожил великий дом Сензангаконы, а вместе с ним и весь зулусский народ.

В предисловии к роману «Мари» о ранних годах жизни покойного Квотермейна, известного в Африке под именем Макумазан, мистер Куртис, брат сэра Генри Куртиса, рассказал о нескольких рукописях, найденных им в доме мистера Квотермейна в Йоркшире. Среди них оказался и упомянутый роман. Кроме законченных рукописей, которые мне как редактору надлежало передать для последующего издания, я нашел там множество разрозненных записей и документов. Некоторые из них касались охоты и взятых трофеев, исторических событий, имелись заметки, связанные с писательским ремеслом, а также уникальные сведения о невероятных событиях, полученные из первых рук.

Одна запись была оставлена в грязной и потертой тетради, видно, хозяин не расставался с ней многие годы. Она напомнила мне о давнем разговоре, состоявшемся между мной и мистером Квотермейном, когда я гостил у него в Йоркшире. Текст небольшой, должно быть, автор бегло набросал его за каких-нибудь пару часов. В нем говорилось следующее:

«Интересно, есть ли в чужих землях знак отличия за храбрость и самоотверженность вроде нашего креста Виктории. Если бы я имел на то полномочия, то присудил бы его бедному старому туземцу Магепе. Честное слово, он заставил меня почувствовать гордость за все человечество. А ведь он был всего лишь цветным, как некоторые называют кафров».

Долго я, редактор, не мог понять, о ком идет речь, но вдруг меня осенило. В памяти всплыло, как я, еще молодой, сидел после ужина в гостиной Квотермейна. С нами были тогда сэр Генри Куртис и капитан Гуд. Мы курили, беседовали. Разговор зашел о героизме. Каждый старался припомнить случай, оставивший у него неизгладимое впечатление. Последним заговорил Аллан Квотермейн:

– С вашего позволения, я расскажу историю, ставшую для меня наивысшим примером храбрости. Итак, война с зулусами только началась, в Зулуленд направились войска. В ту пору, как вам известно, я подрабатывал, возил высокопоставленных военных. Нанял им три фургона, по шестнадцать здоровых волов в каждом, вместе с разведчиками, а сам был за главного. Они заплатили мне… впрочем, не важно сколько, как-то неловко говорить о деньгах… Сказать по правде, всю войну офицеры империи покупали необходимые им товары на дорогих рынках, и не всегда по закону. Много ходит историй – и не только от колонистов, – как они вскоре разбогатели на продаже патентов на офицерский чин и тому подобное. Впрочем, об этом лучше умолчим. Я запросил приличную сумму за свои фургоны, вернее, за их аренду, у самодовольного молодого человека в мундире, проведшего в стране уже три недели, и, как ни странно, тот согласился. Зато когда я обратился в штаб и предупредил о возможных последствиях, если они станут упорствовать в наступлении, самолюбие не позволило им послушать какого-то престарелого охотника и… и они вежливо от меня отделались. А ведь могли избежать трагедии при Изандлване.

Тут Аллан задумался – вы же знаете, какая это для него болезненная тема. Он не любил вспоминать те события. Сам Квотермейн спасся, но потерял много друзей на поле битвы. Вскоре он продолжил:

– Но вернемся к старому Магепе. Мы знакомы много лет, а впервые встретились в битве на реке Тугела. Я сражался на стороне королевского сына Умбелази Прекрасного в рядах войска Тулвана. Мне захотелось записать эту историю, дабы она не сгинула бесследно. Так вот, как вы знаете, войско было стерто с лица земли. После того как они разбили атаковавшие их войска Кечвайо, из трех тысяч в живых остались лишь пятьдесят. Среди уцелевших оказался и Магепа.

Мы встретились позднее, во владениях старого короля Панды, и я вспомнил, как мы сражались бок о бок. Пока я говорил с ним, появился принц Кечвайо. Ко мне он отнесся вполне милостиво, ведь я случайно оказался в этом сражении, но свирепо посмотрел на Магепу.

– Макумазан, не из тех ли он псов, с которыми еще не так давно ты норовил покусать меня на реке Тугела? Ловкий, должно быть, собака, и резвый бегун, раз ему удалось спастись, когда остальные умолкли навеки. О! Будь моя воля, я бы содрал с него шкуру и перегрыз ему горло.

– Вовсе нет, – ответил я, – у него королевское самообладание и храбрость. Он даст мне сто очков вперед. Когда я покинул ряды Тулвана, он не сдвинулся с места.

– Не ты бежал, Макумазан, а твой конь. Что ж, пусть живет, раз ты за него заступаешься. – С этими словами Кечвайо пожал плечами и удалился.

– Рано или поздно он меня убьет, – заметил Магепа. – Память у Кечвайо длинна, словно тень от дерева на закате. Тем более, Макумазан, он прекрасно знает, что я и правда бежал. Хоть и после того, как все было кончено и я уже ничем не мог помочь. Ты же помнишь, едва мы расправились с первым войском Кечвайо, в атаку пошло второе, но мы и его победили. В том бою меня стукнули по голове дубинкой, удар пришелся по головному кольцу. В войске я был самый молодой и получил его совсем недавно. Кольцо спасло мне жизнь. Все же от удара я на какое-то время потерял сознание и лежал, словно мертвый. Очнулся, когда битва закончилась. Люди Кечвайо искали наших раненых, чтобы добить их. Скоро они нашли меня и убедились, что я не пострадал.