Этель Войнич - Все романы в одном томе

Билл, по обыкновению, резко выделялся в толпе улыбающихся и подобострастных соседей. Когда Генри высунулся из окна кареты и окликнул его по имени, он подошел, словно бы нехотя, и хмуро выслушал новые изъявления искренней благодарности. Губы его, как всегда, были сурово сжаты.

— Помните, Пенвирн: в любой беде, в любое время, пока я жив, я всегда вам помогу. Билл покачал головой.

— Нет уж, сэр. Больше мне ничего от вас не надо. Вы много сделали, куда больше, чем я бы сам попросил. Воспитайте моего парня честным человеком, выучите его на механика — и мы квиты.

— Я сделаю для него все, что смогу, вы знаете это. Но я не могу сделать его механиком, если у него нет к этому способностей. Математика…

— За этим дело не станет, сэр, верное слово. У Артура есть голова на плечах, только он не всегда шевелит мозгами. Математика… тут просто надо крепко потрудиться. И он будет трудиться, будет. А если станет бить баклуши, спустите с него шкуру, и я вам спасибо скажу.

Он повернулся к Беатрисе.

— Только не подпускайте его к этим книжкам, к разным книжкам, мэм, и я вам буду по гроб жизни благодарен. Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Я могу обещать вам только одно: я буду любить его, как родного, и постараюсь, чтобы он был счастлив. Я сделаю так, как для него будет лучше.

Но всегда буду помнить о вашем желании, чтобы он усердно занимался математикой, и я знаю, он будет стараться изо всех сил, чтобы порадовать вас.

— Ладно, мэм, — проворчал он и, обернувшись к дому, крикнул: — Мэгги!

Артур! Где вы там запропастились? Лошади ждут!

Они вышли вместе молча; у Мэгги губы совсем белые, глаза мрачные и сухие; мальчик низко опустил голову.

Билл обеими руками взял его за плечи и стиснул так, что сын невольно поморщился от боли.

— Слушай меня, Артур, да смотри не забудь, что я тебе скажу.

— Не забуду, отец.

— Кроме тебя, у меня нет ничего на свете, и тебе подвернулся мучай, какого у меня сроду не бывало. Я работал для тебя, и голодал, и рисковал своей шкурой, и все по доброй воле. Если из тебя выйдет толк, я буду гордиться тобой, как если б я сам стал человеком. Но если у тебя ничего не выйдет… — Лицо его исказилось. — Если ты упустишь этот случай, который я заработал собственным горбом, если будешь лодырничать и дурака валять и строить из себя барина, я прокляну тебя в смертный час, так и знай.

— Да, отец.

— И с того света буду приходить к тебе и покоя не дам…

— Тише, тише, — вмешалась Беатриса. — Верьте ему и положитесь на нас.

Мы все постараемся не обмануть ваших ожиданий.

Пенвирн словно и не слышал ее. Он с такой силой вцепился в худые плечи сына, что пальцы побелели. Голова Артура начала кружиться, он закрыл глаза, потом они вновь открылись — огромные, полные ужаса. Мэгги шагнула к мужу.

— Оставь его, Билл Пенвирн! Руки Билла тут же разжались.

— Возьми его в карету, — прошептала Беатриса. Генри с испуганным лицом высунулся, втащил мальчика в карету и захлопнул дверцу.

— Я ничего такого не хотел, Артур, сынок. — В голосе Билла прорвалось рыдание. — Я никогда не сделаю тебе ничего худого… никогда. Я… я люблю тебя…

— Пожалуйста, мэм, — вмешалась Мэгги, — уезжайте скорей.

Она протянула руку в окно кареты, на мгновенье положила ее на голову мальчику, потом повернулась и, ни слова не говоря, ушла в дом.

— Гоните, Робертс, — попросила Беатриса, — гоните.

Глэдис сбежала с лестницы и с восторженным воплем повисла на шее у матери. Она торопливо, хотя и ласково, обняла по очереди Гарри, Дика и отца, потом вывернулась у него из рук, откинула назад непокорные золотистые волосы и круглыми любопытными глазами уставилась на нового брата.

— Это Артур, — сказала Беатриса, соединяя их руки. — Он будет жить с нами, будь ему доброй сестрой. Поди покажи ему его комнату и помоги распаковать вещи. Когда чай будет готов, я вас позову.

Глэдис стояла, слегка расставив крепкие маленькие ноги, и внимательно смотрела на застенчивого мальчика. Потом взяла его под руку.

— Пойдем, Артур.

Немного оробев оттого, что попал в такой огромный, великолепный дом, он покорно пошел за нею вверх по лестнице. Она распахнула дверь небольшой, залитой солнцем комнатки.

— Вот твоя комната, а рядом — Гарри и Дика, а дальше моя. Когда тебе что-нибудь нужно, ты сразу стучи в мою дверь в любое время. Поди сюда, посмотри в окно. Это каретный сарай, а там конюшни… В том длинном доме?

Там коровник. Через пять минут придут коровы, и ты их увидишь, их сейчас будут доить… Ну да, конечно, коров много. В том домике, где штокрозы, живут Робертсы, а за ним — видишь, где стоит большая груша? — это амбар.

Теперь высунь голову из окна и увидишь кусочек сада. А вон на лужайке Пушинка — это моя собака, сеттер, и у нее трое щенят… Что? Что там розовое за окном? Это розы, они называются «Семь сестер». У вас в Корнуэлле разве нет таких? Я хотела нарвать тебе, а мама сказала, чтоб я поставила тебе в комнату синих цветов. Но я нашла только дельфиниум. Надеюсь, он тебе понравится. Я хотела принести тебе синих анютиных глазок, да они уже все отцвели.

— Мне… мне нравятся эти… как их звать? Дель…

— Дельфиниум. В саду за домом их сколько угодно, и все синие, как твои глаза. У тебя глаза синие.

— А у тебя серые… красивые.

Глэдис кивнула.

— Да, я знаю, что красивые. Племянница миссис Джонс тоже так говорит.

Но это мне все равно не поможет, потому что у меня курносый нос. Тебе это неприятно? Ты очень не любишь курносых?

— Чего же мне их не любить?

Они серьезно посмотрели друг на друга. Потом она обеими руками обхватила шею мальчика и поцеловала его.

— Какой ты смешной. Ты мне нравишься.

Только когда гонг позвал их к чаю, они вспомнили про чемодан Артура.

— Уже распаковали все веши? — спросила Беатриса, открыв дверь. — Да вы еще и не начинали! Ну, ничего. Может быть, если мы хорошенько попросим миссис Джонс, она уж, так и быть, это сделает. А теперь мойте руки и идите вниз пить чай.

Не прошло и месяца, как Артур и Глэдис стали неразлучны. Время от времени Генри начинал тревожиться, видя, как все тесней становится эта дружба. Не то чтобы он думал плохо об Артуре — паренек в сущности неплохой, хотя немножко и размазня, — но как бы Глэдис, проводя с ним столько времени, не переняла у него плохие манеры и неправильную речь. За зиму он несколько раз заговаривал об этом с женой.

— Не бойся, — сказала ему однажды Беатриса. — Впервые в жизни у Глэдис есть то, что ей всего важнее: друг, который в ней нуждается. А что до умения себя вести, то Артур уже может кое-чему поучить Дика.

— Это правда, он делает такие успехи, каких я и не ожидал. Но как он говорит!

— Да, неправильную речь нескоро исправишь. Но он и говорит уже гораздо лучше. От него теперь лишь изредка услышишь эти его бессмысленные словечки.