Густав Майринк - Произведение в алом

Охваченный ужасом, я утратил всякое представление о времени и даже понятия не имел, как долго уже висел на этой отвесной скале; в том полуобморочном состоянии, в котором меня так и подмывало разжать руки, я понимал лишь одно: старуха вдруг исчезла, сокрытая призрачной фата-морганой - или как следовало еще назвать ту непроглядную пелену, которая заволокла пещеру. Внезапно мир куда-то отступил, я как будто исшел от мест тех и, окутанный кромешной тьмой, тщетно вглядывался в ночь, а потом вдруг прозрел и увидел зловещее древо, вечно воздевающее к небесам свои голые тощие ветви, - то самое, что в действительности росло на вершине скалы, над зияющей бездной грота; каким-то непостижимым образом оставалось оно гибким и полным неведомых сил, и хотя эта жуткая иссохшая мумия даже весной не могла похвастаться ни единым зеленым листочком, казалось, червоточина смерти и распада была не властна над ней.

И вот простершийся подо мной ландшафт как бы преобразился: и Мольдау, и ее берега претерпели таинственную метаморфозу, это были они и не они, от них веяло каким-то древним, изначальным величием, да и с городом тоже что-то произошло - из туманной, отливающей опаловым блеском дымки, которой он был подернут, к небу вознеслись какие-то чудные средневековые террасы, усеянные мириадами фантастических существ...

Очнулся я уже внизу, у подножия каменной громады, и долго не мог понять, как удалось мне спуститься по гладкой, скользкой скале, не свернув себе при этом шею.

«Разумеется, эта восхитительная панорама города мне только померещилась - обычный обман зрения, порожденный

патологической реакцией нервной системы на перенесенный ужас», - убеждал я себя впоследствии, когда брал в руки карандашные зарисовки, которые сделал по памяти вернувшись домой. Со временем я бы, наверное, забыл это странное видение, если бы каждую ночь в канун Иоаниова дня, как только на вершинах холмов вокруг Праги зажигали костры, пред взором моим не возникали вновь вознесшиеся к небу террасы... Говорят, что реальность отличается от миража своей ясностью и отчетливостью. Если это действительно так, то мое видение следовало бы назвать реальностью, а внешний мир - сновидением...

Прошло без малого десять лет, когда меня вдруг снова неудержимо потянуло к пещере св. Прокопа. Печальное зрелище открылось глазам моим: скалу взорвали, а известняк, из которого научились делать цемент, мешками отправляли в город. Возможно, один из построенных недавно домов хранит в своих стенах превращенный в цемент и навеки окаменевший прах цыганской ведьмы, так и не успевшей разродиться кошмарным отпрыском дьявола...

И вот когда я, движимый робкой надеждой увидеть вновь ту чудесную, привидевшуюся мне в юности панораму, прилег на островке высохшего лишайника, который, подобно зловещему шраму цвета запекшейся крови, багровел посреди обезглавленной долины, в небе вдруг от края до края разверзлась чудовищная рана, разделившая небесный свод надвое, а пред взором моим воздвиглась в одночасье гигантская черная стена, и тут мне почудилось, будто на поверхности ее стали возникать какие-то образы - становясь все более отчетливыми и ясными, они резко сменяли друг друга, казалось, у меня в сознании разматывалось, приводимое в движение током крови, нечто вроде синематографической пленки: судя по всему, проекционный аппарат мозга включился сам, без моего ведома, и теперь кадр за кадром в ритме тревожно бьющегося сердца посылал изображение на сетчатку моих изумленно распахнутых глаз. На сей раз это было видение какого-то незнакомого мне города, выстроенного прямо на скалах и похожего на неприступный тибетский монастырь...

Сделанные зарисовки я показал психоаналитику; взглянув на них мельком, седовласый господин криво усмехнулся и

важно изрек, что рисунки легко поддаются дешифровке, но, к сожалению, он сейчас не располагает временем, чтобы подробно прокомментировать запечатленные на них символы, которые, несомненно, являются отражением, или, если угодно, воспоминанием, хранящихся в моем подсознании детских сексуальных желаний, о чем свидетельствуют многочисленные виселицы, расположенные под окнами монашеских келий, и парящие над горным городом сонмы ангелов с крестами, трубами и чашами... Все во мне восставало против такого убогого и примитивного толкования, в моей интерпретации картина выглядела куда более глубже и значительнее!

Почему бы не предположить, что святой Прокоп во время своего многолетнего затворничества в скальной пещере частенько вспоминал родные места, мысленно возвращаясь в далекий Тибет, и видения знакомых с детства пейзажей, вызванные к жизни страстной тоской отшельника, каким-то непостижимым образом спроецировались в магическую ауру названной его именем долины?.. Что же касается первых зарисовок, сделанных мной десять лет назад, то с ними, конечно же, дело обстоит несравненно сложнее - полагаю, истолковать их под силу только искушенному в магии человеку, однако иногда, когда я пытаюсь представить себе старую ведьму и ее бесконечно далекую от человеческих интересов жизнь, посвященную неведомым подземным богам, в моем растревоженном сознании начинает что-то смутно брезжить...

Кто знает, быть может, сила воображения одинокой души, заключенной в слепое, немое и глухое тело, обладает куда более мощной творческой потенцией, чем души современных людей, целиком сосредоточенных на впечатлениях внешнего мира. В таком случае возникает вопрос: все то, что привиделось мне десять лет назад, было лишь случайной фантазией загадочной цыганской колдуньи, или же в высшей степени странное видение Праги, открывшееся мне тогда, следует считать фрагментом обрывочных воспоминаний старухи о каких-то таинственных, предшествовавших ее рождению событиях, даже память о которых давным-давно канула в Лету? Возможно, это отпечаток

какой то циклопической ноги, шаг которой настолько широк, что нам, смертным, просто не дано различить во тьме времен ее предыдущей отметины - след великого странствующего Нечто, крошечной частичкой которого является Zaba!..

Итак, надеюсь, Вы, дорогой друг, убедились, что все Ваши видения, которые Вы принимали за болезненные галлюцинации, есть не что иное, как магическая эманация Прокопиталя, ибо Ваша лечебница находится на том самом месте, где возвышалась когда-то известковая скала с пещерой св. Прокопа. Судя по всему, и моя душа сорок пять лет тому назад была опасно инфицирована фантастическими образами, рожденными далекими от мира сего душами святого отшельника и инфернальной колдуньи!

Так что, дорогой друг, заплатите директору лечебницы по счету и с радостью в сердце отряхните прах сей печальной обители с Ваших ног! Только ради бога, смотрите не проговоритесь директору о моем письме, ибо он непременно постарается вновь заарканить меня своим психоаналитическим лассо, дабы возместить убыток, нанесенный ему таким выгодным пациентом, каким были Вы!