Александр Дюма - А. Дюма - Собрание сочинений. Том 12. Женская война. Сильвандир. 1993

— Благодарю, дитя мое… И вы будете правы. Я вас в самом деле люблю как отец. Благодарю.

— Но какое же средство?

— Вот оно. Я выпросил у принцессы пропуск для переговоров с пленниками. Мне хотелось привлечь к нашей партии капитана Ковиньяка, если б было возможно спасти его. Но теперь этот пропуск мне не нужен: ваши просьбы за господина де Каноля только что осудили Ковиньяка на смертную казнь.

Клер невольно вздрогнула.

— Возьмите же эту бумагу, — продолжал Ленэ, — вы видите, в ней нет имени.

Клер взяла бумагу и прочла:

"Смотритель крепостной тюрьмы должен разрешить подателю сего свидание на полчаса с одним из военнопленных по его выбору.

Клер Клемане де Конде".

— Ведь у вас есть мужское платье? — спросил Ленэ. — Наденьте его. У вас есть пропуск в крепость, воспользуйтесь им.

— Бедный офицер! — прошептала Клер, не сумевшая прогнать от себя мысли о Ковиньяке, которому следовало умереть вместо барона Каноля.

— Он покоряется общему закону, — сказал Ленэ. — Он слаб, его оттесняет сильный, он не имеет поддержки и платит за того, у кого есть протекция. Я буду жалеть о нем, он малый умный.

Между тем Клер вертела бумагу в руках.

— Знаете ли, — сказала она, — что вы очень искушаете меня этим пропуском? Знаете ли, что когда я обниму бедного моего друга, то способна буду увести его на край света?

— Я посоветовал бы вам сделать это, если б дело было возможное, но эта бумага только пропуск и не дает разрешения делать все, что вам угодно.

— Правда, — отвечала Клер, перечитав бумагу. — Однако ведь мне отдали Каноля… Он мой! Нельзя отнять его у меня!

— Да никто и не думает отнимать его у вас. Не теряйте времени, сударыня, надевайте мужское платье и отправляйтесь. Бумага дает вам полчаса сроку, полчаса — это очень мало, я знаю, но после этого получаса будет целая жизнь. Вы молоды, жизнь ваша будет долгой, дай Бог, чтобы она была счастливой!

Клер взяла его за руку, прижала к себе и и поцеловала в лоб, как самого нежного отца.

— Ступайте, ступайте, — сказал Ленэ, ласково отстраняя ее, — не теряйте времени: кто истинно любит, тот нетерпелив.

Потом, когда она перешла в другую комнату и позвала Помпея, который помогал ей переодеваться, Ленэ прошептал:

— Увы! Кто знает, что может случиться?

Каноль слышал крики, рев и угрозы толпы, видел ее волнение. Сквозь решетку своего окна он мог наслаждаться зрелищем всеобщего оживления и движения во всех концах города, которое раскрывалось перед его глазами.

— Черт возьми, — говорил он, — как досадно! Опять препятствие. Эта смерть Ришона… Бедный Ришон! Такой храбрец! Эта смерть Ришона удвоит строгости плена, мне уж не позволят гулять по городу, как позволяли прежде: прощайте свидания, и даже свадьба моя прощай, если Клер не согласится обвенчаться в тюремной часовне. О, наверное, она согласится! Ведь все равно, где венчаться, в одной часовне или в другой. Однако это плохое предзнаменование… Черт возьми! Почему получили это известие сегодня? Лучше было бы, если б оно пришло завтра!

Потом он подошел к окну, выглянул в него и продолжал:

— Какая строгость! Пара часовых! Страшно и подумать, что меня заперли сюда на неделю, может быть, на две недели, до тех пор, пока новое событие не заставит забыть о смерти Ришона. Хорошо, что в наше время события совершаются быстро и жители Бордо довольно легкомысленны. Но между тем мне все-таки придется поскучать порядочно. Бедная Клер! Она, верно, в отчаянии; к счастью, она знает, что меня посадили в тюрьму. Да, она знает это и, стало быть, уверена, что я тут не виноват… Черт возьми! Куда бегут все эти люди? Кажется, к эспланаде. Однако в этот час не может быть ни парада, ни казни. Все они бегут в одну сторону. Право, они, кажется, знают, что я здесь, за решеткой, как медведь…

Каноль, скрестив на груди руки, прошелся несколько раз по комнате. Стены настоящей тюрьмы внушали ему философические мысли, которым обычно он предавался очень мало.

— Какая глупая вещь война! — прошептал он. — Вот бедный Ришон, с которым я обедал месяц тому назад, он погиб! Неустрашимый, он, верно, убит у своих пушек, и я должен бы был погибнуть так же! Да я и погиб бы, если б меня осаждал кто-нибудь другой, а не виконтесса. Женская война эта в самом деле страшнее всех возможных войн. По крайней мере, я ничем не способствовал смерти друга. Слава Богу! Мне не пришлось обнажать шпагу против брата, это утешает меня. И этим обязан я все-таки моему ангелу-хранителю, моей даме… Если хорошенько подумать, очень многим обязан я ей!

В этот момент вошел офицер и перебил монолог Каноля.

— Не угодно ли вам поужинать, сударь? — спросил он. — Извольте приказать, тюремщику велено давать вам все, чего вы захотите.

"Это хорошо, — подумал Каноль, — они, кажется, намерены хорошо обходиться со мной все время, пока я буду сидеть здесь. Я было подумал совсем противное, судя по злому лицу принцессы и по дрянным рожам ее асессоров…"

— Я жду, — повторил офицер, кланяясь.

— Ах, верно, простите меня! Ваша необыкновенная учтивость навела меня на некоторые размышления… Вернемся к делу: да, сударь, я буду ужинать, потому что очень голоден. Впрочем, я обыкновенно умерен, и солдатского ужина мне довольно.

— Теперь, — сказал офицер, подходя к нему с участием, — не хотите ли дать мне какое-нибудь поручение… к кому-нибудь в городе… Разве вы ничего не ожидаете?.. Вы сказали, что вы солдат. Но я ведь тоже солдат, стало быть, считайте меня вашим товарищем.

Каноль посмотрел на него с удивлением.

— Нет, сударь, у меня нет вам никакого поручения, я никого не жду, кроме одной особы, которую не смею назвать. Покорнейше благодарю за предложение считать вас товарищем. Вот моя рука, сударь, и, если мне впоследствии понадобится что-нибудь, я не забуду о вас.

В этот раз офицер с удивлением взглянул на него.

— Хорошо, сударь, — сказал он. — Вам сейчас подадут ужин.

Он вышел.

Через минуту два солдата принесли ужин, гораздо более изысканный, чем желал Каноль. Он сел за стол и с удовольствием принялся за еду.

Солдаты тоже удивленно смотрели на него. Каноль принял их удивление за зависть, так как ему подали превосходное бордоское вино, и он сказал:

— Друзья мои, принесите еще два стакана.

Один солдат вышел и скоро вернулся со стаканами.

Каноль наполнил их, потом налил немного в свой стакан.

— За ваше здоровье, друзья! — сказал он.

Солдаты взяли стаканы, машинально чокнулись с Канолем и выпили, не отвечая на его тост.

"Они не очень учтивы, — подумал Каноль, — но пьют хорошо. Нельзя же требовать от них всего".

И он продолжил ужин, победоносно доведя его до конца.

когда он кончил и встал, солдаты вынесли стол.