Этель Войнич - Все романы в одном томе

— Простите, пожалуйста. Я пойду.

Рене схватил его за руку.

— Нет, нет! Постойте! Разве вы не видите, что произошла ошибка! Знаете что — пообедайте со мной!

Не успел Рене произнести эти простые слова, как почувствовал, что они были восприняты как отмена смертной казни. Человек круто повернулся, изумленно посмотрел на него, потом тихонько рассмеялся.

— Благодарю вас, я очень признателен; но я… — он замолк и взглянул на свои лохмотья, — только как же я в таком виде?..

У него вдруг задрожала нижняя губа, и он показался Рене совсем юным и беззащитным.

— Ну, это легко устроить, — сказал Рене, хватаясь за возможность прекратить этот невыносимый разговор. — Эй! Хосе!

В дверях появился Хосе, радостно оскалившийся в предвкушении скандала.

— Этот джентльмен хочет принять ванну, — с чувством огромного облегчения сказал ему Рене.

— Как? — Хосе разинул рот и с изумлением переводил взгляд с одного на другого.

— Немедленно приготовь в моей комнате теплую ванну, — невозмутимо продолжал Рене, — принеси чистые полотенца и нагрей побольше воды. После этого подашь нам обед.

Он открыл дверь в свою комнату.

— Сюда, пожалуйста. Я сейчас достану мыло и… Да, вам ведь нужно будет во что-нибудь переодеться.

Встав на колени перед раскрытым чемоданом, он продолжал, не поднимая глаз:

— Боюсь, что мои вещи будут вам немного велики — ну да как-нибудь устроитесь: Куда это носки задевались? Вот рубашка, и… Ну, кажется, все. Я подожду вас в соседней комнате.

Он встал, оставив ключ в чемодане. А в голове стучало:

«Какой же я болван! Какой непроходимый идиот! Он, конечно, украдет все, что попадется под руку. И поделом мне, дураку! Но что же мне оставалось делать?»

В дверях Рене обернулся со словами:

— Если вам что-нибудь понадобится, позовите Хосе, — но, увидев, что незнакомец, дрожа всем телом, прислонился к столу, чтобы не упасть, вернулся, взял его за локоть и усадил на стул.

— Вам надо чего-нибудь выпить, — сказал он, наливая коньяку из охотничьей фляжки. Человек отстранил стакан.

— Не надо, ударит в голову. Я… слишком долго… — Он выпрямился и откинул со лба волосы: — Ничего, сейчас пройдет. Пожалуйста, не беспокойтесь.

Дожидаясь его в соседней комнате, Рене злился на собственную глупость. Навязать себе на голову больного, умирающего с голоду авантюриста, возможно преступника, явного проходимца, привыкшего, по его собственному признанию, якшаться с туземцами, — и все только потому, что у того вкрадчивый голос и красивые глаза. Безумие!

Наконец появился незнакомец, преображенный почти до неузнаваемости. Он вообще был ниже и тоньше Рене, и к тому же крайне изможден, и теперь, в висевшей на нем мешком одежде, казался еще более юным и хрупким, чем был на самом деле, — почти совсем мальчиком. Неумело подстриженные и зачесанные назад волосы открывали замечательной красоты лоб и глаза. Когда он, хромая, подошел к столу, Рене снова поразило, какой у него был невероятно больной вид, и ему вдруг пришло в голову, что, может быть, вопрос о том, как поступить с незнакомцем, вскоре разрешится сам собой — он попросту умрет. Однако, кроме изнуренного вида и крайней истощенности, у него не было ничего общего с оборванцем, который вошел в эту комнату час назад.

Он извинился перед своим хозяином за то, что заставил его так долго ждать, и поддержал начатый Рене разговор о посторонних предметах. Казалось, он стремился укрыться в светской беседе. Он говорил по-французски не совсем бегло, видимо слегка его подзабыв, употреблял много латинизмов, вдобавок очень сильно заикался, — и тем не менее тембр его голоса придавал неизъяснимое достоинство его запинающейся речи. Несколько книжные обороты указывали на обширное знакомство с классиками: можно было подумать, что он вырос на Паскале и Боссюэ.

— Но вы же совсем ничего не едите, — воскликнул Рене. Его гость с гримасой отвращения отодвинул тарелку.

— Простите. После длительной голодовки трудно много есть.

Рене внимательно посмотрел на него:

— Значит, вы в полном смысле слова умирали с голоду?

— Да, но не очень долго — всего три дня. Вначале у меня было с собой немного хлеба.

— Что бы вы стали делать, если бы не застали нас здесь? Ответа не последовало. Рене почувствовал, что совершил грубую бестактность, и торопливо продолжал:

— Но ведь ночевать в горах невероятно тяжело. Синие глаза внезапно потемнели.

— К этому привыкаешь — вот и все. Самое неприятное… что ты один.

— Но как же спать в горах, в таком холоде и сырости?

— Спать там не приходилось.

Рене встал из-за стола.

— Тогда, быть может, вы приляжете до возвращения начальника? Вы, наверно, страшно устали. Хосе вам постелит.

К вечеру, когда охотники вернулись домой, незнакомец вполне оправился и на вопросы Дюпре отвечал уверенно и спокойно — он проспал до самой темноты и, проснувшись, еще немного поел.

Полковник приехал с охоты в прескверном настроении: Лортиг оказался лучшим, чем он, стрелком и вдобавок хвастался этим всю обратную дорогу. К тому же опять зарядил дождь, и все вымокли и устали. Надев очки, полковник посмотрел на незнакомца, как судья на осужденного преступника.

— Господин Мартель сообщил мне, что вы прибыли из Ибарры, господин…

— Риварес.

— Риварес? Это, кажется, испанское имя?

— Я родился в Аргентине.

— И… оказались в Эквадоре совсем один и в таком отчаянном положении?

— Я участвовал в боях…

— Против диктатора Розаса?

— Да. Я был ранен, как видите, искалечен. Меня схватили. Потом мне удалось бежать на торговом судне в Лиму. Там я надеялся разыскать своего друга и побыть у него, пока мне не удастся дать знать родным. Я уехал без гроша в кармане, за мной гнались по пятам. Приехав в Лиму, я узнал, что мой друг только что отплыл в Европу.

— Когда это было?

— Месяцев девять тому назад. Я кое-как перебивался в Лиме, дожидаясь ответа из Буэнос-Айреса от родных, которым мне удалось послать письмо с просьбой немедленно выслать денег. С обратным пароходом я получил ответ. Старый слуга писал мне, что по приказанию Розаса наш дом сожгли, а всех моих родных убили. Тогда я перебрался в Эквадор в надежде получить работу на серебряных рудниках. В Ибарре я услышал, что вам нужен переводчик, и отправился сюда предложить свои услуги.

— Откуда вы знаете местные наречия, если вы сами с юга?

— Я научился говорить на них уже после того, как поселился в Эквадоре. Языки всегда давались мне легко.

— А откуда вы знаете французский?

— Я воспитывался в коллеже французских иезуитов.

— Вы верите этому вздору? — прошептал Штегер на ухо Рене.

Они сидели рядом, слушая, как полковник расспрашивает незнакомца. Рене нахмурился и не ответил. В глубине души он был убежден, что весь рассказ — выдумка от начала до конца. Его злило, что незнакомец лжет и что Штегер об этом догадался, а больше всего то, что он, Рене, злится. Какое ему до этого дело?