Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 22. Графиня де Шарни. Часть. 1,2,3 1996.

Потом она шепотом прибавила:

— Можете не ходить на этой неделе на почту. Писем не будет несколько дней.

Питу едва было не сказал, что он уже догадался об этом, однако решил посмотреть, до какой степени девушка будет с ним откровенна.

Она ограничилась только что приведенным нами замечанием, имевшим целью всего-навсего освободить Питу от ненужных хождений за письмами по утрам.

Однако в глазах Питу это распоряжение имело огромное значение.

То, что Изидор вернулся в Париж, еще не причина прекратить переписку. Раз он больше не пишет Катрин, значит, рассчитывает вскоре с ней увидеться.

Кто мог сказать Питу, не сообщало ли Катрин о скором прибытии ее возлюбленного отправленное из Парижа письмо, которое он в то утро опустил в дупло? Кто мог ему сказать, не пытался ли ее взгляд, рассеянно блуждавший по окрестностям и при появлении Питу обратившийся на него, высмотреть на лесной опушке какой-нибудь знак, по которому можно было бы понять, что возлюбленный уже приехал?

Питу решил подождать, давая Катрин время собраться с мыслями, если она хочет посвятить его в какую-нибудь тайну. Видя, что она упрямо молчит, он заговорил сам:

— Мадемуазель Катрин! Вы заметили, как изменился господин Бийо?

Девушка вздрогнула.

— Так вы, стало быть, что-то приметили? — ответила она вопросом на вопрос.

— Ах, мадемуазель Катрин! — покачав головой, сказал Питу. — Несомненно, наступит день — только вот когда именно, мне неизвестно, — когда тому, кто стал причиной этого изменения, придется пережить неприятную минуту. За это я вам ручаюсь, слышите?

Катрин побледнела, однако продолжала пристально смотреть на Питу.

— Почему вы говорите "тому", а не "той"? — спросила девушка. — Может быть, женщине, а не мужчине суждено пострадать от его скрытого гнева…

— Ах, мадемуазель Катрин, вы меня пугаете! Разве у вас есть основания чего-нибудь опасаться?

— Друг мой, — печально отвечала Катрин, — я опасаюсь того, чего может опасаться бедная девушка, позабывшая свое место и полюбившая того, кто выше ее, — я боюсь гнева своего отца.

— Мадемуазель… — отважился на совет Питу, — мне представляется, что на вашем месте…

— Что на моем месте? — переспросила Катрин.

— На вашем месте… Да нет, вы едва не лишились жизни, совсем ненадолго разлучившись с ним. Если бы вам пришлось от него отказаться, вы бы умерли. Пусть мне придется видеть вас больной и печальной, лишь бы не такой, как тогда, на окраине Плё… Ах, мадемуазель Катрин, до чего все это ужасно!

— Тсс! — перебила его Катрин. — Поговорим о чем-нибудь еще или вовсе не будем говорить: вон мой отец.

Питу проследил за взглядом Катрин и в самом деле увидел фермера, скакавшего на своем коне крупной рысью.

Заметив молодого человека под окном Катрин, Бийо остановился. Узнав Питу, он продолжил путь.

Сняв шляпу, Питу с улыбкой пошел ему навстречу.

— A-а! Это ты, Питу! — воскликнул Бийо. — Ты зашел к нам поужинать, парень?

— Что вы, господин Бийо, я бы не посмел, но… — залепетал в ответ Питу.

В этот миг он перехватил ободряющий взгляд Катрин.

— Что за "но"? — спросил Бийо.

— …но, если вы меня пригласите, я не откажусь.

— Ну что ж, — сказал фермер, — я тебя приглашаю.

— Принимаю приглашение, — сказал Питу.

Фермер пришпорил коня и поехал назад к воротам.

Питу повернулся к Катрин.

— Вы это имели в виду? — спросил он.

— Да… Сегодня он еще мрачнее, чем всегда…

И она прибавила тихо:

— Ах, Боже мой! Как же ему удастся?..

— Что, мадемуазель? — спросил Питу, разобравший слова Катрин, несмотря на то что она прошептала их едва слышно.

— Ничего, — ответила Катрин, отпрянув от окна и затворив его.

Катрин не ошиблась. Несмотря на приветливость, с которой ее отец встретил Питу, он выглядел еще более мрачным, чем обычно. Он пожал Питу руку, и тот почувствовал, что рука Бийо холодна и влажна. Дочь, по обыкновению, подставила ему для поцелуя побледневшие и вздрагивавшие щеки, однако он едва коснулся губами ее лба. Мамаша Бийо, как всегда, поднялась при виде мужа: она считала его выше себя и глубоко уважала. Но фермер не обратил на нее внимания.

— Ужин готов? — только и спросил он.

— Да, отец, — ответила мамаша Бийо.

— Тогда скорее за стол! — приказал он. — У меня сегодня еще много дел.

Все прошли в небольшую столовую. Она выходила во двор, и никто не мог войти снаружи в кухню, не пройдя мимо окна, через которое в столовую проникал свет.

Для Питу поставили еще один прибор и посадили молодого человека меж двух женщин, спиной к окну.

Как бы велико ни было беспокойство Питу, в его организме было такое место, на которое его состояние никогда не влияло, — желудок. Вот почему, несмотря на всю проницательность своего взгляда, Бийо не смог заметить в госте ничего, кроме того удовлетворения, какое тот испытывал при виде аппетитного капустного супа, а также последовавшего за ним блюда с говядиной и салом.

Однако нетрудно было заметить, что Бийо страстно хотел узнать, простая ли случайность привела к нему на ферму Питу или в этом был какой-то расчет.

И потому в то время, когда уносили блюдо с говядиной и салом, чтобы заменить его жарким из барашка, на которое Питу поглядывал с видимым удовольствием, фермер неожиданно сбросил маску и прямо обратился к молодому человеку:

— А теперь, дорогой Питу, когда ты убедился в том, что ты на ферме всегда желанный гость, можно ли узнать, каким ветром тебя сюда занесло?

Питу улыбнулся, обвел взглядом все вокруг себя, убеждаясь, что его не видят и не слышат чужие глаза и уши, и дотронулся левой рукой до правого рукава.

— Вот, папаша Бийо, — показал он два десятка проволочных силков, намотанных в виде браслета вокруг запястья.

— Ага! Ты, стало быть, переловил всю дичь в лесничествах Лонпре и Тайфонтена, а теперь перекинулся сюда? — заметил папаша Бийо.

— Не совсем так, господин Бийо, — доверчиво отвечал Питу. — С тех пор как я имею дело с этими чертовыми кроликами, мне кажется, они стали узнавать мои силки и обходить их стороной. Вот я и решил этой ночью побеседовать с кроликами папаши Лаженеса: они не такие смекалистые, зато мясо у них нежнее, потому что они питаются вереском и тимьяном.

— Ах, дьявольщина! — воскликнул фермер. — Что-то я раньше не замечал, что ты лакомка, метр Питу.

— Да я не для себя стараюсь, — отвечал Питу, — я хотел угостить мадемуазель Катрин. Ведь она недавно болела, ей нужно есть хорошее мясо…

— Да, — перебил его Бийо, — ты прав: видишь, к ней еще не вернулся аппетит.

Он указал пальцем на чистую тарелку Катрин; съев несколько ложек супу, она не притронулась ни к говядине, ни к салу.