Марк Твен - № 44, Таинственный незнакомец

Процессия показалась мне очень интересным, впечатляющим зрелищем. Сначала землю окутала зловещая тьма. Все видимое постепенно растворялось в ней, утрачивая очертания, а потом и вовсе исчезло. Воцарилась кромешная непроглядная тьма, а с ней — тишина, такая безмолвная, что казалось, весь мир затаил дыхание. Минуты тянулись, тянулись, глубокое безмолвие стало угрожающим; я замер и едва переводил дух. И вдруг нас накрыла холодная воздушная волна — сырая, пронизывающая, пахнущая могилой, вызывающая дрожь. Через некоторое время я уловил легкий щелкающий звук, долетавший издалека. Он слышался все явственней, все громче и громче, он рос, множился, и вот уже повсюду раздавались сухие, резкие, щелкающие звуки; они сыпались на нас и катились дальше. В призрачном свете блеклых предутренних сумерек мы различили смутные паукообразные контуры тысяч скелетов, идущих колонной! У меня волосы встали дыбом. Вы не представляете, какое это было жуткое, устрашающее зрелище.

Вскоре просветлело, как перед рассветом, и мы отчетливо увидели процессию. Для большего эффекта Сорок четвертый раздвинул стены зала. Теперь это был коридор, величественный и необозримый, протянувшийся на много миль. Процессия текла мимо нас, скорбно гремя костями, мало-помалу расплывалась, таяла вдалеке и наконец пропадала из виду.

Сорок четвертый не рассказывал мне, как закончили свое земное существование бедные скелеты, проходившие колонной, но заметил, что многие были в свое время известными людьми и вошли в историю. Я припомнил некоторые имена, но большинство из них было мне незнакомо. И это естественно: они принадлежали к народам, исчезнувшим с лица земли десять, двадцать, пятьдесят, сто, триста и даже шестьсот тысяч лет тому назад; я, разумеется, никогда о них не слышал.

По колдовской воле Сорок четвертого на каждом скелете была табличка с указанием имени, даты рождения и смерти и другие краткие сведения. Прекрасная идея, избавлявшая нас от необходимости задавать вопросы. Перед нами прошли Фараон, Давид, Голиаф и еще несколько библейских персонажей, Адам и Ева, несколько цезарей, Клеопатра, Карл Великий, рыцарь Дагобер и короли, короли, короли — без счета; большинство из них правило в незапамятные тысячелетия до Адама Некоторые прихватили с собой короны, а куски полуистлевшего бархата болтались у них меж костей — жалкое зрелище!

Попадались среди скелетов и мои знакомые — я присутствовал на их похоронах всего три-четыре года тому назад, — мужчины и женщины, юноши и девушки; они уныло протягивали мне для рукопожатия свои убогие костяшки. Были и такие, что волокли за собой на веревке истлевшие остатки гробов, выказывая прискорбную озабоченность, как бы чего не случилось с их ничтожной собственностью.

Я и не представлял ранее, что печаль может быть нескончаемо долгой и все же трогать сердце, будто несчастье случилось вчера и рана еще свежа. Я увидел стройный скелет молодой женщины; она шла, опустив голову, приложив костлявые руки к глазам, — очевидно, плакала. Это была молодая мать, у которой пропал ребенок, да так и не нашелся; счастье ее было разбито, она изошла слезами и умерла. У меня защемило сердце и повлажнели глаза от неутешного горя бедняжки Я глянул на табличку — несчастье произошло пятьсот тысяч лет тому назад! Мне показалось странным, что оно вызывает у меня сострадание, но, вероятно, такое горе не проходит со временем и боль утраты неизбывна.

Появился король Артур со своими рыцарями. Мне было интересно увидеть их воочию, потому что мы как раз перепечатывали книгу про его время, изданную Кэкстоном [36] Английский первопечатник. . Они ехали верхом на остовах, некогда бывших лошадьми, и держались величаво в своих старинных доспехах, хоть те проржавели, продырявились местами, и сквозь дыры просвечивали кости. Они говорили о чем-то своем, эти скелеты, — сквозь щели в забралах шлемов было видно, как челюсти у них ходят вверх и вниз. Благодаря колдовству Сорок четвертого я понимал их речь. Рыцари обсуждали последнюю битву короля Артура с таким азартом, будто она произошла вчера; по-видимому, для мертвеца тысячелетие в могиле все равно что одна ночь — сущий пустяк.

То же самое я наблюдал, когда мимо проходил Ной с сыновьями и невестками. Они, очевидно, позабыли, что когда-то вышли из ковчега, и недоумевали, почему теперь ступают по земле. Говорили они только о погоде, похоже, все остальное их ничуть не занимало.

Скелетов предшественников Адама и Евы было в мириады раз больше, чем его потомков. Они ехали верхом на скелетах невообразимых чудищ колоссальных размеров. Они проходили колоннами по десять тысяч скелетов в ряд; стены старого замка раздвигались или вовсе исчезали, освобождая им путь, и вся земля, насколько видел глаз, была забита ими. Имелось среди них и Недостающее звено. Так назвал этот скелет Сорок четвертый. Маленький и приземистый, он ехал верхом на длинношеем и длиннохвостом чудище; оно было длиной в девяносто футов и возвышалось над землей на тридцать три фута; по словам Сорок четвертого, чудище это вымерло восемь миллионов лет тому назад.

Часами шли мимо нас несметные полчища мертвых и так оглушительно гремели костями, что я едва слышал ход собственных мыслей. Потом Сорок четвертый взмахнул рукой, и мы остались одни в пустом и беззвучном мире.

— И теперь ты уходишь и больше уже не вернешься?

— Да, — ответил Сорок четвертый. — Мы с тобой долго дружили, и это было славное время — для нас обоих; но я должен уйти, и мы никогда больше не увидим друг друга.

— В этой жизни, Сорок четвертый. А в другой? Мы встретимся в другой, верно?

И тогда он спокойно и рассудительно произнес нечто непостижимое:

— Другой жизни нет.

Легким дуновением его дух коснулся моей души, поселив в ней смутную и туманную, но в то же время благословенную и отрадную надежду, что в его невероятных словах есть правда, более того — должна быть правда.

— Неужели ты не догадывался об этом раньше, Август?

— Нет, мог ли я вообразить такое? Но если только это правда…

— Это правда.

Мне захотелось выразить переполнявшую меня благодарность, но слова вдруг застряли в горле: меня одолело сомнение.

— Но… но… мы же видели будущую жизнь, — бормотал я. — Мы видели подлинные события и потому…

— То была греза, а не реальная жизнь.

Я чуть не задохнулся от радости: великая надежда встрепенулась во мне.

— Греза? Гре…

— Жизнь сама по себе лишь греза, сон.

Я был потрясен. Боже правый, тысячу раз эта мысль впивалась в меня в часы раздумий!

— Ничего не существует, все только сон. Бог, человек, мир, солнце, луна, бесчисленные звезды, рассеянные по вселенной, — сон, всего лишь сон, они не существуют. Нет ничего, кроме безжизненного пространства — и тебя!