Иво Чипико - Пауки

…Однажды после обеда, гладя ее волосы и грудь, он вдруг осыпал девочку страстными поцелуями. Злата догадалась, что он хочет овладеть ею, вырвалась из его объятий и выбежала из комнаты. Когда она пришла на другой день, он не коснулся ее пальцем и только сказал:

— Глупая, чего ты вчера убежала?.. Я шучу с тобой, потому что ты мне нравишься, к тому же ты, словно мое дитя родное… и ты хозяйка в доме…

— А тетка Пава? — перебила его девочка.

— Она уже старуха, — спокойно пояснил газда. — Видишь, мы могли бы забавляться так, что никто в доме об этом и не узнает… Я приду к тебе как-нибудь ночью, — продолжал он посмеиваясь, — попугать тебя… Тебе ночью не страшно?

Девочка промолчала, притворившись, будто не понимает, о чем он говорит.

В одну из ближайших ночей газде не спалось; он долго ворочался в постели, потом встал и распахнул окно. Лунный свет ворвался в комнату и залил ее всю — стояла чудная, светлая, полная шепотов ночь, с длинными синеватыми тенями… Он прислонился к окну, обрывки мыслей уносились куда-то далеко в таинственную ночь.

Газда стоял у окна, пока на городских часах не пробило дважды. Тогда он открыл дверь и, полуодетый, на ощупь двинулся по коридору, останавливаясь на каждом шагу. Перед широкой полосой лунного света, который проникал в окно и стлался по полу, газда заколебался с минуту — дверь госпожи Павы, мимо которой нужно было пройти, была ярко освещена луной; однако, услыхав ее храп, он скользнул дальше, в комнату Златы…

…Злата забеременела; когда в доме стали об этом шептаться, газда отправил ее в уезд к повитухе. Осмотрев ее, бабка подтвердила, что Злата в положении. Газда оставил ее у бабки.

Злата родила девочку, и по наказу газды повивальная бабка отдала ее в воспитательный дом. Злата ни за что не хотела возвращаться домой. Она знала, что в их городке все известно и что о ней судачат, и осталась жить в уездном городе. Средства давал газда, который обрадовался решению Златы и вовсе не бросил ее, как полагали горожане, а каждую субботу отправлялся в город, оставался у Златы до понедельника и только к вечеру возвращался домой.

Шли годы, Злата расцвела и стала сильной стройной женщиной, с пышной чащей волос, с темной синевой под глазами, что особенно нравилось газде. Злата вошла во вкус городской жизни, и ему не раз приходилось урезывать суммы, которых она добивалась, и удерживать от чрезмерных, на его взгляд, расходов.

Но в прошлую субботу, когда газда был у нее, Злата после ужина вдруг пригорюнилась и, когда он спросил, что с ней, поглаживая его пухлую руку, сказала:

— Надоело мне в городе…

Газда удивился, но эти слова пришлись ему по душе — с годами жизнь его становилась все сложнее, регулярные поездки в город надоедали и тяготили, а без Златы он уже никак не мог обойтись и уже сам подумывал, как бы устроить Злату поближе.

— Переезжай в село. Открою тебе лавку, займись торговлей, — сказал он серьезно.

— Куда хотите, — ответила она, — но с одним условием.

— Говори, послушаем.

— Возьму с собой обоих ребят!..

Газда улыбнулся, он подумал было, что Злата его поддразнивает.

— Ты с ума сошла! Каких детей? Шутишь, что ли? Для чего тебе дети?

— Пускай бы, наши ведь… и других у вас нет…

— А где они сейчас?

— И знаю, в какое село и кому их отдали.

Газда не отозвался. Окрыленная его молчанием, Злата продолжала:

— И я успокоюсь, буду жить только для вас и для детей, работать, да и расходы сократятся — все были бы счастливы… Поглядели бы вы на маленького Степана: ведь ему уже шестой годок пошел, на вас похож; только позавчера ходила его проведывать… — И Злата, волнуясь, устремила взгляд на газду.

— Двое, — заметил газда, словно про себя. — Так, что ли?

— Сами знаете, что двое — мальчик и девочка.

— Возьми к себе мальчика, — подумав, решил газда.

— А Милицу? Она уже большая, овец пасет… Неужто так ее и бросить?

— Пускай остается там, куда ее пристроили! — И газда оборвал разговор…

Пробило двенадцать, солнечные зайчики все больше слепили глаза, но газде Йово не хотелось подниматься со стула, он привык сидеть так до обеда, чтобы потом перейти прямо к столу. Раздумывая о всякой всячине, он вдруг сообразил, что завтра суббота, а чувствует он себя неважно и в город ему лучше не ездить. Газда взял перо и бумагу и написал Злате, чтоб не ждала и не беспокоилась насчет того, о чем они в последний раз уговорились и о чем она ему писала. Он уже позаботился о ней: в селе строится дом, при нем лавка; как только дом будет готов, Злата переселится туда с мальчиком, но только с мальчиком, — он подчеркнул это слово. «Поглядим, повезет ли тебе в торговле!» — приписал он в заключение.

В эту минуту в лавку вошла, тяжело дыша, с заплывшей шеей, с растрепанными седыми волосами, вся в поту, госпожа Пава. Она спросила у приказчика сахару и кофе и, пока шел разговор, шарила своими косыми глазами по углам: в лавке стало тесно от этих взглядов. Приказчик положил заказанное на весы и назвал цену. Госпожа Пава заплатила, кивнула приказчику головой и, не взглянув на газду, ушла.

— Чума! — проворчал газда Йово, глядя, как она, переваливаясь, направилась к подвалу.

В самую страду Раде подали судебную повестку — община предъявила ему иск на право владения леском «Брляча». После нескольких заседаний суд решил опросить свидетелей в присутствии сторон на месте, в горах.

Раде отправился в уезд сговориться с каким-нибудь адвокатом; зашел сначала к самому среди них известному, который был поверенным его отца в тяжбе за корову, но тот на этот раз выступал на стороне общины. Тогда Раде, решив не скупиться, обратился к другому. Взял он с собой более тридцати талеров, вырученных от продажи вола. Однако второй адвокат запросил гораздо больше — пришлось бы продать сразу трех волов, — да еще и ждать не пожелал, потребовал все деньги вперед. Раде вернулся домой расстроенный и совершенно разбитый дорогой и огорчениями. Он решил положиться на судьбу: «Все подтвердят, — думал он, — что молодняк принадлежал отцу, а там что бог даст!»

В назначенный день Раде поднялся вместе со своими свидетелями в горы. По дороге они нагнали судебную комиссию. Судейские часть пути проехали верхами, а когда начались скалы и обрывы, спешились.

Адвокат, известный доктор права Пилич, едва двигался и все повторял: «Ни за какие деньги, если б знал вперед, не пошел бы по такой дороге!»

Добрались до спорного леса. Крестьяне расселись под деревьями, члены судебной комиссии отправились искать подходящую для заседания полянку.

Свидетели, покуда судья еще не начал допрос, разделились на две группы человек по двадцать, преимущественно стариков, каждая принесла с собой полный бурдюк вина.