Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 19.Джузеппе Бальзамо. Часть 4,5

— Следовательно, вы не бросили бы своих детей, если бы у вас были деньги на пропитание? — нахмурился Жильбер.

— Нет, никогда, если бы имел хоть самое необходимое! Клянусь! Никогда!

Руссо торжественно поднял дрожащую руку к небу.

— Скажите: двадцати тысяч ливров хватило бы, чтобы прокормить свое дитя? — спросил Жильбер.

— Да, этой суммы довольно, — отвечал Руссо.

— Хорошо, сударь, благодарю вас. Теперь я знаю, что мне делать.

— В любом случае вы молоды, вы можете работать и прокормите своего ребенка, — прибавил Руссо. — Но вы что-то говорили о преступлении: вас, верно, разыскивают, преследуют…

— Да, сударь.

— Укройтесь здесь, дитя мое, чердак по-прежнему свободен.

— Как я вас люблю, учитель! — воскликнул Жильбер. — Я очень рад вашему предложению и ничего у вас не прошу, кроме убежища. Уж на хлеб-то я себе заработаю! Вы же знаете, что я не лентяй.

— Раз мы обо всем уговорились, — с озабоченным видом сказал Руссо, — ступайте наверх. Госпожа Руссо не должна вас здесь видеть. Она теперь не ходит на чердак с тех пор, как вы съехали, мы ничего там не храним. Ваша подстилка на прежнем месте, устраивайтесь поудобнее.

— Благодарю вас! Все складывается лучше, чем я того заслуживаю.

— Я вам больше не нужен? — спросил Руссо, словно выпроваживая Жильбера взглядом из комнаты.

— Нет, будьте добры: еще одно слово!

— Слушаю.

— Однажды, — это было в Люсьенне — вы обвинили меня в предательстве. Я никого не предавал, я следовал за любимой женщиной.

— Не будем больше об этом говорить! Это все?

— Да. Скажите, господин Руссо, если мне нужен чей-нибудь парижский адрес, могу ли я его узнать?

— Разумеется, если это лицо известное.

— Тот человек, о котором я говорю, очень хорошо известен.

— Как его зовут?

— Граф Джузеппе Бальзамо.

Руссо вздрогнул: он не забыл заседания ложи на улице Платриер.

— Что вам угодно от этого господина? — спросил он.

— Сущую безделицу. Вас, своего учителя, я обвинил в том, что вы явились нравственной причиной моего преступления, поскольку я полагал, что следую закону природы.

— Удалось ли мне вас переубедить? — вскричал Руссо, затрепетав при мысли о своей ответственности.

— По крайней мере, вы меня просветили.

— Так что же вы хотели сказать?

— Я хотел сказать, что у меня было не только моральное основание для совершения преступления, но и физическая возможность.

— И предоставил вам эту возможность граф де Бальзамо?

— Да. Я последовал образцам, я воспользовался предоставленной им возможностью и действовал при этом — сейчас я признаю это, — как дикий зверь, а не как человек. Так где он живет? Вы не знаете?

— Знаю.

— Дайте мне его адрес.

— Улица Сен-Клод в Маре.

— Благодарю вас, я немедля отправлюсь к нему.

— Будьте осторожны, дитя мое! — воскликнул Руссо, удерживая его за руку. — Этот человек могущественный и непростой.

— Не беспокойтесь за меня, господин Руссо, я все решил, а вы научили меня владеть собой.

— Скорее бегите наверх! — вскричал Руссо. — Я слышал, как хлопнула внизу входная дверь; должно быть, вернулась госпожа Руссо. Переждите на чердаке, пока она войдет сюда, а потом выходите.

— Дайте, пожалуйста, ключ.

— На гвоздике в кухне, на прежнем месте.

— Прощайте, прощайте!

— Возьмите хлеба, а я вам приготовлю работу на ночь.

— Спасибо!

Жильбер взметнулся на чердак раньше, чем Тереза успела подняться на второй этаж.

Обладая бесценными сведениями, полученными от Руссо, Жильбер немедленно приступил к исполнению своего плана.

Едва Тереза притворила за собой дверь в квартиру, как молодой человек, следивший из-за двери своей мансарды за каждым ее движением, спустился по лестнице так стремительно, словно совсем не ослабел после долгого вынужденного поста. В душе его то вспыхивала надежда, то поднималось озлобление, а над всем этим парил призрак, терзавший его сердце жалобами и обвинениями.

Он прибыл на улицу Сен-Клод в состоянии, не поддающемся описанию.

В ту минуту как он входил во двор особняка, Бальзамо вышел на крыльцо проводить принца де Рогана, которого долг вежливости привел к великодушному алхимику.

Пока принц прощался, задержавшись для того, чтобы еще раз поблагодарить Бальзамо, бедный юноша, стесняясь своих лохмотьев, проскочил во двор, словно пес, не смея поднять глаз, чтобы не ослепнуть при виде роскоши.

Карета ждала принца на бульваре; прелат торопливо преодолел расстояние, отделявшее его от экипажа; как только дверь за ним захлопнулась, лошади стремительно понесли его прочь.

Бальзамо в задумчивости провожал глазами карету до тех пор, пока она не скрылась из виду, после чего вернулся на крыльцо.

Там его ждал похожий на нищего человек, умоляюще сложив руки.

Бальзамо шагнул к нему, не проронив ни звука, однако его выразительный взгляд словно требовал объяснений.

— Прошу вас о пятнадцатиминутной аудиенции, господин граф, — проговорил оборванец.

— Кто вы, друг мой? — ласково спросил Бальзамо.

— Неужели вы меня не узнаёте? — удивился Жильбер.

— Нет. Впрочем, это не имеет значения, входите, — пригласил Бальзамо, нимало не удивляясь ни необычному лицу просителя, ни его лохмотьям, ни его назойливости.

Пройдя вперед, он пригласил Жильбера в ближайшую комнату и, сев в кресло, тем же тоном и не меняя выражения лица, спросил:

— Вам угодно было удостовериться, не узнаю ли я вас?

— Да, господин граф.

— Мне в самом деле кажется, что я вас где-то уже видел.

— Это было в Таверне, когда вы заезжали туда накануне прибытия дофины.

— А что вы делали в Таверне?

— Я жил там.

— В качестве слуги?

— Нет, как домочадец.

— И вы покинули Таверне?

— Да, около трех лет тому назад.

— И прибыли…

— …в Париж, здесь я сначала был учеником у господина Руссо, потом, благодаря протекции господина де Жюсьё, был принят на службу в Трианон в качестве помощника садовника-цветовода.

— Какие громкие имена вы называете! Что же вам угодно от меня?

— Сейчас я вам все объясню.

Он замолчал и пристально посмотрел на Бальзамо.

— Помните, как вы прискакали в Трианон, — осмелел он наконец, — в ту ночь, когда была сильная гроза? В пятницу истекает шестая неделя с того страшного дня.

Бальзамо, слушавший до того с серьезным видом, помрачнел.

— Да, помню, — отвечал он. — Вы что же, видели меня там?

— Видел.

— Так вы пришли требовать от меня денег за свое молчание? — угрожающе спросил Бальзамо.

— Нет, потому что я больше вашего заинтересован в сохранении тайны.

— Значит, вы тот, кого зовут Жильбером? — спросил Бальзамо.

— Да, ваше сиятельство.

Бальзамо пристально посмотрел на молодого человека, над которым тяготело столь ужасное обвинение.