Этель Войнич - Все романы в одном томе

Не успевал он расположиться на палубе со словарем и грамматикой, как голос эльзасца Штегера, ботаника экспедиции, вторгался в его сознание и вытеснял испанские глаголы.

— Как вам нравится нахальство этих щенков? Умора, как они дерут носы!

— Какие щенки? — бормотал Рене, не отрывая глаз от глаголов.

— Да эти офицеришки. Дали им отпуск на время экспедиции, так они уж вообразили себя настоящими исследователями. Так бы они его и получили, не приходись де Винь племянником военному министру. Этот оболтус убедил дядюшку, что старик Дюпре никак не обойдется без него и его дружка Бертильона. Подумать только! Когда Дюпре вышел в отставку, этот Бертильон еще пирожки из песка делал и получал шлепки от своей няньки.

— Ну, пожалуй, вы преувеличиваете.

— Разрешите сказать вам, мой дорогой, что наш уважаемый командир отнюдь не юноша. Ему уж наверняка под шестьдесят, и, между нами, ему больше подошло бы проветривать свои ордена и воспоминания об Аустерлице, прогуливаясь в садах Тюильри, чем возглавлять экспедицию в эту дикую глушь. Там, куда мы направляемся, гораздо важнее иметь голову на плечах, чем грудь в орденах, а бедняга Дюпре звезд с неба не хватает. Зато гонора хоть отбавляй. Слыхали, как он на днях обрушился на Лортига, когда тот, обратившись к нему, забыл сказать «полковник». Если бы Дюпре только знал, как они его величают за спиной! «Педель» — неплохо, а?

Штегер распространялся в таком духе до тех пор, пока Рене под каким-нибудь предлогом не уходил вниз. Ему не хотелось обижать эльзасца, но мелкие слабости их командира его ничуть не интересовали, и ему не терпелось вернуться к грамматике. Однажды, когда он спасался от Штегера на нижней палубе, его изловили молодые офицеры и гасконец Лортиг, большое, самодовольное, сильное животное, сытое и холеное. Страстный охотник, он отправился в опасную экспедицию в надежде пострелять ягуаров.

Завидев коротко остриженную голову Рене, Лортиг лениво подошел к нему, и его чересчур красные губы под черными блестящими усами раздвинулись в улыбке, открывая два ряда чересчур белых зубов.

— Сбежали от Кислой Капусты? — спросил он, передразнивая немецкий акцент Штегера. — Не так-то это просто, а? Такие твари, у которых рот словно полон теста, а мускулы висят, как тряпки, присасываются накрепко. А вот и Гийоме наконец выполз! Не человек, а прямо червяк. Знаете, что я вам скажу, Мартель, — кроме нас двоих да еще вот этих ребятишек, во всей компании вряд ли найдется человек с приличными бицепсами. И это экспедиция в страну дикарей!

— Ну что вы, — сказал Рене, — не так уж все плохо. Господин Гийоме, правда, на вид не слишком силен, но и то заранее ничего сказать нельзя, а за остальных волноваться не приходится. Штегер, я уверен, может переносить тяготы пути не хуже любого другого, командир у нас тоже человек крепкий. Ну, а у доктора Маршана одной энергии хватит, чтобы справиться с любыми трудностями.

— Маршан — совсем другое дело. Если бы не его враг — бутылка, он был бы великим человеком. Говорят, до этой гнусной истории он считался одним из лучших парижских врачей. Подумать только — загубить такую блестящую карьеру из-за какой-то глупой бабы!

Рене нахмурился.

— Личная жизнь доктора Маршана мне неизвестна. Вы читали его книгу по этнологии? Очень интересно.

— Да? — спросил, зевая, Лортиг. — Так вот, когда он обнаружил, что любовник его жены…

— Прошу прощения, но меня, кажется, ждет полковник, — сказал Рене, отчетливо выговаривая каждое слово, и ушел.,

Из люка показалась огромная седая грива Маршана. Нимало не смутившись, Лортиг двинулся ему навстречу.

