Шмуэль-Йосеф Агнон - Путник, зашедший переночевать

По случаю установки нового замка в «Гордонию» набилось много ребят. Увидев меня, они обрадовались. Они уже и до того много раз приглашали меня прийти и выступить перед ними, но я уклонялся от этих приглашений. Если человек не знает, что сказать самому себе, что он может сказать другим? До того как я уехал в Страну Израиля, я не раз выступал с речами, но с тех пор, как приехал туда, постановил для себя больше на публике не выступать. Я говорил этим ребятам, что чувствую себя как человек, который всю жизнь хотел произнести хотя бы одну молитву так, как она была задумана изначально, а когда приехал в Страну и стал мудрее, мечтал уже хотя бы одно-единственное слово из этой молитвы произнести так, чтобы оно прозвучало, как было задумано. Они удивлялись: «Как это может быть, что человек приехал из Страны Израиля и не может произнести речь?» А я отвечал: «Именно потому, что все гости из Страны Израиля выступают у вас с речами, я не выступаю. И причиной тому — одно событие, которое со мною случилось. Если хотите, я расскажу. В тот год, когда я приехал в Страну, как раз было основано очередное трудовое поселение. После того как заложили краеугольный камень, начались выступления. Тридцать шесть выступлений, одно за другим. Возможно, каждый очередной оратор добавлял что-нибудь свое, а если не добавлял, то, возможно, повторял сказанное предыдущим оратором, но в итоге я так ничего и не запомнил, потому что речь каждого следующего путалась у меня с речью предыдущего».

Когда ребята поняли, что я не буду выступать, они попросили меня просто рассказать им о Стране. Я сказал: «Эх, ребята, вы когда-нибудь видели парня, который положил бы глаз на девушку и стал рассказывать о ней другим парням? Если хотите, я расскажу вам лучше о первой группе сионистов, которую мы создали здесь, когда я и ваши отцы были еще молодыми. Возвышенным и благородным был тогда сионистский идеал и весьма далеким от реальности. „Завоевание местечковых общин“, которого требовал от молодых сионистов Макс Нордау [69] Макс Нордау (1849–1923) — еврейский философ, писатель, публицист и общественный деятель, один из основателей Сионистской организации. , не относилось к нам, потому что в Шибуше руководители еврейской общины не были враждебны к сионизму. Напротив, некоторые из них приходили в клуб нашей сионистской группы — почитать газету или поиграть в шахматы. Раз в год приглашали лектора со стороны. Если социалисты-бундовцы [70] Бунд (Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России) — еврейская социалистическая партия, действовавшая в России, Польше и Литве от 90-х гг. XIX в. до 40-х гг. XX в. не приходили на лекцию и не мешали, все было хорошо, а если приходили и мешали, было плохо. Кроме того, на Хануку [71] Ханука ( ивр. «освящение», «обновление») — праздник, установленный в память об очищении Иерусалимского храма, освящении жертвенника и возобновлении храмовой службы после разгрома и изгнания с Храмовой горы греко-сирийских войск и их еврейских союзников в 165 г. до н. э. мы всегда устраивали праздник в честь Маккавеев [72] Маккавеи — коллективное имя лидеров еврейского освободительного восстания против Селевкидской Сирии, начавшегося в 167 г. до н. э.; происходили из священнического рода коэнов (см. примеч. 60). с выступлениями и декламацией. И случалось, что какая-нибудь девушка на память читала: „Еще не погибла наша надежда“, и потом в еврейских газетах сообщали об этом событии. Я понимаю, то, о чем я вам сейчас рассказываю, никого здесь не интересует, кроме того единственного человека, который вам об этом рассказывает, и даже не столько вам рассказывает, сколько, скорее, самому себе».

Этот человек — вот что он вспоминает: «В клубе шибушской сионистской группы все как обычно — никаких перемен и никаких новостей. Там играют в шахматы и решают политические проблемы, во всем доходя до самого корня, но сами эти проблемы какие-то мелкие, особенно для такого человека, чьи мысли устремлены к Стране Израиля, и все, что не имеет отношения к ней, представляется ему не заслуживающим внимания.

