Геннадий Ананьев - Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй

Под локоток провел Иосифа Лодочникова в зал, где гости рассаживались за столом, чтобы продолжить торжественную трапезу.

Один только Михаил Богусловский, когда наступило время прощаться с гостями, похвалил Иосифа Лодочникова, хотя и вполголоса. Тот удивился и обрадовался.

— Толковый тост ты сказал, — кивнул ему Михаил. — Нам нужно единение.

Михаилу удалось скрыть желание плюнуть в эту наглую рожу.

Следующий день — день отдыха и обсуждения планов на медовый месяц. Коротким он у них будет. Когда Михаил сказал Гульсаре о просьбе Марины поспешить с возвращением, так как они с Латыпом не станут без них справлять свадьбу, Гульсара сразу же согласилась через неделю, в крайнем случае, через полторы покинуть Москву. Походят по музеям — и в отряд. От отпуска еще останется немного времени, можно будет помочь друзьям. Не менее важно поближе познакомиться с женой Прохора Авксентьевича и даже подружиться.

— Значит, выделяем на все неделю…

— Да. Третьяковка, Кремль, Гостиный двор, Китай-город, переулки старой Москвы, Останкинская башня и ВДНХ. Все остальное — в следующие приезды.

Однако не удалось им реализовать даже эту программу. Первый поход — в Кремль. Гульсару покорила красота увиденного. Храмы, поражающие своим величием и вместе с тем легкостью, ажурностью. А Кремлевские стены? Могучие, построенные века назад, они сохранили на себе ветер времен. Или Царь-колокол и Царь-пушка? Гульсара долго стояла возле них, осматривала с восхищением. Нет, эти творения великих русских мастеров не были для нее внове, она много о них читала, много раз видела фотоснимки и рисунки, но потрогать могла впервые.

— Знаешь, Миша, какие кощунственные мысли появились у меня? Трудились в поте лица гениальные творцы, а для чего? Колокол не смог даже подняться на звонницу, пушка ни разу не выстрелила по врагам. Пустой труд.

— Удивительно, но и меня, Гульсара, посещали подобные мысли. Но в связи с сегодняшним днем. Вот послушай только один факт. Пограничники и таможенники на пунктах пропуска мучаются, проверяя транзит на наркотики и взрывчатку, а в Ленинграде, то бишь Петербурге, изобретен понимающими наши нужды людьми прибор, который может буквально просвечивать фуры и контейнеры. Приглядывайся только, есть ли героин или пластид. А в итоге что? Пшик. Не нашлось людей, чтобы поддержать хорошее дело. Любое безделье или даже явное вредительство объясняют тем, что нет денег, как не нашлось прежде крепких канатов, чтобы поднять колокол. Я вижу здесь некую закономерность. Колокол расколот, изобретение продано за границу, и там приборы эти запущены в серийное производство. Но нужда в конце концов заставит нас внедрять их. Станем покупать. За валюту. С ярлыком фирмы европейской. Обыватель же, не зная подоплеки, зацокает языком: могут же делать в Европе. А разве подобный факт единичен? Тысячи их. Сотни тысяч! И выходит, будто Россия — лапотная неумеха.

Вроде бы не тема для разговора в медовый месяц, но как подобный обмен мыслями открывает души, как их сближает, показывая единое восприятие мира.

Еще раз столь же серьезный разговор произошел у картины Александра Иванова «Явление Иисуса Христа народу». Гульсара говорила так горячо и проникновенно, что Михаила даже оторопь взяла. Сам он с детства любил книги, к тому же имел прекраснейшую возможность читать и современные, и старинные произведения не только русских классиков, но немецких, французских, древнегреческих, знал прекрасные переводы Веда и даже Зенд Авесту. Весьма начитанный Михаил новыми глазами посмотрел на свою жену. До этого они переходили из зала в зал прекрасно отреставрированной картинной галереи, несколько дольше останавливаясь у некоторых картин. И вот — почти во всю стену великолепное творение русского живописца. Гульсара замерла и долго стояла молча, затем заговорила вполголоса, будто боясь спугнуть тишину:

— Ты знаешь, я засматривалась на репродукции этой картины в альбомах, они всякий раз вызывали трепет, но сейчас я не пойму, что со мной происходит. Я потрясена. Я сломлена. Тот вопрос, который будоражил мою душу, вновь остается без ответа: что хотел сказать художник, создавая это монументальное полотно? Присмотрись, Миша, сколь разные лица, но, если еще внимательней вглядеться — какая сила духа! Идеи духовного возрождения человечества, владевшие художником, так актуальны сегодня… Видимо, современники Иисуса знали о нем куда больше, чем мы.

— Не сельской учительнице русского языка и литературы тебе быть, а ученым историком. В библиотеке отца, которую он унаследовал от наших предков, более сотни книг по истории религий мира, книг о жизни Иисуса. Добрая половина из них — не канонические. Для начала тебе этого вполне хватит.

— Мечты… Ведь мы скоро уезжаем.

— А ты начинай. Дерзай. Я — твой первый помощник. Я, моя дорогая, немало религиозной литературы читал и смогу тебе для начала подсказать, помочь выбрать.

— На заставе?

— Да, на заставе. Она же не тюрьма. Для начала возьми сочинения декабристов. Почитай их философские трактаты, написанные в годы каторги, размышления о религии, об истории. Они почти все публиковались в периодической печати того времени, но и сейчас представляют большой интерес. И потом, мы же не век будем на заставе. Я еще раз советую тебе настоятельно — дерзай. Мы возьмем с собой десяток хороших книг. Хватит до следующего отпуска. Наладишь связь с Центральной библиотекой в Душанбе. Многое можно делать на заставе, было бы желание.

Гульсара, хотя в зале были люди, порывисто поцеловала Михаила:

— Спасибо!

Домой они возвращались в приподнятом настроении и даже не сразу обратили внимание на стоявшую у подъезда «скорую».

Первый тревожный вопрос задала Гульсара:

— Не к бабушке ли нашей вызвана? Ей после свадьбы явно нездоровится. Переволновалась. А это для ее лет опасно.

Тревога Гульсары передалась и Михаилу. Он ускорил шаг. И тут дверцы лифта раздвинулись: двое мужчин в белых халатах вывели, бережно поддерживая под руки, бабушку. Вернее сказать, они несли ее.

— Бабуля! — кинулась было к ней Гульсара, но врач остановил ее.

— Осторожно. Ее нельзя волновать.

— В какую больницу? — спросил Михаил.

— В Кардиологический центр. Сегодня к ней никого не пустят. Поместим ее в реанимацию.

— Я могу быть сиделкой.

— У нас достаточно квалифицированных сиделок.

Через час квартира Богусловских заполнилась друзьями. Атмосфера была гнетущая. Все предчувствовали недоброе. Не сдюжит сердце, знавшее столько горя. Но не горе, подкосило Анну Павлантьевну, видно, не по силам ей оказались свадебные хлопоты. Это особенно угнетало.

Обнадеживающий звонок первого заместителя начальника Главного управления пограничных войск: