Этель Войнич - Все романы в одном томе

— Плохая жена — и не так уж виновата? Я вас не понимаю.

— Сперва был плохой муж. О ее юности мне почти ничего не известно, но я слыхал, что в пятнадцать лет она была взята из монастыря и стала третьей женой развратника, который был втрое старше нее. Чего же можно было ждать после этого? Ей не исполнилось еще и восемнадцати, когда он дрался из-за нее на дуэли и был убит.

— И тогда она вышла замуж за вашего прадеда?

— Нет, гораздо позже — лет через двенадцать. Прежде чем стать леди Норсфилд, она была причиной множества дуэлей почти при всех дворах Европы, и говорят, что одно время она считалась счастливой соперницей прекрасной Авроры фон Кенигсмарк, Потом она принялась за политические интриги сомнительного сорта и была связана с иезуитами и якобинцами, которых, как подозревают, затем предала из корыстных побуждений. Насколько можно судить, она презирала своего мужа и ненавидела свою единственную дочь. Бедняжка заикалась, а мать издевалась над ее недостатком в присутствии посторонних.

После смерти второго мужа она переехала в Лондон и предалась азартным играм, а ее дочь осталась в деревне и жила в такой нищете, что стыдилась показываться на людях. В конце концов дедушка Риверс пожалел ее и женился на ней.

— Гм, — сказал Генри, — хорошенькая история, нечего сказать!

— Да. Боюсь, что эта часть семейной хроники не делает большой чести нашему роду. Но следующее поколение жило иначе. Родители моего отца были образцовой любящей парой, и он всегда благоговейно чтил их память, особенно память матери. Она, кажется, была необыкновенно милым, но, к сожалению, больным человеком. Спасение пришло слишком поздно. Она умерла, когда моему отцу было тридцать лет, и все его детство и юность были омрачены припадками меланхолии, которыми она страдала. Ей казалось, что ее мать стоит у нее за спиной и нашептывает, чтобы она повесилась. Однажды, когда он был еще мальчиком, к ним неожиданно приехала его бабушка, и он говорил мне. что никогда не мог забыть выражения лица матери в ту минуту.

Об этом портрете сложилась своего рода семейная легенда. Когда Беатриса была маленькой, он иногда ей снился, и она просыпалась в испуге. Я помню, как она расплакалась, когда кто-то сказал, что она унаследовала знаменитые руки. По-моему, сходство этим и ограничивается, да еще может быть, в посадке головы у них есть что-то общее. Эльси совсем непохожа на леди Норсфилд, она вся в маму.

«Ничего, — подумал Генри, немного утешенный, — в четвертом поколении это еще терпимо». Наверное, в каждой семье есть своя паршивая овца. Если уж на то пошло, заключил он, ему тоже не приходится особенно гордиться дедушкой Телфордом.

В среду вся семья приехала в Лондон и остановилась в гостинице.

Венчание было назначено на следующее утро. Приглашены были только леди Мерием, гувернантка и один из лондонских кузенов Генри. После семейного завтрака новобрачные уезжали в Брайтхелмстон, а Уолтер и Эльси — в Париж.

Генри зашел вечером в гостиницу, чтобы договориться о последних мелочах. Ему показалось, что Беатриса бледнее и молчаливее обычного, но он решил, что это вполне естественно — оно, вероятно, очень устала.

— Мне хотелось бы поговорить с вами наедине, — сказал он ей перед уходом.

Она провела его в соседнюю комнату: — Что-нибудь случилось, Генри?

— Ничего, любимая. Просто я без ума от тебя. Жена моя… Он неожиданно крепко обнял ее и впервые поцеловал в губы, затем отшатнулся и растерянно посмотрел на нее. Она не противилась его объятьям, но он снова увидел на ее лице выражение, которое так испугало его тогда в лесу.

— Беатриса! — с трудом выговорил он. — Что я сделал? Почему вы так боитесь меня?

— Нет, ничего… Я… Пожалуйста, не надо… завтра… Я устала.

Спокойной ночи. Она ушла.

Он вернулся к себе; никогда еще за все время своего странного жениховства он не испытывал такой тревоги. Леди Мерием легко говорить! Нет, это не просто сдержанность или девичье смущение, — это был ужас, черный, ничем не прикрытый ужас, словно он какое-то чудовище. Неужели простая мысль о браке может так подействовать на девушку? Ведь все женятся! Мужчиной и женщиной сотворил их…

Лучше не ломать над этим голову. Надо ложиться спать, иначе завтра он будет бог знает в каком состоянии.

Глубокой ночью его разбудил звук собственного голоса:

«Что они скрывают?» Он сел на постели, и по коже у него пробежали мурашки, когда ответ вдруг вспыхнул в его мозгу. Да, ей есть чего бояться.

Рогоносец! Так вот почему ее братец примчался из Португалии и под благовидным предлогом настоял на немедленной свадьбе. Все читанные или слышанные им истории о пойманных в ловушку ничего не подозревающих молодых мужьях, получающих в придачу к жене чужого ребенка, вихрем пронеслись у него в голове.

Он соскочил с кровати и дрожащими руками нащупал огниво. Который час?

Только начало четвертого. У него еще много времени.

Он зажег свечу и начал одеваться. До рассвета далеко; он прикажет своему слуге оседлать лошадь, оставит деньги для хозяев вместе с распоряжением переслать его вещи в Бартон и уедет из Лондона, прежде чем его хватятся. Куда? Не важно. Важно уехать, и как можно скорее.

Не кончив одеваться, он присел к столу и начал писать к ней:

«Я любил вас и верил вам. Я думал, что чище, непорочнее вас нет…»

Генри разрыдался. Он не мог продолжать это письмо.

Он разорвал его и начал другое — к Уолтеру:

«Ваш план был задуман хитро, но все-таки вы просчитались. Если бы я не заметил, что ваша сестра боится смотреть мне в глаза, я попался бы в вашу ловушку…»

Он разорвал и это письмо. Он уедет; просто уедет. И пусть они сами догадываются — почему.

Но ведь так нельзя! Нельзя без всяких объяснений бросить невесту у алтаря. Так не делают! Как же ему поступить? Написать мистеру Уинтропу?

Священнику? Поехать в церковь и там публично отказаться от нее? Нет, он не в силах встретиться с ней еще раз.

А не ошибается ли он? Что если она ни в чем не повинна? Ему придется застрелиться. Нанеся такое оскорбление своей невесте, человек не имеет права жить. Не ошибся ли он? Может быть, это только плод его воображения?

Он начинал письмо за письмом, но так и не дописав ни одного из них, опустил гудящую, уже ничего не соображающую голову на руки…

В дверь стучал его слуга.

— Девятый час, сэр, и вас спрашивает джентльмен-мистер Роберт Телфорд.

Генри растерянно поднял голову. Что случилось? Почему он спит, сидя за столом? Ему что-нибудь привиделось?

Тут он заметил догоревшую свечу и неоконченные письма. Нет, он просто сошел с ума.

Он быстро сгреб исписанные клочки, бросил их в камин и зажег. Какие бредовые мысли приходят человеку в голову ночью!