Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 20. Ожерелье королевы

— Прошу вас, говорите.

— Может быть, ваше величество, лучше будет дать этому газетчику мешок с деньгами и отправить его искать виселицу в другом месте, где-нибудь подальше?

— Почему так?

— Потому, ваше величество, что когда эти негодяи пишут ложь, то публика, если ей докажут это, бывает очень довольна, видя, как виновных наказывают плетью, режут им уши и даже вешают. Но когда, на несчастье, они затронут истину…

— Истину?

Господин де Крон поклонился.

— Да, я знаю. Королева действительно была у Месмера. Это несчастье, как вы вполне справедливо сказали; но я ей позволил это.

— О ваше величество! — пробормотал г-н де Крон.

Эта растерянность почтительного подданного поразила короля еще более, чем подобное восклицание, вырвавшееся раньше из уст завистливого родственника.

— Но ведь королева, я полагаю, не погубила себя этим? — спросил он.

— Нет, ваше величество, но ее репутация пострадала.

— Господин де Крон, скажите, что вам сообщила ваша полиция?

— Ваше величество, многое, что, при всем почтении к вам и при всем благоговейном преклонении перед королевой, согласуется с некоторыми сведениями, помещенными в памфлете.

— Согласуется, говорите вы?

— И вот в чем: французская королева, в одежде обыкновенной женщины, в обществе того сомнительного люда, который привлекают магнетические фокусы Месмера, появляется одна…

— Одна! — воскликнул король.

— Да, ваше величество.

— Вы ошибаетесь, господин де Крон.

— Не думаю, ваше величество.

— Вы получили неверное донесение.

— Настолько точное, ваше величество, что я могу описать вам во всех подробностях костюм ее величества, весь ее внешний облик, каждый ее шаг, ее жесты, ее крики.

— Ее крики!

И король, побледнев, смял газетный лист.

— Даже вздохи ее были замечены моими агентами, — робко добавил г-н де Крон.

— Вздохи! Королева могла забыться до такой степени! Королева могла так легко отнестись к моей королевской чести, к своей чести женщины!

— Этого не может быть, — сказал граф Прованский, — это было бы более чем скандалом, а ее величество не способна на такой поступок.

Эта фраза заключала в себе скорее тяжкое обвинение, чем оправдание. Король почувствовал это; все существо его возмущалось.

— Сударь, — сказал он начальнику полиции, — вы настаиваете на том, что сказали?

— Увы, от первого до последнего слова, ваше величество.

— Я обязан, брат мой, — начал Людовик XVI, проводя платком по покрытому испариной лбу, — дать вам доказательство того, что я сказал ранее. Честь королевы — честь и всего моего дома. Я никогда не стану ею рисковать. Я позволил королеве поехать к Месмеру, но приказал ей взять с собой верную, безупречную, даже святую особу.

— Ах, — сказал г-н де Крон, — будь это так…

— Да, — заметил граф Прованский, — если бы такая женщина, как госпожа де Ламбаль, например…

— Вот именно, брат мой, я указал королеве на принцессу Ламбаль.

— К несчастью, государь, принцессу не взяли.

— Ну, — произнес, дрожа всем телом, король, — если таково было непослушание, то я должен строго взыскать за него и взыщу.

И глубокий вздох, отдавшийся мучительной болью у него в сердце, прервал его речь.

— Но, — понизив голос, продолжал он, — я все же сомневаюсь. Вы не разделяете моего сомнения, и это естественно: вы не король, не супруг, не друг той, которую обвиняют… А я желаю это сомнение разъяснить.

Он позвонил; явился дежурный офицер.

— Пусть узнают, госпожа принцесса де Ламбаль — у королевы или в своих апартаментах, — сказал король.

— Ваше величество, госпожа де Ламбаль прогуливается в Малом саду с ее величеством и другой дамой.

— Попросите госпожу принцессу прийти ко мне немедленно.

Офицер вышел.

— Прошу у вас еще десять минут, господа: я не могу до этого принять никакого решения.

И Людовик XVI, против своего обыкновения, нахмурил брови, бросив на двух свидетелей его глубокой скорби почти угрожающий взгляд.

Оба свидетеля хранили молчание. Господин де Крон был действительно опечален, а граф Прованский изобразил всем своим существом притворную скорбь, которая могла бы быть к лицу самому богу Мому.

Легкое шуршание шелка за дверью возвестило о приближении принцессы де Ламбаль.

Принцесса де Ламбаль вошла, прекрасная и спокойная. Открытый лоб, гордо отброшенные к вискам непокорные локоны высокой прически; черные и тонкие брови, подобные двум черточкам сепии; голубые, прозрачные, широко открытые глаза с перламутровым отливом; прямой и правильный нос; выражение губ, одновременно целомудренное и полное неги, — вся эта красота, соединенная с несравненной красотой фигуры, очаровывала и внушала почтение.

Принцесса вносила с собой какое-то благоухание чистоты и прелести, свойственное неземному существу, напоминая этим Лавальер до возвеличения и после опалы.

Когда король увидел, что она входит, улыбающаяся и скромная, его сердце сжалось от боли.

"Увы, — подумал он, — то, что слетит с этих уст, будет бесповоротным приговором".

— Садитесь, принцесса, — сказал он ей с глубоким поклоном.

Граф Прованский подошел поцеловать ей руку.

Король молчал, собираясь с мыслями.

— Что угодно вашему величеству? — произнесла своим ангельским голосом принцесса.

— Сведений, принцесса, точных сведений, кузина.

— Я жду, ваше величество.

— В какой день вы ездили в обществе королевы в Париж? Вспомните хорошенько.

Господин де Крон и граф Прованский удивленно переглянулись.

— Понимаете, господа, — сказал им король, — вы не сомневаетесь, а я еще сомневаюсь, поэтому-то я и ставлю вопрос, как человек сомневающийся.

— В среду, государь, — ответила принцесса.

— Вы меня простите, — продолжал Людовик XVI, — но я желаю знать истину, кузина.

— Вы узнаете ее, предлагая вопросы, ваше величество, — просто отвечала г-жа де Ламбаль.

— Зачем вы ездили в Париж, кузина?

— Я ездила к господину Месмеру на Вандомскую площадь, ваше величество.

Оба свидетеля вздрогнули; король покраснел от волнения.

— Одна?

— Нет, государь, с ее величеством королевой.

— С королевой? Вы сказали, с королевой? — воскликнул Людовик XVI, жадно схватив ее руку.

— Да, ваше величество.

Граф Прованский и г-н де Крон приблизились, пораженные.

— Ваше величество разрешили это королеве, — продолжала г-жа де Ламбаль, — по крайней мере, так сказала мне ее величество.

— И ее величество сказала правду, кузина. Теперь… теперь я, кажется, могу свободно вздохнуть, так как госпожа де Ламбаль никогда не лжет.

— Никогда, ваше величество, — кротко подтвердила принцесса.

— О, никогда! — повторил г-н де Крон тоном самой почтительной уверенности. — Но в таком случае, ваше величество, позвольте мне…