Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 24. Шевалье де Мезон-Руж. Волонтер девяносто второго года

— Какого черта вы ждете! Дайте письмо! — нетерпеливо вскричал г-н де Шуазёль.

Леонар в изумлении посмотрел на молодого дворянина: он не привык, чтобы с ним обращались столь бесцеремонно.

Господин де Шуазёль прочел письмо. Оно было длинное и содержало множество поручений; королева сообщала, что они выедут ровно в полночь. Графу де Шуазёлю (если я не ошибаюсь, в то время он еще носил этот титул) она повелевала выехать немедленно и просила взять с собой Леонара (ему, прибавляла Мария Антуанетта, приказано во всем повиноваться графу). Господин де Шуазёль прочитал этот приказ Леонару, в знак повиновения ответившему поклоном. После чего граф сжег письмо королевы.

В эту секунду вошел слуга и объявил:

— Карета господина графа подана.

— Ну что ж, дорогой мой Леонар, поехали, — сказал молодой дворянин.

— Но разве я должен ехать? — вскричал потрясенный этим предложением парикмахер.

— Непременно. Разве вы не должны слушаться меня так же, как королеву? Вот я и приказываю вам ехать.

— А как же бриллианты ее величества?

— Вы возьмете их с собой.

— Куда?

— Туда, куда мы едем.

— Но куда мы едем?

— Совсем недалеко — туда, где нам предстоит исполнить одно совсем необычное, но очень важное поручение.

— Это невозможно, господин граф! — вскричал Леонар, в испуге отпрянув назад.

— Леонар, кажется, вы уже забываете, что обязаны слушаться меня, как королеву?

— Разумеется, господин граф, я должен слушаться вас, но лишь в том случае, если дело касается разумных вещей.

— Но откуда вы взяли, что сопровождать меня — безрассудство.

— Я оставил ключ от моей квартиры под дверью, и, поскольку королева настоятельно советовала мне переодеться, чтобы идти к вам, взял шляпу и плащ моего брата. Когда он вернется и не найдет своих вещей, он поднимет страшный переполох. К тому же, сегодня вечером я обещал сделать прическу госпоже де Лааге, а причесать ее могу только я! Наконец, во дворе Тюильри меня ждет мой кабриолет и слуга.

— Подождут! — насмешливо ответил г-н де Шуазёль и, уже начиная злиться на возражения куафёра, воскликнул: — Хватит болтать! Ваш брат купит новую шляпу и новый плащ, госпожу де Лааге вы причешете в другой раз, а ваш слуга, не дождавшись хозяина, поймет, что вы возвратились к себе без его помощи, и явится домой. Ну а мы, милейший мой Леонар, едем!

И граф усадил находящегося в полном отчаянии парикмахера в свой кабриолет и во весь опор погнал лошадей в сторону Птит-Виллет.

В ту самую минуту, когда г-н де Шуазёль проезжал заставу, к королю допустили трех телохранителей, и они заперлись в малом кабинете.

В половине десятого вечера королеве доставили письмо от де Байи; славный математик вздумал разыграть роль учтивого кавалера и переслал королеве письмо г-жи де Рошрёль, в котором сообщалось об отъезде сегодня ночью королевской семьи.

В десять вечера доложили о визите г-на де Лафайета. Не принять генерала было невозможно, и его пригласили войти. При нем находились его адъютанты г-н де Гувьон и г-н де Ромёф.

Госпожа де Рошрёль предупредила своего любовника г-на де Гувьона, что сегодня в ночь королевская семья должна бежать.

Королева и мадам Елизавета вечером выезжали на прогулку в Булонский лес, но, разумеется, без эскорта. Господин де Лафайет с изысканной учтивостью осведомился у королевы, удачной ли была прогулка, с улыбкой при этом заметив:

— Ваше величество напрасно возвращается столь поздно.

— Почему же? — спросила королева.

— Потому что вечерний туман может принести вред вашему здоровью.

— Вечерний туман в июне! — усмехнулась она. — По правде говоря, мне хотелось бы нарочно вызвать туман, чтобы скрыть наш побег, — с восхитительным спокойствием прибавила королева. — Ведь, я полагаю, слухи о нашем отъезде все еще ходят.

— Дело в том, ваше величество, что об отъезде говорят больше, чем раньше, — прибавил генерал, — и я даже получил сообщение, что он произойдет нынешней ночью.

— О! Держу пари, что эту приятную новость вам принес господин де Гувьон, не правда ли?

— Но почему же я? — покраснев, спросил молодой офицер.

— Просто мне кажется, у вас есть во дворце лазутчики, — ответила королева. — Но вот у господина де Ромёфа их нет, и я уверена, что он соблаговолит за нас поручиться.

— И в этом никакой особой моей заслуги не будет, ваше величество, — согласился молодой адъютант, — ведь король дал Национальному собранию слово не покидать Париж.

Они перевели разговор на другую тему.

В половине одиннадцатого г-н де Лафайет и его адъютанты удалились. Когда он уехал, королева и мадам Елизавета вызвали прислугу и с ее помощью занялись привычным ритуалом вечернего туалета; потом, согласно традиции, в одиннадцать часов слуг отослали.

Заперев двери, они стали собираться в дорогу. Королева и мадам Елизавета помогали друг другу одеться. Платья их отличались небывалой простотой, а шляпы были широкополые, совершенно закрывающие лица.

Едва они закололи булавками шейные платки, вошел король, переодетый в камердинера. Уже неделю королевский камердинер Гю — он был с королем одинакового роста — в определенный час выходил из той двери, откуда появлялся Людовик XVI. Этот выход преследовал цель приучить часового постоянно видеть человека в сером.

Король, надо это признать, больше походил на камердинера, нежели на монарха.

Когда Людовик XVI пришел, из будуара королевы вызвали трех телохранителей и вместе с ним перешли в комнату юной принцессы.

Она была готова к отъезду, а дофин — еще нет: его разбудили, когда он только что заснул, и, поскольку было решено для маскировки переодеть его девочкой, он всячески упрямился, не желая надевать унижающий его наряд. Наконец он спросил, не собираются ли представлять комедию; ему ответили утвердительно, и дофин, обожавший комедии, позволил нарядить себя в платьице.

Телохранителям отдали последние распоряжения. До Бонди они поедут на лошадях г-на Ферзена; там возьмут почтовых лошадей. Господин де Мальден и г-н де Мустье, разместившиеся на козлах, будут расплачиваться с форейторами, с которыми договорились о тридцати су прогонных; обычно давали двадцать пять, но, учитывая тяжесть кареты, прибавили пять су. Если форейторы погонят лошадей быстро, то в награду получат еще по десять су. Ни в коем случае им нельзя было заплатить более сорока су; платить им экю имел право только король.

Было подсчитано, что, двигаясь со средней скоростью, до Шалона карета доберется через двенадцать-четырнадцать часов.

Каждый обещал строго соблюдать намеченную программу. Они подошли к двери и прислушались: дворец был объят тишиной.

Сейчас мы убедимся, в каких плохих условиях они намеревались предпринять этот важный шаг.