Густав Майринк - Произведение в алом

наземь и всей тяжестью своего тела взгромоздился сверху... От крепкого траурного аромата увядших цветов голова у поверженного сновидца пошла кругом...

- А чтоб вашей милости в другой раз неповадно было совершать столь опрометчивые «деяния», так уж и быть, скажу я вам по секрету: черная алчная зависть, а не пламенная, бескорыстная страсть точит ваше сердце, так что не стоит, право, тешить себя радужными надеждами. Мда-с, кое-кому следовало бы очень серьезное беспристрастно попытать свою совесть перед тем, как из... - и проклятый стервятник хитро подмигнул в сторону стены, - из...

- ...дохнуть! - грянуло воронье в полном восторге, что и на сей раз их не обошли вниманием.

«Ну и пекло под этой тушей! И жар какой-то странный - болезненный, лихорадочный, - а сердце так и колотится как сумасшедшее, кажется вот-вот лопнет...» - успел еще подумать человек, перед тем как его сознание было безжалостно растерзано в клочья...

Первое, что он увидел, когда наконец очнулся, была луна... Удобно примостившись в зените, она, подобно уличному зеваке, без всякого стеснения в упор глазела на простертого средь могил человека, явно наслаждаясь его беспомощным положением.

В полной тишине серебряными струями низвергались с небес мерцающие лучи, лило как из ведра - куда ни глянь, все было утоплено в призрачной люминесценции, попрятались даже тени, пережидая в укромных уголках неистовый лунный ливень. Черную стаю бесследно смыло...

И только все еще першило в ушах от злорадного картавого карканья... Раздраженно скрипнув зубами, человек перелез через стену и... и оказался в своей постели...

И медицинский советник был уже тут как тут - откуда только взялся?! Важный, чинный, в строгом черном сюртуке, он брезгливо щупал его запинающийся пульс и, глубокомысленно щуря за толстенными, в золотой оправе стеклами хитрющие глаза, долго и нечленораздельно нес какой-то ученый вздор. Потом невыносимо долго копался в своем пухлом саке, извлек оттуда изрядно потрепанную записную книжку и, по-прежнему что-то приборматывая, как курица лапой нацарапал рецепт:

Справившись с писаниной, каналья церемонно прошествовал к выходу, однако в дверях оглянулся и, многозначительно подняв указательный палец, изрек:

- Пготив лихогадки, пготив лихогадки...

Хамилкар Балдриан, одинокий чудаковатый старик, сидел у окна и задумчиво взирал на осенние сумерки, быстро сгущавшиеся за стеклом. В небе стояли облака; светлые, серо-голубые, они медленно меняли свои очертания, все больше наливаясь тьмою, - казалось, чья-то гигантская рука в запредельной, недоступной человеческому глазу дали лениво забавляется с собственной тенью.

Тусклое печальное солнце погружалось в морозную дымку, окутывавшую землю прозрачной пеленой.

Потом облака ушли, небо расчистилось - только западный его край был сплошь обложен мрачной гнетущей массой, - и прямо над головой в разверстой бездне таинственно перемигивались мерцающие звезды...

Погруженный в думы, Балдриан встал и принялся расхаживать из угла в угол. Сложное и опасное это дело - заклинание духов! Но разве он самым строжайшим образом не исполнил всех предписаний Большого гримуара Гонориуса?! Пост, бодрствование, миропомазание и ежедневные молитвы, взятые из «Стенаний святой Вероники»...

Итак, прочь сомнения, все должно удаться, нет и не может быть на земле ничего превыше человека, и силам преисподней придется подчиниться его воле...

Балдриан снова подошел к окну и, прижав пылающий лоб к ледяному стеклу, надолго замер; он стоял так до тех пор, пока юный полумесяц не просунул свои мутновато-желтые рога меж заиндевелых ветвей вяза.

Потом дрожащей от волнения рукой зажег старый светильник и принялся извлекать из шкафов и сундуков весьма странные предметы: магический круг, зеленый воск, жезл с причудливым набалдашником, сухие травы... Увязал все это в узелок, осторожно положил его на стол и, бормоча молитву, разделся догола.

Трепещущее пламя бросало яркие отсветы на немощное старческое тело с иссохшей пожелтевшей кожей, злорадно высвечивая его почти гротескную худобу: эти торчащие ребра,

неправдоподобно острые локти и колени - обтягивающий их пергамент, казалось, вот-вот лопнет, - костлявые бедра и тощие плечи... Плешивая голова склонилась на впалую грудь, и ее жутковато отчетливая овальная тень нерешительно покачивалась на извест-ково-белой стене, словно в мучительном сомнении пыталась что-то вспомнить.

Ежась от холода, старик подошел к печи, достал глиняный глазурованный горшок и бережно совлек с горлышка шелестящую обертку: жирно лоснилась гладкая поверхность густой, дурно пахнущей массы. Сегодня ровно год, как он приготовил этот состав: корень мандрагоры, белена, воск, спермацет и... и... - его передернуло от брезгливого отвращения - вываренный трупик некрещеного младенца (куплен по случаю у кладбищенской сторожихи).

Пересилив себя, Балдриан погрузил пальцы в жир, размазал его по всему телу и принялся тщательно втирать, особенно следя за тем, чтобы не пропустить такие потаенные места, как подколенные ямочки и подмышки; потом вытер руки о грудь, надел старую вылинявшую рубаху - «наследственное рубище», без которого не обходится ни одна магическая операция, - поверх набросил халат.

Час пробил! Короткая молитва... Узелок со всем необходимым... Только бы чего-нибудь не забыть, иначе его заклятью не совладать с могущественными демонами внутренних кругов ада, и тогда поди знай, чья взяла, ведь лукавое племя виду не подаст, а сыграет с ним одну из своих злых шуток, и обретенные с таким трудом сокровища обратятся при свете дня в кучу грязи... О, таких случаев сколько угодно!.. Ладно, еще раз: медное блюдо взял?.. Взял! Жаровню взял?.. Взял! Трут на растопку взял?.. Взял! Ну и с Богом!..

Неверным шагом Балдриан спустился по лестнице.

В прежние времена дом относился к числу монастырских строений, теперь же старик жил в нем в полном одиночестве, о съестных припасах заботилась жившая по соседству прачка.

Скрип и скрежет тяжелой металлической двери... Затхлый, спертый воздух подземелья, сплошная паутина, по углам песчаные осыпи и осколки плесневелых цветочных горшков.

Так, пару пригоршней песку или чего там еще на середину подвала - ноги экзорциста должны покоиться на земле, - старый ящик вместо кресла, и можно разворачивать пергаментный круг... Священным именем Тетраграмматон строго на север, иначе навлечешь на свою голову великие несчастья. Теперь поджечь трут и растопить жаровню с углями!..