Густав Майринк - Произведение в алом

И вот из-за горизонта, неистово шумя, двинулось в мою сторону шествие приплясывающих корибантов.

Еще издали увидел я средь них мужа и жену, которые так тесно переплелись в любовных объятиях, что казались единым организмом, полуженщиной-полумужчиной.

Когда же безумная процессия приблизилась и уши мои заложило от исступленных воплей беснующихся, взглянул я, ища глазами самозабвенных любовников, но их уже не было - и вот перламутровый престол воздвигся предо мной, и на престоле восседал исполинский Гермафродит, увенчанный короной красного древа, которую червь смерти и тлена избороздил зловещей червоточиной таинственных рун.

Все исчезло в облаке пыли - это поспешно семенило стадо маленьких слепых ягнят, которые тоже входили в свиту двуполого исполина: надо же было как-то поддерживать жизнь в изможденных буйными оргиями корибантах...

Время от времени средь образов, бесконечной чередой струившихся из невидимых уст, возникали призрачные тени восставших из гроба - свои лица они прятали в саван, но лишь до тех пор, пока не останавливались неподалеку от меня: тогда их погребальные пелены ниспадали, и бесплотные призраки, словно хищные звери, таким голодным взглядом пожирали мое сердце, что ледяной ужас пронизывал меня до мозга костей и кровь в жилах моих внезапно останавливалась, подобно потоку, в русло которого обрушивались с небес каменные глыбы.

Потом какая-то женщина - завороженно проплыла она мимо меня. Лица ее я не видел - она его старательно прятала, - зато

плащ, сотканный из прозрачных потоков горьких, безутешных слез, хорошо разглядел.

Вокруг бушевал карнавал, толпы масок, тьмы и тьмы, являлись невесть откуда и невесть куда исчезали, - выделывая ногами немыслимые па, они смеялись, дурачились, строили потешные рожи, заигрывали друг с другом и, не обращая на меня никакого внимания, уносились в бесконечность пестрым, нескончаемым, головокружительным вихрем...

Лишь какой-то печальный Пьеро заметил меня и вернулся. Застыв предо мной и глядя в мое лицо как в зеркало, он принялся корчить такие странные гримасы и столь выразительно жестикулировать своими невероятно пластичными руками, которые двигались то медленно и плавно, то стремительно и резко, что эта призрачная пантомима в конце концов подействовала на меня заразительно и я с величайшим трудом сдерживал себя, чтобы не подражать нервической мимике моего бледного визави, - мои глаза то и дело пытались лукаво и заговорщицки подмигнуть, плечи судорожно вздрагивали, словно у марионетки, которую дергали за веревочки, уголки губ так и норовили искривиться в какой-то зловеще ироничной усмешке.

Потом этого меланхоличного неврастеника оттеснили в сторону другие нетерпеливо напирающие маски - все они вдруг воспылали неукротимым желанием во что бы то ни стало привлечь к себе мое внимание.

Однако лучше бы им этого не делать, ибо стоило мне только чуть пристальнее всмотреться в них - и ряженые уже казались какими-то мимолетными, эфемерными, нереальными... Отдельные, разрозненные, беспризорные звуки какой-то неуловимой мелодии, лились они из сокровенных уст, словно бусинки, скользя по шелковой нити, натянутой меж небытием и небытием...

Фантастические речения, обращенные ко мне, исходили уже не от книги - нет, это был глас! И он что-то хотел от меня... Вот только что?.. Как ни старался я, а понять не мог, и этот неведомый вопрос подобно каленому железу пытал мою душу.

Глас же, который изрекал эти чудные, воочию зримые глаголы, был каким-то мертвым, потусторонним, лишенным эха. Все

звуки мира сего имеют эхо, так же как всякая реальная вещь обладает тенью, и не одной, а множеством, больших и маленьких, но этот глас уже утратил свое эхо - сколь же глубока была та бездна времен, из которой он доносился, если даже эхо, не выдержав такого долгого пути, умерло по дороге?!

И я прочитал книгу до самого конца, а когда закрыл ее, то у меня было такое чувство, будто перелистывал не страницы, а бедный мой мозг, отыскивая там что-то важное, необходимое мне как воздух!..

Все изреченное сим гласом сокровенным я носил в себе с тех самых пор, как появился на этот свет, только знание это было предано забвению и сокрыто от меня вплоть до сегодняшнего дня...

Я поднял глаза...

Но где же человек, который принес мне книгу? Ушел?!

Он сам заберет ее, когда я закончу работу? Или я должен ее принести?

Но разве он оставлял мне свой адрес? Да как будто бы нет...

Я попытался восстановить в памяти его внешность, однако это мне не удалось.

Как по крайней мере он был одет? Стар или молод? А какого цвета его волосы и есть ли у него борода?

Ничего, абсолютно ничего не мог я вспомнить - все образы этого человека, которые создавало мое воображение, тут же сами собой расплывались, даже не успев толком оформиться в сколь-нибудь отчетливый портрет.

Пытаясь сосредоточиться и уловить хоть какую-нибудь достоверную деталь в облике незнакомца, я закрыл глаза и принялся кончиками пальцев массировать веки.

Ничего, ничего...

Я встал посреди каморки, повернувшись к дверям, - как тогда, когда он вошел, - и попытался мысленно шаг за шагом повторить все его действия: вот он минует выступ, образованный жилищем архивариуса, поднимается по выложенной красным кирпичом лестнице, читает табличку на моих дверях - так, «Атанасиус Пернат», - а сейчас... сейчас он входит...

Все напрасно - ни малейшей зацепки, ухватившись за которую мои память и воображение совместными усилиями могли бы воспроизвести внешность незнакомца.

Глядя на лежащую на столе книгу, пытаюсь представить руку, которая извлекла ее из кармана и протянула мне...

Ничего, никаких характерных примет: была ли она в перчатке или обнажена, в кольцах или нет, какая у нее кожа - упругая, молодая или старая, морщинистая?..

И тут мне пришла в голову странная мысль - это было как озарение, и я действовал не рассуждая: надел пальто и шляпу, вышел в коридор и, спустившись по лестнице на следующий этаж, направился обратно... Я шел ровно, не медля и не торопясь, подобно незнакомцу отмеряя каждый свой шаг, а когда открыл дверь, то увидел, что в моей каморке царит полумрак... Но ведь еще совсем недавно, когда я читал книгу, она была залита солнечным светом!

Как же долго в таком случае я находился в прострации, если даже не заметил, что уже смеркается!

Попробовал имитировать походку и выражение лица незнакомца - тщетно, в моей памяти не сохранилось ничего, ни единой отправной точки, моему воображению просто не на что было опереться, даже как выглядел этот неведомый человек, оставалось для меня загадкой.

И вдруг... Я даже предположить не мог, что такое возможно... Но факт есть факт, мое тело, мускулы, кожа помнили незнакомца, только держали это в тайне от сознания: тело двигалось помимо моей воли, ноги и руки совершали движения, которых я не собирался и не хотел делать, - казалось, они мне больше не принадлежали!..