Александр Дюма - Дюма. Том 09. Виконт де Бражелон, или Еще десять лет спустя. Части 1,2

— Д’Артаньян, друг мой, вы очень строги к Бурбонам.

— Ах, я забыл еще самого лучшего из них… другого внука Беарнца, Людовика Четырнадцатого, моего бывшего повелителя. Этот тоже, я думаю, скуп: он не хотел дать миллиона своему брату Карлу! Ну-ну, вижу, что вы начинаете сердиться… Кстати, мы подошли к моему дому или, лучше сказать, к дому моего друга Монка.

— Дорогой д’Артаньян, я не сержусь, но вы меня огорчаете. В самом деле, всегда грустно, когда человек не занимает того положения, на какое имеет право по своим заслугам: ваше имя должно так же блистать, как имена самых знаменитых воинов и дипломатов. Разве Люины, Белльгарды и Бассомпьеры больше вас заслужили богатство и славу? О, вы правы, друг мой, тысячу раз правы!

Д’Артаньян вздохнул и ввел друга в дом генерала Монка.

— Позвольте, — сказал он, — я оставлю дома свой кошелек. Если в толпе хваленые лондонские жулики, славящиеся даже в Париже, обкрадут меня, отнимут последнее, то мне не на что будет вернуться во Францию… С веселым сердцем выехал я из Франции и еще веселее возвращаюсь, потому что вся моя старая ненависть к Англии воскресла и еще усилилась.

Атос не отвечал.

— Так подождите, любезный друг, минутку, я пойду с вами. Знаю, что вы спешите получить награду, но верьте, мне также не терпится разделить вашу радость… хоть издали… Подождите меня.

Д’Артаньян почти уже прошел переднюю, когда полу-солдат, полулакей, исполнявший у Монка должность привратника и сторожа, остановил нашего мушкетера и сказал по-английски:

— Извините, милорд д’Артаньян.

— Это еще что такое? Уж не выгоняет ли меня и генерал? Только этого недоставало.

Эти слова, сказанные по-французски, нисколько не подействовали на того, к кому относились: привратник говорил только по-английски, с примесью самого грубого шотландского наречия. Но они больно кольнули Атоса, потому что, казалось, слова д’Артаньяна начинали оправдываться.

Англичанин протянул письмо д’Артаньяну со словами:

— От генерала.

— Отлично, так и есть, он выгоняет меня, — сказал гасконец. — Читать ли письмо, Атос?

— Вы, наверное, ошибаетесь, — отвечал Атос. — Или на свете нет честных людей, кроме вас и меня?

Д’Артаньян пожал плечами и распечатал письмо; между тем невозмутимый англичанин поднес фонарь, чтоб посветить нашему мушкетеру.

— Что с вами? — спросил Атос, видя, что д’Артаньян изменился в лице.

— Прочтите сами.

Атос взял бумагу и прочитал:

"Господин д'Артаньян,

король очень сожалеет, что Вы не провожали его в собор св. Павла. Его величество говорит, что ему очень недоставало Вас, — так же как и мне, любезный капитан. Есть только одно средство исправить дело. Его величество ждет меня в девять часов в Сент-Джемсском дворце. Не хотите ли быть там в одно время со мною? Король назначает этот час для Вашей аудиенции".

Письмо было подписано Монком.

— Ну что? — воскликнул Атос с ласковым упреком, прочтя д’Артаньяну письмо Монка.

— Что? — повторил мушкетер, покраснев от радости и немного от стыда, так как слишком поторопился обвинить короля и Монка. — Простая вежливость, она ни к чему не обязывает, но, конечно, все-таки вежливость.

— Мне не верилось, что молодой король так неблагодарен, — сказал Атос.

— Надо признаться, у него еще не было времени забыть прошлое, — отвечал д’Артаньян. — Но до сих пор все оправдывало мое мнение.

— Согласен, дорогой друг, согласен. Вот вы опять развеселились. Вы не поверите, как я рад.

— Значит, — сказал д’Артаньян, — король принимает Монка в девять часов, а меня примет в десять. Это, наверное, большая аудиенция, из тех, которые мы называем в Лувре раздачей святой воды. Пойдемте, друг мой, авось и нам перепадает капелька.

Атос ничего не ответил, и оба направились к Сент-Джемсскому дворцу, вокруг которого еще теснилась толпа, стремившаяся увидеть в окнах тени придворных и силуэт короля. Било восемь часов, когда два друга вошли в дворцовую галерею, битком набитую придворными и просителями. Все украдкою поглядывали на их простые костюмы иностранного покроя, на их благородные и выразительные лица. Атос и д’Артаньян, окинув взглядом толпу, продолжали свою беседу.

Вдруг в конце галереи послышался шум: вошел генерал Монк, а за ним человек двадцать офицеров, искавших его улыбки. Ведь еще вчера он был владыкой Англии; предполагали, что человека, восстановившего Стюартов, ожидает блистательное будущее.

— Господа, — сказал Монк, обернувшись, — прошу вас, не забудьте, что я теперь уже ничего не значу. Недавно я командовал главной армией республики; теперь эта армия принадлежит королю, я передал в его руки всю власть, которою пользовался вчера.

Глубочайшее изумление выразилось на всех лицах; кружок льстецов и просителей около Монка начал редеть и мало-помалу слился с толпою. Монк собирался ждать короля, так же как все другие. Д’Артаньян не мог не заметить этого графу де Ла Фер, хмурившему брови.

Вдруг дверь кабинета Карла II отворилась, и появился молодой король; перед ним шли двое придворных.

— Здравствуйте, господа, — сказал он. — Здесь ли генерал Монк?

— Я здесь, ваше величество! — ответил старый солдат.

Карл поспешно подошел к нему и с искренним порывом сжал его руки.

— Генерал, — сказал король громко, — я сейчас подписал патент: вы — герцог Эльбмерлский, и я хочу, чтобы по богатству и могуществу вы стояли выше всех в королевстве, где, за исключением благородного Монтроза, никто не сравнится с вами по верности, храбрости и таланту. Господа, герцог назначается главнокомандующим нашими сухопутными и морскими силами; поздравьте его с этим званием.

В то время как все столпились вокруг генерала, принимавшего поздравления со своим обычным бесстрастием, д’Артаньян сказал Атосу:

— Когда подумаешь, что это герцогство, что командование сухопутными и морскими силами, словом, все это величие лежало в ящике длиной в шесть футов и шириною в три…

— Друг мой, — возразил Атос, — еще более крупные знаменитости помещаются в ящиках еще меньших, из которых уже нельзя выйти.

Вдруг Монк заметил обоих французов, стоявших в стороне в ожидании, когда толпа поредеет. Он тотчас подошел к ним и застал их в разгаре философских рассуждений.

— Вы говорили обо мне? — спросил он с улыбкою.

— Милорд, — ответил Атос, — мы говорили также о Боге.

Монк задумался, потом весело сказал:

— Поговорим немножко о короле, если позволите; ведь, кажется, вам, назначена аудиенция?

— В девять часов, — сказал Атос.

— В десять часов, — сказал д’Артаньян.

— Войдем скорее в этот кабинет, — отозвался Монк, делая знак двум своим товарищам, чтобы они прошли впереди него, на что ни один, ни другой не хотели согласиться.