Августъ Стриндбергъ - На шхерахъ

— Но все-таки это будетъ. А теперь мы должны оставить кильку въ покоѣ и заняться теперь ловлей семги.

— Семги? Вотъ здѣсь, въ этомъ морѣ?

— Да, она должна здѣсь быть, хотя я ея еще и не видѣлъ. Они ее найдутъ.

— А если ея вовсе нѣтъ?

— Я говорю вамъ, что есть. Надо только начать, и ловля семги разовьется.

— Какъ вы можете знать, что здѣсь есть семга, если вы ея не видѣли? — возражала дѣвушка.

— Изъ цѣлаго ряда изслѣдованій, о которыхъ я не могу слишкомъ распространяться и которыя я частью произвелъ на морѣ...

— Это за одинъ-то разъ...

— Я работаю за десятерыхъ, благодаря моимъ необыкновеннымъ способностямъ, частью же я размышлялъ, лежа на своемъ диванѣ, а больше всего вычиталъ изъ книгъ. Что жъ? Хотите, давайте вмѣстѣ двинемся въ походъ на населеніе съ семгой да съ проповѣдями, о которыхъ вы что-то уже перестали говорить.

— Вы демонъ, дьяволъ, — вскричала дѣвушка, не то шутя, не то серьезно.

Веселое настроеніе Борга замѣнилось скептическимъ; но, видя, что разговоръ производитъ большое впечатлѣніе, онъ рѣшилъ держаться прежней роли.

— Вы не вѣрите въ Бога? — спросила дѣвушка съ выраженіемъ, сулившимъ вѣчное презрѣніе ему, если онъ отвѣтитъ отрицательно.

— Нѣтъ, не вѣрю.

— Какъ же вы хотите сдѣлаться Ансгаромъ [2] Св. Ансгаръ, просвѣтитель Сѣвера (Даніи и Швеціи), тамъ въ IX вѣкѣ. Прим. пер. и проповѣдывать христіанство на шхерѣ?

— И семгу притомъ, не забывайте этого. Да, я хочу сдѣлаться демоническимъ Ансгаромъ. Не хотите ли вы принять въ этомъ участіе и получить благословеніе отъ ревизоровъ риксдага?

— Да, я бы хотѣла работать для этихъ людей, я въ нихъ вѣрю; я хотѣла бы посвятить всѣ свои силы угнетеннымъ, и я докажу вамъ, что вы гордецъ, насмѣшникъ... Нѣтъ, вы не такой, вѣдь вы выставляете себя хуже, чѣмъ вы на самомъ дѣлѣ. Вы хорошій мальчикъ, я въ этомъ убѣдилась въ прошлое воскресенье.

Фразу о хорошемъ мальчикѣ она сказала, какъ будто съ расчетомъ, что онъ поддастся на этотъ тонъ и поставитъ себя по отношенію къ ней въ положеніе мальчика, все равно — хорошаго или дурного. Но Боргу уже понравилась роль демона, такъ какъ онъ сильнѣе и интереснѣе. Правда, онъ по опыту зналъ, что самый легкій способъ добиться расположенія женщины — это поставить ее въ роль матери, что всегда сопровождается нѣкоторой свободой въ обращеніи и интимностью. Но это была очень ужъ старая игра, и кромѣ того, въ такомъ случаѣ дѣвушка слишкомъ легко могла усвоить себѣ высокомѣрное отношеніе къ нему, а это впослѣдствіи было бы очень трудно исправить. Почему же не дать ей болѣе благодарную роль спасительницы? Въ этой роли нѣтъ ничего, что могло бы питать властолюбіе: пусть она будетъ быть посредницей между двумя равными по величинѣ силами.

Найти, однако, переходъ было не такъ легко. Раздосадованный всей этой комедіей, правда, необходимой для достиженія намѣченной. цѣли, Боргъ на минуту ушелъ подъ предлогомъ — посмотрѣть, хорошо ли привязана лодка, такъ какъ поднялся вѣтеръ.

Спустившись на берегъ, онъ свободно вздохнулъ, какъ послѣ непосильнаго напряженія. Онъ разстегнулъ жилетъ, показавшійся тяжелымъ, какъ кольчуга, освѣжилъ голову и тоскливо оглянулся на свободную гладь моря. Теперь онъ очень охотно остался бы одинъ, чтобы избавиться отъ того мусора, которымъ наполнилась его душа, благодаря общенію съ неразвитымъ человѣкомъ. Въ эту минуту онъ ненавидѣлъ ее, хотѣлъ освободиться отъ нея, чтобы снова найти самого себя, но было уже слишкомъ поздно. Его мозгъ былъ опутанъ паутиной, мягкой, какъ шелкъ, слизистой и невидимой, и онъ никакъ не могъ отъ нея освободиться. Обернувшись, онъ увидѣлъ, какъ Марія своими длинными пальцами и острыми зубами очищаетъ каштанъ, и это напомнило ему мандриллу, которую онъ какъ-то видѣлъ въ звѣринцѣ. Его охватила безграничная жалость, какъ бы міровая скорбь, которую чувствуетъ болѣе счастливый человѣкъ при видѣ опустившагося. Ему вспомнился тотъ восторгъ, съ какимъ она смотрѣла на него въ роли готтентота. Онъ снова разсердился, но взялъ себя въ руки.