Кроме играющих в шахматы и рассуждающих на политические темы есть тут еще рассказчики анекдотов. Но анекдот, когда его слышишь в первый раз, он тебя смешит, во второй раз ты улыбаешься, в третий раз — пожимаешь плечами, а в четвертый тебя просто охватывает скука. Все мы это знаем, но те, кому в первую голову было бы положено это знать, то есть сами рассказчики анекдотов, почему-то не знают. Поэтому они рассказывают свои анекдоты во второй раз, и в третий, и еще, и еще, и еще.

А коли так, то зачем вообще ходить в этот клуб, если можно вернуться в Дом учения? Но вот ведь раньше, когда изучали Тору ради нее самой или ради практической пользы, напоказ или славы для, ты действительно мог пойти в Дом учения и открыть книгу. А когда перестали учиться ради Торы или для пользы, книги тоже изменились и уже не радуют твое сердце. А может, и не изменились, а просто скрывают от тебя свои слова на будущее.

Кроме книг в Доме учения всегда можно увидеть также нескольких людей, которым нечего делать, и вот они сидят перед открытыми книгами и толкуют друг с другом. Беседа людей — половина учения, но эти говорят о ценах на мясо, которые поднялись, и о мясниках и резниках, которые спорят друг с другом, а поскольку я наполовину вегетарианец, я не вижу смысла в их разговорах. Ну и что плохого, если люди не будут есть мясо и перестанут резать животных? Я знаю, что мое вегетарианство доставляет много огорчений моим родителям, но, между нами говоря, и плотоядный этот мир не вызывает душевной радости у его Создателя.

Короче говоря, куда ни повернись — или скука, или усталость. Поневоле возвращаешься в отцовский дом. В эту пору мама варит картошку на обед. И тебе кажется, что уже пришли осенние дни, и моросят дожди, и женщины стоят согнувшись, едва различимые в тумане, и выкапывают картошку из влажной и рыхлой земли. Вялый холод окутывает твое сердце, и ты чувствуешь себя одиноким и покинутым. Ты идешь в другую комнату, а там твои сестры сидят с подругами и готовят уроки. Уже семь раз погрузили перья в чернильницы, а тетради все еще чисты. „Семь мудростей“ [73] «Семь мудростей» . — В Книге Притчей Соломоновых (9:1) говорится: «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его». Комментируя эту загадочную фразу, еврейский мудрец XIII в. Бихия бен Ашер писал: «Семь премудростей вместе представляют собой лестницу, чтобы подняться к Божественной премудрости… и вот они: премудрость логики, и премудрость чисел, и премудрость мер, и премудрость природы, и премудрость астрономии, и премудрость музыки, и Божественная премудрость». А выдающийся литовский талмудист Элиягу бен Шломо-Залман (1720–1797), прозванный Виленским Гаоном (гением), определил эти семь мудростей несколько иначе: числа, качества и меры; врачевание и взращивание; созидание и устроение; логика, грамматика и суждения; исправление и соединение; музыка и молитва; духовные силы. не выпишешь одним только погружением перьев в чернильницы. Нужно много потрудиться, чтобы заполнить тетрадь. Грызут они свои перья или отгоняют ими мух. И ручки, измазанные чернилами, пачкают платья, и тетради. Если девочка испачкала платье — не беда, платье можно постирать, но если испачкала тетрадь — это уже беда, потому что учительница называет такие чернильные кляксы „жидовочками“, то бишь „маленькими евреечками“, а это ругательное слово, и поэтому, запачкав тетрадь, они сразу же начинают плакать так, что их вопли разносятся по всему дому и ты уже не можешь сосредоточить свои мысли даже на чем-то простейшем — например, почему тебе на нос села муха? А в это время твой младший брат сидит на пороге дома и колотит молотком. Мама велела ему расколоть орехи, чтобы делать пирог, но орехи уже кончились, и теперь он просто стучит молотком. А поскольку ему неинтересно просто стучать, он начинает пугать младшую сестру, что ударит ее по носу. И поскольку она маленькая и верит всему, она тоже начинает плакать.