Шмуэль-Йосеф Агнон - Путник, зашедший переночевать

И вот, бывало, берет такой учитель эти свои книги и идет к приятелю. А у приятеля есть сестра, иногда симпатичная, иногда нет. Впрочем, если она везучая, то уже неважно, симпатичная она, или умная, или какая. Потом входит в комнату мать этой девушки, видит — у сына в гостях приятель, и говорит ему, вроде с удивлением: «Ваша честь у нас в гостях? Так не удостоите ли с нами отобедать?» И пока она это произносит, тут же входит и ее дочь, разнаряженная, как богатая госпожа. Тут первая возвращается на кухню готовить, а вторая садится рядом с учителем. И рассказывает ему, что она прочитала в своем романе, а он рассказывает ей, что он прочитал в своем романе, и из этого сплетается третий роман.

К обеду приходит отец девушки, приветствует гостя и садится за стол. На голове у него квадратная ермолка, как у раввина. Мать в этот день приготовила несколько блюд, поэтому трапеза затягивается. А когда трапеза затягивается, затягивается и беседа. Обычно торговцы говорят только о своих делах, причем всегда рассказывают о тех делах, в которых они заработали, но отец этой девушки не таков: он рассказывает и о своих убытках, и притом рассказывает спокойно, как будто у него какой-то грош выпал из кармана, хотя на самом деле он потерпел серьезный ущерб. Учитель слушает его и думает: за такие деньги я мог бы окончить университет и стать врачом, или адвокатом, или нотариусом. Да, велика сила денег. Хоть наш учитель и социалист по убеждениям и выступает против капиталистов, которые наживаются за счет труда бедняков, но тем не менее не возражает отцу своего приятеля. Более того, почитает за честь, что тот рассказывает ему о своих делах. Ведь этот учитель каждый день ест за столом у хозяина, который его нанял, но тот его не даже не замечает, а отец этой девушки любезен с ним и посвящает его в свои дела.

Поэтому через несколько дней этот учитель приходит снова. А потом кто-то передает ему, что отец этой девушки готов поддержать его деньгами, пока он не закончит свое обучение, и ему не придется торчать в деревне. Эти слова западают ему в душу, и он бросает деревню и идет в университет, и отец девушки обеспечивает его, пока он становится врачом или адвокатом. Его бывший хозяин нанимает другого учителя, но отец какой-нибудь другой девушки соблазняет и его, как соблазнили предыдущего. Если же отец девушки видит, что не может выполнить свое обещание, он торопится устроить свадьбу, пока молодой человек не передумал. А когда у молодого учителя появляются сыновья и дочери, он уже перестает думать об учебе и начинает думать о заработке.

Вот так оно было с хозяином моей гостиницы, господином Нисаном Зоммером. На второй год после окончания гимназии он зашел как-то к своему городскому товарищу, сыну продавца шляп, у которого мать была замечательная повариха, а сестра — симпатичная брюнетка. И вот сейчас он уже не читает книг и не говорит тем языком, которым говорят в романах. А ведь в прошлом, когда он был учителем в деревне, книги не покидали его рук и речи его звучали точь-в-точь как у литературных героев. И то же сталось с его женой. Теперь она стоит у печи, и не скажешь, что она когда-то могла увлечь молодого парня. Нужда, и возраст, и годы войны — все это может совершенно переменить человека, тем более такого человека, который все это пережил и не раз был ранен на фронте. Те раны уже затянулись, и когда он теперь прикрывает глаза, то не от боли, а за тем, чтобы, закрыв глаза телесные, заново увидеть глазами души все, что пережил на своем веку.

Ему уже с детства пришлось самому зарабатывать на жизнь, потому что отец его совмещал торговлю кормами для скота и посредничество в делах поиска учителей для деревенских богатеев, но этого недоставало, чтобы прокормить всю семью. И потому Нисан начал за деньги обучать своих богатых товарищей, хотя сам был еще только гимназистом. Когда же он вышел из гимназии и ему приспело время идти в университет, отец и ему нашел место деревенского учителя. И тут в его сердце вошла любовь к девушке, и вскоре он снова взвалил на себя бремя заработков, потому что отец девушки обладал слишком пылким воображением и решил, что сумеет содержать Нисана до окончания университета; когда же ему стало ясно, что в действительности у него нет таких денег, он быстренько ввел его зятем в свой дом и полноправным компаньоном в свое шляпное дело. А дело это, сказать но правде, не такое уж и утомительное — напротив, это легкое и даже отчасти приятное дело. Почему приятное? А вот представьте себе: берете вы шляпу, вертите ее так и эдак, потом надеваете на голову клиента, ставите его перед зеркалом, приветливо ему улыбаясь, и он сразу же, по выражению вашего лица, понимает, что шляпа ему идет, и берет ее, и вручает вам деньги. И точно так же вы поступаете со всеми другими клиентами. Так что в этом шляпном деле вам открыт доступ к головам всех жителей городка, и вы знаете, что в каждой.

Вот так шло его время, и у него появлялись сыновья и дочери, и он уже забыл, что когда-то учил латынь и греческий язык, и стал вести себя так, как ведут себя все обычные благочестивые евреи, — ходил в синагогу, и молился там, и сыновей своих отдал в хедер [48] Хедер — еврейская начальная религиозная школа. для изучения Торы, и не стеснялся своих родителей — не то что наши городские доктора, которые родных отца и мать не признают. Если бы не прихватила его война, так бы он всю жизнь и продавал свои шляпы. Но война — это вам не шляпное дело, война — дело и нелегкое, и неприятное, и к тому же грязное. Ведь голова у человека царь всего тела, он ее моет горячей водой, и споласкивает холодной, и расчесывает гребешком, и каждый год водружает на нее новую шляпу. А тут — война, и это значит, что любой мерзавец может — раз! — и прострелить тебе эту твою драгоценную голову. Так что не исключено, что я ошибаюсь и мой хозяин не затем прикрывает глаза, чтобы воскресить то, что видел, а наоборот — он их закрывает, чтобы не видеть то, что ему довелось увидеть. Людей не всегда поймешь — ты думаешь о них одно, а у них на уме иное.

Иногда Бабчи приносит ему газеты. Газета лежит перед ним, раскрытая на первой странице, и он читает эту страницу от начала до конца, но никогда не переворачивает дальше, даже если какая-нибудь статья продолжается на следующей странице. А если газету положили открытой на последней странице, он тоже читает ее с начала до конца, но не переворачивает назад, пусть даже эта статья началась где-нибудь на первых страницах. Я бы подумал, что ему просто лень, но нет: если у него гаснет трубка, он тут же поднимается и идет на кухню взять уголек даже и тогда, когда спички лежат перед ним на столе.

Впрочем, оставлю-ка я моего хозяина. Вернусь лучше к предмету, с которого начал, — к близким нашим здесь холодам.