Александр Дюма - А. Дюма - Собрание сочинений. Том 12. Женская война. Сильвандир. 1993

А он вместо этого вступил в спор, и дьявольская женская хитрость оказалась сильнее его слепого гнева.

— Как, вы еще здесь? — осведомилась Сильвандир, видя, что муж остановился, обескураженный ее дерзостью.

Роже грозно шагнул к этой потерявшей стыд женщине, но чувство собственного достоинства удержало его.

— Бретон! — крикнул он камердинеру. — Через час мои дорожные сундуки должны быть в карете!

Он вышел из гостиной и поднялся к себе. Сильвандир не произнесла ни слова, она даже не попыталась удержать мужа.

Прошел час; то был, должно быть, самый тревожный и самый горестный час в жизни шевалье. При каждом звуке он вздрагивал и обращался в слух, он все еще надеялся, что жена одумается и войдет к нему с мольбою на устах и с полными слез глазами. Он отдал бы десять лет жизни, лишь бы Сильвандир поступила так! Однако он скорее согласился бы умереть, чем первым сделать шаг к примирению; после того, что произошло, ему оставалось только одно: твердость. Ему надобно было, по крайней мере, выказать силу воли, коль скоро не удалось выказать силу духа.

Целый час Роже не мог побороть тревогу, сердце у него бешено колотилось; наконец он взял шляпу и спустился в гостиную.

Сильвандир была одна, она вышивала на круглых пяльцах.

— Стало быть, вы твердо решили ехать? — небрежно спросила она, как будто речь шла о прогулке в лес Сатори. — Вы нас все же покидаете?

— Да, я еду, сударыня, — отвечал Роже, сраженный ее равнодушием, — честь имею откланяться.

— Когда же мы снова свидимся?

— Я буду иметь честь поставить вас об этом в известность.

— Прощайте, шевалье.

— Прощайте, сударыня.

И, не пожав руки, которую ему протянула Сильвандир, Роже стремительно вышел, сбежал по лестнице на крыльцо, сел в карету и громко крикнул:

— В особняк Кретте, да побыстрее!

При этом он не без удовольствия услышал, как Сильвандир в ярости захлопнуло приоткрытое окно гостиной: стоя у этого окна, молодая женщина, видимо, следила за тем, что происходит внизу…

Кретте от души посочувствовал д’Ангилему.

Шевалье хотел отправиться к маркизу де Руаянкуру и вызвать его на дуэль, но Кретте удержал друга.

— Пойми, мой милый, — сказал он ему, — ты в ложном положении и винить в этом должен лишь самого себя: тебе следовало проявить терпение, внимательно наблюдать за женой и маркизом, получить какие-нибудь доказательства и только тоща, опираясь на них, вызвать господина де Руаянкура на поединок. Но ты ведь ничего толком не видел, ничего толком не знаешь; еще вчера ты принимал этого человека в своем доме. Что же изменилось со вчерашнего дня? Можешь ли ты утверждать, будто он за это время совершил что-либо предосудительное? Нет, нынче он даже не был у тебя. Маркиз де Руаянкур ответит, что он не понимает, о чем ты говоришь, что ты просто бредишь, и все признают, что ты не прав, я сам первый это скажу.

— Что ж ты мне посоветуешь?

— Черт побери! Коль скоро ты объявил, что отправляешься путешествовать, так и сделай. Поезжай в Италию, в Германию, в Англию, возьми на содержание танцовщицу, займись чем-нибудь, что тебя развлечет, наконец.

— Я ненавижу женщин!

— Ну это уже дело известное. Однако ничто не излечивает нас от любовных неудач лучше, чем какая-нибудь прихоть. Знаешь, если б не крошка Пуссет, я неделю назад, чего доброго, пустил бы себе пулю в лоб или сделался траппистом. Попробуй-ка и ты утешиться по моему примеру.

— Нет! Но я уеду, я покину Париж! Если я тут останусь, то сойду с ума.

— Почему бы тебе не отправиться в Ангилем?

— А как я объясню, что приехал без жены?

— Ба! Мадемуазель Констанс тебя об этом не спросит.

— Констанс меня давно забыла и хорошо сделала. Она, должно быть, уже замужем… Ах, Констанс, Констанс! Какая разница между нею и Сильвандир!

— Друг мой, ты совершенно прав: ничто не походит на женщину меньше, чем другая женщина. Ну ладно, тоща поезжай-ка в Англию, там ты узнаешь много полезного о том, как приводить слабый пол к послушанию, наши соседи по ту сторону Ла-Манша весьма понаторели в такого рода вещах.

— Право, кажется, я последую твоему совету. Ах, Кретте, Кретте! Мое сердце истекает кровью…

Маркиз обнял своего друга; он даже не пытался утешать его, ибо прекрасно знал, что для подобных ран есть только один надежный бальзам — время.

Шевалье отправился в Англию; он пробыл там три месяца и встретил двух англичан, не нашедших счастья в супружеской жизни: они вели своих жен на рынок с веревкой на шее.

Один продал супругу за десять гиней, другой — за семь.

— Черт побери! — воскликнул Роже. — Я бы охотно уступил свою даром, даже еще приплатил бы.

По несчастью, Роже не родился англичанином.

Через три месяца ему захотелось вернуться во Францию; он был совершенно свободен, и ничто не мешало ему исполнить свое желание, поэтому он тотчас же выехал в Дувр и сел там на корабль.

Двенадцать часов спустя он прибыл в Кале, но чувствовал себя очень дурно после переезда через пролив, ибо море было очень бурное. Едва ступив на твердую землю, шевалье увидел на набережной лакея маркиза де Кретте: тот ждал часа, когда можно будет подняться на корабль; Роже сразу же узнал его.

— Да это ты, Баск! — окликнул он слугу. — Какого черта ты тут делаешь?

— Господи, да никак это вы, господин д’Ангилем? — воскликнул удивленный Баск. — Само Небо пожелало, чтобы я вас повстречал: ведь вас-то я и ищу.

— А для чего я тебе понадобился?

— Я должен вручить вам письмо от моего хозяина. Но прошу вас, говорите тише, господин д’Ангнилем, потому как нас могут услышать.

— Скажи на милость! А кто это может нас услышать?

— Да кто угодно, сударь, кто угодно. Вы, стало быть, еще не знаете, что у нас там стряслось?

— Где это "там"?

— Да в Париже.

— Я уже три месяца не получал оттуда никаких вестей.

— Так вот, хозяина моего позавчера допрашивали и грозили ему Бастилией.

— Вот как! Маркизу де Кретте угрожали Бастилией?

— Да, господин д’Ангилем, я это вам верно говорю.

— А почему ему угрожали Бастилией?

— Потому что он вызвал на дуэль господина де Руаянкура, да только тот не пожелал драться.

— Ты сказал, что привез письмо для меня?

— Да, сударь.

— И там обо всем подробно написано?

— По всей видимости.

— Ну тогда давай скорее письмо.

— Видите ли, сударь, это не так-то просто, ведь оно зашито в подкладку моей куртки. Но коли вы, господин д’Анги-лем, соблаговолите пойти со мной в гостиницу "Дельфин"…

— К чему такие предосторожности?

— Сударь, вы, верно, все узнаете, как только прочтете письмо моего хозяина. Когда господин маркиз увидел, что к нам в особняк пожаловали полицейские, он сразу почуял что-то неладное, тут же написал вам это письмо, господин д’Ангилем, велел мне его получше спрятать и сказал: "В путь, Баск, и не возвращайся до тех пор, пока не встретишь шевалье д’Ангилема". Я тотчас же отправился в дорогу, и вот я здесь.