Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 26. Белые и синие

Тара разрядил пистолет.

— В конце концов, зачем вы здесь? — спросил он.

— Вы сами видите, — со смехом отвечал Морган, — мы пришли на помощь Конвенту.

— Командир, — промолвил Тара с иронией, — следует признать, что вы помогаете людям странным образом.

— Ну, я вижу, что вы мне не верите, — сказал Морган, — и понимаю, что придется сказать вам всю правду. Ну так вот, на нашей стороне — сто тысяч в одном Париже и миллион во Франции, не так ли, Костер?

Молодой, вооруженный до зубов мюскаден, к которому он обратился, лишь насмешливо кивнул и произнес мелодичным голосом одно слово:

— Больше!

— Видите, — продолжал Морган, — мой друг Сен-Виктор, человек чести, подтверждает мои слова. Так вот, в Париже нас больше ста тысяч, во Франции — больше миллиона всех тех, кто поклялся уничтожить членов Конвента и сровнять с землей здание, где была решена участь короля, и откуда, подобно стаям зловещих птиц, вылетело столько смертных приговоров. Надо, чтобы наказаны были не только люди, но чтобы возмездие обрушилось даже на камни.

Завтра не останется в живых ни одного депутата; завтра дворец, где заседает Конвент, будет разрушен. Мы посыплем солью место, где он возвышался, и земля, на которой он был построен, будет проклята нашими потомками.

— Если вы настолько уверены в исходе дня, командир, — сказал Тара тем же игривым тоном, каким говорил недавно Морган, — для вас, должно быть, не имеет значения, будет ли в рядах вашего противника на двести человек больше или меньше.

— Ни малейшего, — отвечал Морган.

— В таком случае еще раз повторяю: пропустите меня; я хочу умереть с моими соратниками и найти могилу в том самом Конвенте, который вы, должно быть, обрушите на их головы.

— Тогда сойдите с лошади, дайте мне руку и пойдемте впереди, — предложил Морган. — Господа, — продолжал он с интонацией, нехарактерной для "невероятного", но выдававшей аристократа, — будем же честными игроками. Гражданин Тара направляется с двумястами солдатами, лишь пятьдесят из которых вооружены, защищать Национальный Конвент и просит его пропустить. Эта просьба представляется мне столь справедливой, а бедный Конвент кажется мне настолько больным, что, по моему мнению, нам не следует противиться этому доброму побуждению.

Насмешливый хохот встретил его предложение, и оно было принято без голосования. Все расступились, и колонна прошла во главе с Морганом и Тара.

— Счастливого пути! — прокричал им вслед Сен-Вик-тор.

Морган словно не замечал, что удаляется от передовых пикетов секционеров. Продолжая беседовать с Тара и ведя его под руку, он дошел с ним до колоннады Лувра.

Морган был одним из тех чистосердечных людей, которые доверяют даже своим врагам, будучи убежденными, что во Франции отвага является наилучшей мерой предосторожности.

Поравнявшись с колоннадой, Морган оказался в двадцати шагах от фронта войск Конвента и в десяти шагах от великолепно одетого генерала Карто; в шляпе, украшенной трехцветным плюмажем, ниспадавшие перья которого застилали ему глаза, генерал опирался на свою саблю.

— У вас очень красивый тамбурмажор, — сказал Морган Тара, — с чем я вас и поздравляю.

Тара усмехнулся.

Морган был не первым, кто умышленно или невольно допустил эту ошибку.

— Это вовсе не тамбурмажор, — сказал Тара, — это наш командующий генерал Карто.

— Ах! Черт возьми! Так это он мог взять Тулон, но предпочел, чтобы его взял офицеришка артиллерии по имени… как же вы его зовете?.. Кажется, по имени Бонапарт?.. Ах! Представьте же меня этому почтенному гражданину; я обожаю красивых мужчин и особенно красивые мундиры.

— Охотно, — ответил Тара.

Они подошли к Карто.

— Генерал, — обратился Тара к гиганту в военной форме, — я имею честь представить тебе гражданина председателя секции Лепелетье, который не только любезно пропустил меня сквозь ряды своих солдат, но и решил проводить меня сюда, дабы со мной не приключилось беды.

— Гражданин, — сказал Карто, выпрямившись во весь рост, — я присоединяюсь к гражданину депутату Тара и выражаю тебе благодарность.

— Не за что, генерал, — с присущей ему учтивостью ответил Морган, — я видел вас издали, у меня была потребность познакомиться с вами; кроме того, я хотел спросить, не угодно ли вам уступить нам эту позицию без кровопролития, так же как вы отдали нам предыдущую?

— Это насмешка или предложение? — гаркнул Карто своим и без того громовым голосом.

— Это предложение, — ответил Морган, — и даже весьма серьезное.

— Вы как будто достаточно опытный военный, гражданин, — продолжал Карто, — чтобы не видеть разницы между этой и той позициями. Предыдущую позицию можно было атаковать с четырех сторон, а к этой только два подступа. Вы же видите, гражданин, что две пушки готовы встретить тех, кто явится с набережной, и еще два орудия ждут не дождутся тех, кто явится с улицы Сент-Оноре.

— Почему же вы не открываете огонь, генерал? — беспечно спросил хитрый председатель. — Сады Инфанты находятся на расстоянии пушечного залпа от Нового моста, между ними от силы сотня шагов.

— Генерал хочет всецело переложить ответственность за пролитую кровь на секционеров и категорически запретил нам стрелять первыми.

— Какой генерал? Баррас?

— Нет. Генерал Бонапарт.

— Вот те на! Ваш офицеришка из Тулона? Значит, он сделал карьеру и даже стал генералом, как и вы?

— Больше, чем я, — сказал Карто, — поскольку я нахожусь у него в подчинении.

— Ах! До чего это, должно быть, вам неприятно, гражданин, и какая несправедливость! Вы, человек высотой около шести футов, должны подчиняться двадцатичетырехлетнему юнцу, рост которого, как говорят, составляет всего лишь пять футов и один дюйм!

— Вы с ним незнакомы? — спросил Карто.

— Нет, я не удостоился этой чести.

— Ну, так начните стрелять, и сегодня вечером…

— Сегодня вечером?

— Сегодня вечером вы его узнаете, больше мне нечего вам сказать.

В тот же миг послышался сигнал к выступлению, и из дверей Лувра вышли элегантные офицеры штаба, среди которых Баррас выделялся особенной элегантностью, а Бонапарт — чрезвычайной простотой.

Как мы уже говорили, это был худой человек небольшого роста; с того места, где стоял Морган, было невозможно разглядеть удивительные черты его лица, и он казался бесцветной личностью; к тому же он шел вторым позади Барраса.

— Ах! — воскликнул Морган, — это что-то новое!

— Да, — сказал Тара. — Глядите, вот как раз генерал Баррас и генерал Бонапарт собираются объехать передовые посты.

— Кто же из них генерал Буонапарте? — спросил Морган.

— Тот, что садится на черную лошадь.

— Да ведь это ребенок, который еще не успел подрасти, — сказал Морган, пожимая плечами.