— А, вот и вы, доктор! Как там Гийоме, отлежался? Держу пари, что мы с ним еще понянчимся, когда будем переходить через Анды!

Этнолог, маленькие ноги которого не соответствовали его крупному, массивному телу, мрачно оглядел трех бездельников из-под косматых бровей.

— Займитесь делом, — рявкнул он вместо ответа. Офицеры только рассмеялись, ничуть не обидевшись.

— Зачем нам заниматься делом, доктор? Мы же не Мартели.

— Тем хуже для вас, — сказал Маршан и посмотрел вслед Рене. — Но найти себе какое-нибудь занятие вы можете. Сразу видно, что вы не знаете тропиков. Если вы будете целыми днями торчать на палубе, бить баклуши и сплетничать, — его глаза, внезапно широко раскрывшись, метнули в них пронизывающий взгляд и снова сощурились, — то к тому времени, когда мы прибудем в Напо, вы станете такими же дохляками, как Гийоме.

— Только не я, — сказал Лортиг. — Стоит мне добраться до дичи…

— И не мы с Бертильоном, — добавил де Винь. — Мы едем охотиться.

Суровый рот Маршана растянулся в усмешке, но от этого его лицо отнюдь не стало дружелюбнее.

— Вот как, охотиться? Ну что ж, мои крошки, судя по всему, будет вам и охота, будут и всякие другие развлечения. Гийоме тоже говорит, что едет охотиться.

— Гийоме? Да он не отличит приклада от дула! Все знают, почему он едет, — его отец оплатил чуть ли не половину расходов экспедиции, чтобы услать сына на время из Брюсселя, пока не уляжется шум вокруг этой истории с мадам…

— Опять сплетни! — оборвал его Маршан. — Послушайте, ребятишки, неужели ваши безмозглые головы ничто больше не занимает? Оставьте такие разговоры для Гийоме и ему подобных.

Молодые люди дружно расхохотались, сверкнув крепкими белыми зубами.

— А вы, дед, оставьте проповеди для полковника и ему подобных.

— Полковник стоит полсотни таких, как вы, — проворчал Маршан и, бесцеремонно отодвинув их плечом, стал спускаться по узкому трапу. У него были манеры медведя, но ему почему-то все прощалось.

Вечером он подошел к Рене, который стоял у борта и смотрел на искрящийся пенистый след корабля.

— Ничего, все обойдется, — без всякого вступления сказал Маршан, попыхивая трубкой. Рене обернулся. — Да, да, мой мальчик, вы понимаете, о чем я говорю, хоть и предпочитаете помалкивать, — продолжал Маршан, кивая головой. — Но когда вы поболтаетесь по свету с мое, вы узнаете, что большинство людей гораздо лучше, чем они кажутся, пока не доберешься до места. Сейчас вы видите их в самом невыгодном свете. Приятели, а особенно сестры приятелей, убедили этих молодцов, что они герои, и теперь они, естественно, не могут подыскать себе достойного занятия; остается лишь слоняться без дела, сплетничать и выставлять себя круглыми идиотами. Стоит нам попасть в первую переделку, как все станет на свое место.

Он бросил на Рене быстрый испытующий взгляд.

— А в переделках мы побываем, можете не сомневаться.

— В тех краях, кажется, довольно опасно?

— Да, индейцы племени хиваро — трудная публика. Но полковник знает свое дело; я с ним еду не в первый раз. И мальчики наши тоже ничего. Если б только нам не навязали этого Гийоме… Но, в общем, они ребята неплохие и в тяжелую минуту друг за друга постоят, хоть и несут сейчас всякую чепуху. Сейчас вам довольно противно все это — и не удивительно, но через месяц-другой они образумятся, займутся своим делом и не будут мешать вам заниматься своим. А как испанский язык?