Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 22. Графиня де Шарни. Часть. 1,2,3 1996.

— В волка, — ответил Бийо.

— Ну, для волка это будет в самый раз, — заметил папаша Клуис, доставая из кармана дюжину пуль и со звоном высыпая их на тарелку. — А тринадцатая — в животе у этого зайца… Эх, не знаю, как дробью, а пулями отлично бьет ваше ружьецо!

Если бы Питу в эту минуту посмотрел на Катрин, он бы заметил, что она близка к обмороку.

Но во все время, пока говорил папаша Клуис, Питу даже не взглянул на Катрин.

Когда он услышал от старика-гвардейца, что тринадцатая пуля застряла в животе у зайца, он не удержался и пошел убедиться в этом своими глазами.

— Ей-Богу, правда! — подтвердил он, засунув палец в отверстие от пули. — Хорошо сработано, папаша Клуис. Хоть вы, господин Бийо, и неплохо стреляете, но вы не сможете так же точно попасть в зайца.

— Ерунда! Ведь зверь, в которого я собираюсь стрелять, в двадцать раз больше зайца, и я надеюсь, что не промахнусь.

— Но волк… — начал было Питу. — А разве у нас в кантоне уже появились волки? Странно, неужели в этом году до снега…

— Да, странно, однако это так.

— Вы в этом уверены, господин Бийо?

— Совершенно уверен, — отвечал Бийо, взглянув сразу и на Питу и на Катрин, что было нетрудно, потому что они сидели рядом. — Пастух видел волка сегодня утром.

— Где? — доверчиво спросил Питу.

— На дороге из Парижа в Бурсонн, неподалеку от Иворских зарослей.

— А-а, — протянул Питу, взглядывая то на Бийо, то на Катрин.

— Да, — по-прежнему невозмутимо продолжал Бийо. — Его уже видели в прошлом году и предупредили меня; потом он пропал, и все подумали было, что навсегда, но…

— Но?.. — переспросил Питу.

— … но он, похоже, вернулся, — продолжал Бийо, — и опять собирается сунуться на ферму. Вот почему я попросил папашу Клуиса почистить мое ружье и отлить пули.

Слушать дальше оказалось Катрин не по силам. Она придушенно вскрикнула, поднялась и, пошатываясь, направилась к двери.

Ничего не понимая, но чувствуя беспокойство, Питу тоже встал и, видя, что Катрин покачнулась, бросился ее поддержать.

Бийо метнул гневный взгляд в сторону двери; но на открытом лице Питу слишком ясно было написано удивление, чтобы он мог заподозрить его в пособничестве Катрин.

Не заботясь более ни о Питу, ни о дочери, он продолжал:

— Так вы говорите, папаша Клуис, что для большей верности хорошо бы обернуть пули в клочок промасленной кожи?

До слуха Питу долетел этот вопрос, но ответа он не услышал: выйдя в кухню и наконец догнав Катрин, он почувствовал, как девушка падает ему на руки.

— Да что с вами такое? Боже мой! Что с вами?! — в ужасе вскричал Питу.

— Неужели вы не понимаете? Он знает, что Изидор вернулся сегодня утром в Бурсонн, и хочет его убить, если тот подойдет к ферме.

В это время дверь в столовую распахнулась и на пороге появился Бийо.

— Дорогой Питу, — суровым, не допускавшим возражений тоном начал он, — если ты действительно пришел за кроликами папаши Лаженеса, мне кажется, тебе пора отправляться ставить силки. Как ты понимаешь, скоро совсем стемнеет и ты ничего не увидишь.

— Да, господин Бийо, — согласился Питу, взглянув на Бийо и переведя взгляд на Катрин. — Я именно за этим пришел, других дел у меня не было, клянусь вам.

— Так что же?

— Ну, я пошел, господин Бийо.

Он вышел во двор, а Катрин в слезах возвратилась в свою комнату и заперла за собой дверь на засов.

— Да, — прошептал Бийо, — да, можешь запираться, несчастная! Я-то устроюсь в засаду с другой стороны!

Питу вышел с фермы в полной растерянности. Только благодаря тому, что он услышал от Катрин, он прозрел, но это знание его ослепило.

Питу знал то, что хотел знать, и даже больше.

Он знал, что виконт Изидор де Шарни прибыл утром в Бурсонн и, если попробует повидаться с Катрин на ферме, ему угрожает пуля.

В самом деле, сомнений быть не могло. Иносказание Бийо стало ему понятно после короткого разговора с Катрин: волк, виденный в прошлом году неподалеку от овчарни и, как считалось, исчезнувший навсегда, однако вновь появившийся в то утро у Иворских зарослей на дороге из Парижа в Бурсонн, оказался виконтом Изидором де Шарни.

Это ради него было вычищено ружье, ради него были отлиты пули.

Как видно, дело принимало нешуточный оборот.

Питу мог, если того требовали обстоятельства, обрести силу льва, но в то же время был осторожен, как змея. Достигнув сознательного возраста, он безнаказанно обманывал сельских полицейских, опустошая перед самым их носом и огороженные фруктовые сады, и фруктовые деревья в открытом поле; он мог прокрасться вслед за лесником и поставить в его угодьях намазанные клеем ветки для ловли птиц и силки. Вот где он научился хорошенько все взвешивать, а потом принимать мгновенные решения, и это помогало ему в случае опасности выпутаться с наименьшими потерями. На сей раз, как и раньше, он призвал на помощь смекалку и поспешил в лес, расположенный в восьмидесяти шагах от фермы.

Лес этот густой, и в нем легко остаться незамеченным, а также подумать обо всем без помех.

В этом случае Питу, как видят читатели, нарушил привычный ход вещей, сообразуясь с тем, что первым пришло ему в голову и не обдумав всего основательно.

Однако, доверившись инстинкту, Питу начал с самого срочного. А самым срочным для него было найти убежище.

Он направился в лес с таким непринужденным видом, будто голову его не переполняло множество мыслей. Когда он добрался до опушки, у него хватило сил не оглянуться назад.

Впрочем, как только он решил, что с фермы его не видно, он наклонился, будто для того, чтобы застегнуть штрипку на гетре, а сам посмотрел меж ног, обозревая, насколько мог, горизонт.

Горизонт был чист, и ничто не предвещало опасности.

Убедившись в этом, Питу снова принял вертикальное положение и одним прыжком очутился в лесу.

Лес был вотчиной Питу.

Там он был у себя дома, там он был свободен, там он был королем.

Да, королем, ибо был ловок, как белка, хитер, как лисица и видел в темноте, как волк.

Однако в этот час ему не нужны были ни беличья ловкость, ни лисья хитрость, ни волчья способность видеть в ночи.

Питу необходимо было лишь пробежать наискосок лес, в который он углубился, и выбраться на лесную опушку, тянувшуюся вдоль всей фермы.

С расстояния в шестьдесят или семьдесят шагов Питу мог бы наблюдать за событиями; с этого расстояния он был готов противостоять кому угодно, кто мог передвигаться или нападать, имея для этого только руки и ноги.

Само собою разумеется, что тем более он готов был бросить вызов всаднику; впрочем, вряд ли нашелся бы человек, способный проехать хоть сотню шагов по лесным тропкам, на которые его завел бы Питу.