Геннадий Ананьев - Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй
- Название:Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Граница
- Год:2005
- Город:Москва
- ISBN:5-86436-369-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Геннадий Ананьев - Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй краткое содержание
Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Погостив денек, отец улетел в Москву, так и не поняв душевного состояния сына, не разделив его тревоги и заботы, и теперь у Ивана было много времени основательно подумать о прошлом и будущем. Ответа ясного, убедительного в прошлом своем он, как ни старался, не находил, будущее виделось ему в тумане, хотя перебирал он десятки возможных вариантов. Ничто не ложилось на душу без сопротивления и сомнения. И чем бы окончился тот поиск, не ведомо, если бы не приехал в госпиталь комсомольский бог отряда, молодой, подвижный лейтенант.
— Привет тебе, Иван, от начальника отряда. Персональный. От майора Киприянова тоже… Вся застава, я звонил туда перед отъездом, желает скорого выздоровления. Ждет тебя.
— Сержанта Буюклы перевели?
— Да. Без разбора на бюро.
— Плохо, что перевели. Совсем вольготно станет Лодочникову и его дружкам.
— Мы и тебя не хотим туда возвращать. Зачем косу с камнем сшибать. В отряд на комсомольскую работу тебя берем.
— Не получится. Меня не годным к службе признают. Уже сказали мне. Комиссуют.
— Жаль. А мы тут такое дело начали! Формируем отряд добровольцев на целину и на стройки Сибири. Думал я, помощником станешь. Авторитетом своим…
Не слышал последних слов Иван Богусловский, его сердце учащенно забилось: «Вот он — выход! Вот то, что надо!» И спросил, сминая сомнение:
— Когда уезжают в Сибирь?
— Первые через полтора месяца.
— Если можно, включите и меня.
Глава девятая
Им, как они считали, не повезло с поездом. В нем ехал комсомольско-молодежный отряд, собранный из ребят и девчат центра России по решению ЦК ВЛКСМ. Ради этого отряда, вернее, ради помпезности, собран был в Москве комсомольский пленум, где прозвучало великое множество призывов, клятв и заверений, и вот теперь те призывы, клятвы и заверения продолжились с такой же пышностью, только в меньших, естественно, масштабах, на каждой мало-мальски приличной станции.
Они, правда, не случайно попали в этот шумный состав. Так захотел начальник узловой станции, где пограничникам предстояла пересадка. Выслушал тот растерянную дежурную (где взять столько мест в одном поезде, а тем более в одном вагоне) и успокоил ее:
«— Давайте вместе с главным ихним ко мне, — а когда несколько отряженных общим голосованием представителей ввалилось в кабинет, спросил: — Вы хотите обязательно, чтобы компанией?»
«— У нас — бригада. Мы просто обязаны прибыть одновременно. Потом… Мы — коммуна».
«— А-а-а, ясно. Тогда поступим так: день проведете у нас. Город посмотрите. Не ахти какой, но на базаре советую непременно побывать. Завтра идет литерный. Спецэшелон. К нему подцепим вас. В спецвагоне. Согласны?»
Чего ж перечить. Литерный! Спецэшелон! С ветерком, значит, понесет. Зеленой улицей. И хотя они уже читали в газетах захлебистые простыни, сдобренные улыбчивыми портретами, об очередной комсомольско-молодежной бригаде, но даже не подумали, что им придется ехать именно с ней. И даже реплика начальника станции: «—Глядишь, заманят и вашу коммунию», — не обременила парней размышлениями. А вот теперь те слова вспомнились. Не единожды.
Их никто не приглашал к себе. С ними никто даже не разговаривал серьезно, если не считать каких-то реплик во время митингов, на которые пограничники тоже выходили и становились чуть поодаль, своей кучкой. Могучей, как они говорили. Но волей-неволей кучка та могучая переживала обиду от одиночества, от невнимания к ней, тоже едущей на ударную комсомольскую стройку добровольно, по долгу патриотов. Не понимали по молодости своей парни, что все идет так, как должно, что верховоды отряда озабочены лишь тем, как бы не ударить в грязь лицом на очередном митинге, каких за день набиралось порядочно, поэтому им вовсе не было дела до тех, кого прицепили к ним по дороге: девчата же, по своей женской логике, оказывали знаки внимания приглянувшимся парням из своего отряда, не желая их обижать подозрениями, оттого и старались не ввязываться в пикировки с пограничниками, вдруг влившимися в их состав: но хоть и вели себя девчата в рамках, парни все же настороженно поглядывали на бравых молодцов в щегольски заломленных зеленых фуражках, несмотря на то, что чем дальше спецэшелон втягивался в сибирскую глубинку, морозец начинал давать знать о себе заметнее — логично все, оправдано все жизнью, если бы смогли вникнуть парни в ситуацию, но они были молоды, они гордились собой, что добровольно ехали навстречу трудностям, не по приказу, и им была в обузу такая явная к ним невнимательность. А им-то в отряде говорили, сколь великое дело они едут делать. И Ленина цитировали, и Ломоносова, что, дескать, Российское могущество прирастать будет Сибирью, что, дескать, величайшие залежи нефти и газа — место для подвига юности шестидесятых-семидесятых годов. Да, они ехали тоже на Ударную комсомольскую стройку, так отчего же оказались сбоку припека? Не будет ли и там, на месте, к ним такое же безразличие? Приехали, ну, и — ладно. Устраивайтесь, где кто как может и — вкалывайте. А почет и уважительность, лучшие места на стройке вот этим, едущим с такой помпезностью.
Не просчитаться бы. Не на один же день едут. Добровольность-то — добровольностью, а человек, как ни поворачивай, ищет где лучше. И вот после одного из пышных митингов заговорили ребята о сокровенном. Но так, словно в шутку бросая пробный шар.
— Бойцы, а не толкнуть ли нам речугу на следующем митинге? — со снисходительной усмешкой спросил высокий, чуточку сутуловатый с руками-гирями Коля Шиленко. — Иль мы их худшее?
— А кто тебе даст рот разинуть? Чужой, ты и есть — чужой, — вмешался Геннадий Комов, тоже снисходительно улыбаясь своим мягким лицом, приятность которого не портило даже то, что по-девичьи узкие брови случайно попали не на свое место, их вроде бы прилепили снизу к надбровным дугам, и только губы, и без того узкие, Геннадий поджал, как бы пряча за ними истинное состояние духа, истинные намерения. — Что, на поклон прикажешь к ним идти: «Примите к себе, Христа ради. Иль мы худшее вас?» — передразнил ловко Комов Николая. — Верно, Коленька, не худшее, но скажи мне, что из этого вытекает?
Кран открыт. Полилось разноголосье ручьем. Каждый лез со своим уставом, выдавая его за непререкаемую истину.
Долго шел неумолкающий спор, ставший уже далеко не шутливым, каждый вставлял в общий гвалт хоть по нескольку своих слов, и только двое помалкивали — бригадир Алеша Турченко и Иван Богусловский.
Нельзя сказать, что Ивана не волновало то, о чем говорили ребята, он тоже ехал не на один день, но он считал, что не вправе вмешиваться в спор, а тем более высказывать свою точку зрения, ибо он в этой бригаде пришлый. Она уже сформировалась полностью, а его, приехавшего из госпиталя, взяли все же по просьбе комсомольского вожака отряда, и, что еще весомей, из сострадания. Ребята поняли его состояние, и хотя он, по их мнению, не мог быть, особенно в первое время, полезным работником, они протянули братскую руку.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: