Августъ Стриндбергъ - На шхерахъ

Когда послѣ обѣда онъ немного уснулъ и успокоился послѣ возбужденія, вызваннаго работой и ѣдой, онъ замѣтилъ, что его мысли направляются не къ книгамъ, а къ этому ящику письменнаго стола. Онъ сталъ ходить по комнатѣ въ сильной, утомительной борьбѣ съ самимъ собою. Ему казалось, что онъ заперъ частицу ея души въ этотъ ящикъ. Она сама присутствовала въ этой комнатѣ, и вся притягательная сила ея духа была сосредоточена въ этомъ бѣломъ конвертѣ, на которомъ, какъ поцѣлуй, пламенѣла красная сургучная печать. Ему казалось, что онъ все еще сидитъ на этомъ диванѣ, что все еще слышится ея шопотъ и въ темнотѣ горятъ ея глаза. Его охватило прежнее волненіе.

"Какъ глупо, — думалъ онъ, — упускать изъ рукъ величайшее блаженство жизни. Если любовь — взаимный обманъ, то почему же не обманываться? Ничто за ничто. И если нѣтъ совершеннаго счастья, то почему не удовлетвориться несовершеннымъ?"

Теперь онъ преклонился бы передъ ней, лгалъ бы, что онъ ея рабъ, сознался бы, что на ея сторонѣ побѣда. Побѣдить соперника ему не было бы трудно. Если бы только онъ побылъ съ ней вдвоемъ и въ полномъ единеніи, онъ сумѣлъ бы ее связать такъ прочно силою привычки и общихъ интересовъ, что ей не надо было бы другихъ.

И Боргъ вдругъ испугался, что это письмо отниметъ у него надежду, которая все-таки лучше. чѣмъ ничего. Нѣтъ, не стоитъ читать письма. Онъ сѣлъ за лабораторный столъ. Почти не думая о томъ, что онъ дѣлаетъ, онъ открылъ желѣзную реторту, бросилъ въ нее письмо и зажегъ подъ ней паяльную лампу. Скоро изъ шейки реторты показался дымъ; когда дымъ пересталъ итти, онъ зажегъ газъ спичкой. Нѣсколько минутъ голубоватое пламя горѣло съ жалобнымъ пискомъ, похожимъ на крикъ летучей мыши.

Это душа письма, какъ сказалъ бы алхимикъ.

Сгорѣлъ клочокъ бумаги и далъ тѣ же продукты разложенія, какъ и пылающая душа въ нашемъ живомъ тѣлѣ. Углеродъ и водородъ. Только и всего.

Пламя задрожало, сократилось и уползло въ. трубку. Въ комнатѣ снова стало темно!

Надъ моремъ стали собираться тучи. Восточный вѣтеръ вздымалъ волны, и онѣ бились о берегъ, вздыхали и шипѣли. Вѣтеръ разбивался объ уголъ дома и шумѣлъ, какъ волны, разсѣкаемыя судномъ.

Сквозь эти жалобные звуки прорывались крики буя, ритмическіе, какъ чтеніе трагика, прерываемое паузами, когда чтецъ вдыхаетъ воздухъ или выкрикиваетъ послѣднее слово, прежде чѣмъ снова повысить голосъ. Это было соло титана подъ аккомпаниментъ бури, гигантскій органъ, мѣхи котораго раздувалъ восточный вѣтеръ.

Въ комнатѣ стало душно. Онъ надѣлъ свой плащъ, чтобы посмотрѣть на бурю и немного разсѣяться.

Невольно его вниманіе было привлечено свѣтомъ фонаря въ лавкѣ. Онъ направился туда. Ловля рыбы новымъ способомъ оказалась очень успѣшной, и лавка торговала очень бойко. Скрытый темнотой, Боргъ могъ подойти вплотную къ занятымъ болтовней рыбакамъ, не будучи ими замѣченъ.

— Ассистентъ-то отбилъ у него дѣвку, — говорилъ старый Эманъ. — Ну, она себѣ достанетъ мужа получше этого.

— Самъ онъ совсѣмъ не такой, какъ другіе, — отвѣтилъ холостой Вестманъ. — Сегодня, примѣрно, онъ написалъ сотню писемъ и велѣлъ все отправить на почту. А то все что-то варитъ, что-то готовитъ, а что — никому неизвѣстно. А намъ то, положимъ, слѣдовало бы смотрѣть въ оба: знаемъ мы этихъ затворниковъ, винокуровъ.

— Ну, что тамъ, — воскликнулъ второй Вестманъ, женатый. — Какую-нибудь каплю для себя выкуритъ — велика бѣда. Чѣмъ онъ хуже стараго Седерлунда, тотъ тоже все варилъ да курилъ на горѣ, пока не уронилъ свой котелъ въ воду. По-моему, намъ въ это нечего мѣшаться.

— Да, если бы только это, — началъ снова старикъ Эманъ, — тогда бы пожалуй, можно было бы и не мѣшаться. А я ему не забуду, какъ онъ у меня хотѣлъ отнять неводъ. Я ужъ съ нимъ когда нибудь раздѣлаюсь...

— Да, худо тому, въ комъ Бога нѣтъ, — закончилъ бесѣду проповѣдникъ. Это правда.

Не обманывая себя никакими иллюзіями на счетъ человѣческой благодарности, инспекторъ, тѣмъ не менѣе, не могъ освободиться отъ непріятнаго чувства. Значитъ, въ этой пустынѣ онъ окруженъ врагами, притомъ врагами чрезвычайно опасными, потому что они видятъ въ немъ или помѣшаннаго, или преступника. Они воображаютъ, что онъ выкуриваетъ водку, чтобы заработать себѣ полкроны. Они подозрѣваютъ, что онъ готовитъ яды. И случись какое-нибудь несчастье, навѣрное, онъ окажется виновнымъ. Они продолжали ловить рыбу запрещенными закономъ сѣтями, но теперь онъ не рѣшался этому препятствовать, боясь какихъ-нибудь скандальныхъ доносовъ или, что еще хуже, — ихъ мести.

Это было опасное общество, опасное, какъ всякая глупость.

Конечно, онъ зналъ, что въ любой моментъ онъ. можетъ обратить ихъ въ друзей: для этого надо только поставить имъ штофъ водки и распитъ вмѣстѣ съ ними; но прибѣгать къ этому онъ не собирался. Ихъ вражда давала ему свободу, а дружба втянула бы его въ ихъ дрязги. Ихъ ненависть была возбудителемъ его силы, а ихъ любовь ослабила бы ее, хотя бы духомъ онъ и не былъ съ ними связанъ. Да, наконецъ, и самое сознаніе опасности было очень пріятно, такъ какъ, благодаря ему, духъ его былъ всегда насторожѣ и не терялъ своей гибкости. Благодаря опасности, у него всегда было на что реагировать, на чемъ упражнять свою силу.

Въ концѣ концовъ, опасности среди этихъ дикарей далеко меньше, чѣмъ тамъ вверху, въ тѣхъ кругахъ, изъ которыхъ онъ только что возвратился. Вотъ тамъ была сила и притомъ гораздо болѣе вредоносная, чѣмъ здѣсь. Развѣ врачъ на корветѣ не смотрѣлъ на него, какъ на больного, когда онъ говорилъ, что хорошо было бы найти способъ утилизировать огромныя количества азота, который въ столь большихъ количествахъ расходуется при производствѣ сѣрной кислоты. Вѣдь теперь ввозятъ же дорогую чилійскую селитру, чтобы возвратить землѣ растраченные запасы азота. А когда онъ сталъ излагать свой проектъ утилизаціи фабричнаго дыма для техническихъ цѣлей, его пріятель посовѣтовалъ ему поѣхать въ курортъ и пожить среди людей.

Нѣтъ, лучше быть въ полномъ одиночествѣ и слыть межъ толстокожими за помѣшаннаго, чѣмъ быть приговореннымъ къ гражданской смерти непогрѣшимымъ судомъ авторитетовъ.

Побродивъ еще нѣсколько времени въ темнотѣ, Боргъ вернулся къ себѣ. Онъ зажегъ лампы въ обѣихъ комнатахъ и открылъ дверь на дворъ, чтобы не чувствовать себя запертымъ.

Взглянувъ на часы, онъ увидѣлъ, что было всего только восемь. Долгій вечеръ и предстоящая ему ночь испугали его. Его голова была слишкомъ утомлена, чтобы работать, по не настолько, чтобы можно было спать. Стоны вѣтра, шумъ волнъ, вой буя разстраивали его. Чтобы освободиться отъ этихъ непріятныхъ ощущеній, которымъ онъ не хотѣлъ подчиняться, онъ прибѣгнулъ къ помощи купленныхъ имъ въ Германіи "сонныхъ шариковъ", маленькихъ шариковъ изъ стали, которые закладываются въ уши для того, чтобы извнѣ ничего не было слышно.