Онъ возвратился къ Маріи, вполнѣ овладѣвъ собой, какъ свѣтскій человѣкъ. Не зная, что сказать, онъ предложилъ ѣхать домой, такъ какъ вѣтеръ крѣпчаетъ.

Она, однако, замѣтила на его лицѣ слѣды усталости и подавленнаго настроенія. Съ рѣзкостью, сразу его охладившей, она сказала:

— Вамъ наскучило мое общество. Что жъ, поѣдемъ!

Такъ какъ отвѣта на это не послѣдовало, она продолжала съ волненіемъ, которое могло одинаково казаться искреннимъ и напускнымъ:

— Простите меня, что я такая злая. Я такая неблагодарная. Правда!

Она вытерла глаза и стала убирать посуду съ ухватками заправской хозяйки. Когда она, повязавши салфетку въ видѣ передника, нагнулась надъ тарелками съ остатками пищи и понесла посуду внизъ на берегъ, чтобы ее вымыть, онъ поспѣшилъ ей помочь. Онъ не желалъ видѣть ее въ роли служанки. Ему было непріятно видѣть прислуживающей ту, которую онъ хотѣлъ вознести выше себя, которая вмѣстѣ съ тѣмъ должна относиться къ нему, какъ къ человѣку, который далъ ей власть надъ собой.

Споря о томъ, кому прислуживать, дѣвушка уронила посуду и вскрикнула. Потомъ, однако, разсмотрѣвъ осколки, она успокоилась.

— Хорошо, что все это старая посуда. Боже, какъ я испугалась.

Онъ подавилъ тотчасъ мелочную мысль о потерѣ, пожалѣвъ Марію, опечаленную своей неловкостью. Обрадовавшись, что терзавшія его настроенія нашли такой неожиданный исходъ, онъ ловко швырнулъ черепокъ вдоль поверхности воды и сгладилъ непріятное положеніе шуткой:

— Вотъ и хорошо — теперь ничего мыть не надо.

Затѣмъ онъ подалъ ей руку и помогъ ей войти въ лодку, которую набѣгавшія волны стремились сорвать съ удерживавшаго ее каната.

Однажды солнечнымъ лѣтнимъ утромъ инспекторъ сидѣлъ со своей ученицей въ деревянномъ павильонѣ, который онъ построилъ на самомъ возвышенномъ мѣстѣ шхеры неподалеку отъ того мѣста, гдѣ былъ недавно заложенъ фундаментъ часовни. Внизу у пристани стояла шхуна, съ которой рабочіе выгружали строительные матеріалы, сносили ихъ къ мѣсту постройки и тамъ складывали. Благодаря постройкѣ, на островѣ царило необыкновенное оживленіе. Между рыбаками и городскими рабочими нерѣдко происходили частыя столкновенія, такъ какъ рабочіе съ пренебреженіемъ относились къ мѣстнымъ жителямъ. Слѣдствіемъ этого являлись частые праздники примиренія, сопрождавшіеся пьянствомъ, новыми драками, покушеніями на нравственность и чужую собственность.

Инспекторъ и совѣтница одно время даже раскаивались, что взялись цивилизовать этихъ людей, разъ первые шаги уже давали столь печальные результаты. Ночной шумъ, пѣніе, крикъ, вѣчныя жалобы мѣшали имъ работать и отдыхать, а вѣдь они только и пріѣхали сюда для отдыха. Инспекторъ, потерявшій весь свой авторитетъ, благодаря сдѣланному имъ одинъ разъ послабленію, былъ уже не въ силахъ возстановить порядокъ. Марія въ этомъ отношеніи была болѣе счастлива: ей иногда удавалось своимъ вмѣшательствомъ, удачно брошеннымъ словомъ укрощать разыгравшуюся бурю. Не приписывая успѣха этихъ выступленій своей красотѣ и ласковому обхожденію, она стала думать, что одарена большей силой и умомъ, чѣмъ то было на самомъ дѣлѣ; она такъ освоилась съ мыслью о своихъ необыкновенныхъ духовныхъ способностяхъ, что даже теперь, сидя въ качествѣ ученицы рядомъ со своимъ учителемъ, она воспринимала его уроки, какъ все давно ей извѣстное. Его разсказъ она встрѣчала болѣе остроумными, чѣмъ глубокомысленными, поправками и замѣчаніями.