Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 26. Белые и синие

На следующий день французы начали рыть траншею, воспользовавшись садами и рвами древней Птолемаиды (об истории которой мы еще расскажем, как уже рассказали об истории Яффы), а также акведуком, проложенным через гласис; они ничего не знали о помощи, оказанной Джеззар-паше злым роком французов, и поэтому сделали траншею глубиной от силы в три фута.

Увидев эту траншею, великан Клебер пожал плечами и сказал Бонапарту:

— Что за прекрасная траншея, генерал! Она даже не доходит мне до колен.

Двадцать третьего марта Сидней Смит захватил два корабля, которые привезли тяжелую артиллерию Бонапарту и боеприпасы для армии. Французы видели, как захватывали корабли, но не могли этому помешать; осаждавшие оказались в странном положении: они гибли от собственного оружия.

Двадцать пятого французы пробили брешь в стене и собрались идти на штурм, но контрэскарп и ров противника преградили им путь.

Двадцать шестого осажденные во главе с самим Джеззаром предприняли вылазку, чтобы уничтожить начатые французами работы, но их немедленно отбросили назад, и они были вынуждены вернуться в город.

Хотя французские батареи были вооружены лишь четырьмя двенадцати фунтовыми орудиями, восемью восьмифунтовыми орудиями и четырьмя двадцати восьмифунтовыми гаубицами, эта слабая артиллерия заявила о себе и пробила брешь в башне, против которой был направлен главный удар.

Пушки Джеззара были более крупного калибра, чем наши, но французы вывели их из строя, и в три часа ночи в башне уже зиял достаточно большой проход.

Когда наши воины увидели, как обрушилась городская стена и с другой стороны показался просвет, грянули радостные крики; гренадеры, воодушевленные воспоминаниями о том, как первыми вступили в Яффу, и вообразившие, что взять Акр будет не труднее, чем Яффу, в один голос просили разрешения ринуться в пролом.

Бонапарт с утра находился в траншее вместе со штабом, но не решался отдать приказ к штурму. Однако капитан Майи торопил его, говоря, что не может больше удерживать гренадеров, и Бонапарт, приняв решение почти вопреки своей воле, произнес:

— Хорошо, ступайте же!

Гренадеры шестьдесят девятой полубригады во главе с Майи устремляются к пролому; но там, где все ожидали увидеть скат рва, они с удивлением наталкиваются на крутой эскарп высотой в двенадцать футов. Раздаются крики: "Лестницы! Лестницы!"

Лестницы бросают в ров, гренадеры устремляются вниз; Майи хватает первую лестницу и приставляет ее к пролому; солдаты устанавливают рядом еще двадцать лестниц.

Но тут пролом заполняется арнаутами и албанцами, которые стреляют в упор, сбрасывают на осаждающих камни обрушившейся стены. Половина лестниц ломается и увлекает вниз поднимавшихся по ним людей; раненый Майи падает с высоты к подножию лестницы; огонь осажденных усиливается; гренадеры вынуждены отступить и, чтобы преодолеть контрэскарп, используют те же лестницы, которые принесли, чтобы штурмовать пролом.

Раненный в ступню Майи не может идти и умоляет своих гренадеров унести его. Один из них взваливает его на спину, проходит десять шагов и падает: голова его пробита пулей; другой подбирает раненого и несет его к подножию лестницы, но падает возле нее с раздробленным бедром. Солдаты бросают командира, спеша оказаться в безопасности, и он взывает к ним:

— Пристрелите меня, по крайней мере, если не можете спасти!

Но никто даже не останавливается, чтобы ему ответить.

Бедному Майи не пришлось долго мучиться. Едва лишь французские гренадеры выбрались изо рва, как туда спустились турки и отрубили головы всем, кто там оставался.

Джеззар-паша, решив сделать ценный подарок Сиднею Смиту, приказал сложить все эти головы в мешок и отнести английскому коммодору.

Сидней Смит посмотрел на мрачные трофеи с грустью и лишь сказал:

— Вот что значит стать союзником дикаря.

Какое бы безразличие не проявил Бонапарт к Иерусалиму, пройдя в семи льё от него без остановки, тем не менее его интересовала история того края, где он оказался. Не сумев или не захотев последовать примеру Александра Македонского, который во время завоевания Индии свернул со своего пути, чтобы посетить первосвященника Иерусалима, он расценивал как награду возможность ходить по земле древней Птолемаиды и ставить свой шатер там, где ставили его Ричард Львиное Сердце и Филипп Август.

Такие исторические параллели, к которым Бонапарт был отнюдь не равнодушен, тешили его самолюбие, и он избрал для своей ставки тот невысокий холм, откуда в первый день обозревал сражение, конечно, потому, что именно в этом месте некогда сложили голову прославленные герои.

Однако, будучи первым из предводителей крестового похода, предпринятого по политическим соображениям, он следовал за своей счастливой звездой, оставив в прошлом религиозные идеи, что приводили сюда миллионы людей от Готфрида Бульонского до Людовика Святого; в отличие от них, он взял с собой науку восемнадцатого века, наследие Вольнея и Дюпюи, иными словами — скептицизм.

Проявляя безразличие к христианским традициям, он, напротив, живо интересовался преданиями об исторических событиях.

В тот же вечер, после неудачного штурма, во время которого несчастного Майи постигла участь его брата, он собрал в своем шатре генералов и офицеров и приказал Бурьенну достать из сундуков несколько книг, составлявших его библиотеку.

К сожалению, она не была богата историческими исследованиями, посвященными Сирии. У Бонапарта был Плутарх: жизнеописания Цицерона, Помпея, Александра Македонского и Антония. Что касается политических трудов, их заменяли Ветхий и Новый Завет да "Мифология".

Он вручил каждую из вышеупомянутых книг самым образованным из своих генералов или юных друзей, а других призвал оживить свои исторические воспоминания, ибо в этой пустыне они должны были служить ему единственным источником сведений наряду с его собственными знаниями.

Следовательно, данные сведения были далеко не полными. Мы, кому повезло больше, чем Бонапарту, поскольку в нашем распоряжении целое собрание книг о крестовых походах, приоткроем перед нашими читателями завесу столетий и поведаем им об истории этого крошечного уголка земли, начиная с того незапамятного дня, когда колено Асира получило его в удел во время распределения земли обетованной, до того часа, когда Ричард Львиное Сердце в третий раз попытался отвоевать его у сарацинов.

Древнее название города Птолемаида — Акко, что значит "жгучий песок". Арабы по сей день именуют его Аккой.

Он был покорен египетскими царями греческой династии Птолемеев, унаследовавших власть в Александрии после смерти завоевателя Индии, и приблизительно за сто шесть лет до нашей эры стал называться Птолемаидой.