Александр Амфитеатров - Виктория Павловна. Дочь Виктории Павловны.

— Вижу по вашим глазам, —сказала она с расстановкою, — что люди, предупреждавшие меня о том, что в будущем супруге моем я найду совершенное ничтожество, в рекомендации не ошиблась..

— Разве вы сами его не знаете? — опять изумилась сконфуженная Виктория Павловна.

Дама, с грациозною грустью, качнула маленькою головкою своею на длинной тонкой шее, которою она, видимо, щеголяла, несмотря на ее преувеличенно желтый цвет:

— Никогда…

— Но…

— Вы хотите понять, как я его узнала? Очень просто: один из моих друзей нашел его для меня через сваху… Способ несколько первобытный, но в иных обстоятельствах удобный… Вы курите?

— Нет…

— Ну, а мне позвольте…

И, затягиваясь тоненькою папироскою, весьма благоуханною, она говорила, покачиваемая упругим диваном:

— Видите ли, m-lle Бурмыслова, вы-то мне назвались, а я то промолчала… Потому что моя фамилия не из тех, чтобы ею хвалиться… не всякому человеку я спешу ее назвать… Вы видите пред собою Любовь Сальм…

Виктория Павловна встрепенулась и стала смотреть на даму с большим любопытством: имя это много шумело в последнее время по газетам… А госпожа Сальм, куря, может быть, и с искусственным, но отлично выдержанным спокойствием, продолжала:

— Да, да, не сомневайтесь, не самозванка, та самая… «Наша знаменитая убийца» Любовь Сальм, застрелившая поручика Туркменского [См. мой роман "Паутина", повесть вторая "Аглая".]… и нисколько о том не жалеющая, — позволяю себе в скобках прибавить… Но — вместе находящая скучным и неудобным, чтобы каждый встречный и поперечный показал на меня пальцем: вот, знаменитая Сальм, которая застрелила своего любовника в гостинице так умно и искусно, что ее даже оправдали присяжные заседатели… Теперь вы, вероятно, уже догадались, почему я выхожу замуж за первого встречного… кто он там? телеграфист, что ли, или помощник начальника полустанка? за первого встречного, который, сговорясь через сваху, согласился одолжить мне свою фамилию?..

Она нервно засмеялась и, докуривая папироску, держала ее несколько дрожащими пальцами:

— Утопить свое имя хочу, m-lle Бурмыслова… — словно докладывала она резко и учительно. — Женщина я, смею похвалиться, не робкого десятка, но убедилась, что Любовью Сальм гулять по свету жутко… Это — вызов, это— поединок. А в условиях поединка можно геройствовать минутами, часами, но жизнь жить — нельзя. А я желаю жить и хорошо жить, без всякого стыда признаюсь вам в этой моей слабости, не очень, впрочем, необыкновенной. Еще если бы я была одна, то, может быть, побарахталась бы… Но — я должна, вам сознаться: я в таком положении… В моде, знаете, была после оправдания-то… Увлеклась успехом… свой же защитник наградил… Ну, и… Это, знаете, обязывает… Не могу же я пустить будущего своего ребенка в свет с единственным званием: незаконнорожденное дитя известной убийцы поручика Туркменского, вдовы штабс-капитана Любови Николаевны Сальм…

Черносливные глаза ее наполнились слезами и нос покраснел:

— Ну, вот… Надо выйти замуж… Нарочно искала такого, чтобы был Смирнов, либо Петров, либо Иванов… без всякой, знаете, экзотики, которая побуждает любопытных спрашивать: а кто она — эта дама с громкой фамилией — урожденная?.. Известное дело, что Ивановы, Петровы, Смирновы так и женятся на Ивановых, Петровых, Смирновых… Своего рода половой подбор… Года через три, встретив Любовь Николаевну Смирнову, никто и не подумает признать в ней знаменитую Любовь Сальм… А мне не все ли равно, как зваться? Он же, все-таки, ведь, дворянин… Я получила засвидетельствованные копии со всех его бумаг… Это у нас строго, по деловому…

— Послушайте, — остановила ее Виктория Павловна внимавшая ей как-то особенно сосредоточенно и мрачно, — а не страшен вам риск ваш? Ведь, все-таки, ярмо… Да еще по такой лотерее! С закрытыми глазами…

— А разве у него опасный характер? — насторожилась госпожа Сальм.

Виктория Павловна отрицательно качнула головою.

— Нет, сколько я помню, — наоборот… Извините, но он, ваш Смирнов этот, мне, право, белогубого теленка какого-то напоминал, которого всякий — куда погонит, туда он побредет…

— Ну, вот, — облегченно вздохнула Любовь Николаевна. — Как я рада. Рекомендации сошлись в одну точку… Почти теми же словами и отец Экзакустодиан мне его изобразил…

— Экзакустодиан? — насторожилась теперь, в свою очередь, Виктория Павловна.

— Ну, — да. Разве вы, живя в своем городе, о нем не слыхивали? Святой человек. Я, вот, нарочно приезжала в ваш город из Петербурга, чтобы он благословил меня, как мне быть дальше и что делать с собою…

— Это, значит, он вас и надоумил замуж-то идти? — спросила Виктория Павловна, с подозрительною усмешкою.

Но госпожа Сальм спокойно отвечала:

— Нет, замуж идти я надумала сама, а отец Экзакустодиан только, выслушав, очень меня похвалил и был так добр, что, вот, этого жениха Смирнова мне подыскал… Вы — как — не помните ли: он не пьет?

— Кто же там не пьет?! — с досадливым жестом возразила Виктория Павловна. — Камни разве… Владимир Ратомский, академик, спился, так телеграфисту ли Смирнову не пить?

— Но не больше других? — деловито осведомилась госпожа Сальм.

— Мертвецки пьяным не видала. Буйствующим тоже… Но — совершенно трезвым, до полной отчетливости в словах и поступках, — простите, — кажется, тоже нет..

— И за то спасибо! — вздохнула Любовь Николаевна, — мне, знаете, все-таки, ведь, придется год или даже два прожить с ним в этой дыре, покуда не уляжется все взбаламученное мною море… Так с пьяницей-то возиться в подобных условиях — знаете — уж очень было бы не в меру трудное испытание… Не люблю я пьяных… Если муж пьяница, то надо держать его очень строго, чтобы он боялся и не вздумал, — Боже сохрани — на тебя страх нагонять… Устать и уступить я, смею похвалиться, не надеюсь хоть пред самым Бахусом, но борьба с пьяным утомительна и скучна, и гнусна по обстановке… Гадость и неопрятность… А я, покаюсь вам, чистюлька…

— Вы, что же, религиозны, значит, очень, — спросила Виктория Павловна, — если даже подобное интимное дело отдали на решение Экзакустодиана?

Да. Госпожа Сальм религиозна. А Виктория Павловна разве нет? Удивительно. Вот этого госпожа Сальм совсем не понимает, как женщина может обходиться без религии. В нашем рабстве, — единственная сила и поддержка.

— Что было бы со мною, если бы я не была религиозна, в страшные дни, когда ангел гнева вооружил мою руку на то, что люди называют моим преступлением, а я считаю, что только поступила, как следовало: истребила негодяя… за себя и за многих других… Все улики были против меня, настроение суда и общества было против меня, печать меня травила. Но я чувствовала свою правоту пред Богом и знала, что Бог не оставит меня. И Он не оставил, хотя дьявол вооружил против меня злобного и хитроумного прокурора, с которым моему защитнику было очень трудно бороться…