Иво Чипико - Пауки

Приглянулась ему госпожа Пава, толстая вдова, купчиха, муж которой умер два года назад, не оставив после себя наследников. Госпожа Пава — владелица большого хорошего дома на бойком торговом месте — жила на собственную ренту и по мелочам давала деньги взаймы главным образом городским торговцам, скупщикам и кое-кому из крестьян.

Первое же утро после бракосочетания они встретили в лавке, а спустя несколько дней перебрались со своей торговлей в собственный дом.

И бывший когда-то Йовица превратился в газду, хозяина; он постепенно втерся в общество, стал бывать в хороших домах; затем приобрел привычку пить после обеда кофе, подписался на местную сербскую газету и, установив, что в ней публикуются имена благотворителей, жертвующих по кроне в пользу газеты, стал вносить и свою лепту.

Регулярная подписка и щедрые, в отличие от других городских благотворителей, пожертвования привлекли внимание редакции, и однажды в газете появилось открытое письмо, обращенное к Йово Костичу:

«Вы несомненно являетесь одним из самых аккуратных наших абонентов и рачительных благотворителей; если бы все патриоты были так щедры и отзывчивы, другие песни слышал бы наш добрый народ… Спасибо вам! И пусть таких, как вы, будут тысячи!..»

Не растерялся газда Йово и в ту пору, когда раздоры между сербами и хорватами обострились из-за выборов депутата в краевое собрание. Газда Йово примкнул к самым ярым радикалам и втайне готовился к борьбе с тогдашним городским головой газдой Степаном, человеком уже старым, своим прежним хозяином. В городе и окрестных селах завязалась борьба между католиками и православными, а центральные газеты изображали ее как борьбу между сербами и хорватами. Газда Йово послал письмо в одну из сербских газет и в этом письме заклеймил лжебратьев, позорящих сербское имя, а значит, и сербские святыни, за которые каждый патриот должен стоять не на жизнь, а на смерть.

Сторонники городского головы газды Степана при поддержке газет провозгласили, назло автору письма, общину, населенную преимущественно православными, чисто хорватской общиной и заказали для ее зала городской управы огромный портрет Старчевича [9] Старчевич Анте (1823—1896) — видный деятель хорватского национального движения. Скерлић Ј. Писци и књиге, т. III. Београд, 1951, с. 142. .

В газетах поднялась перебранка на тему о сербохорватских отношениях, вызвавшая отклики даже в славянской и иностранной печати. А когда во время общинных выборов в городе и в селах начались столкновения, противники разбились на два лагеря: с одной стороны православные, с другой католики; православных было больше, они победили и выбрали городским головой газду Йово Костича, деятеля в расцвете сил, испытанного патриота, готового во имя народа уделить от щедрот своих все, что было любо сербам.

Лишь с большим трудом уговорили его принять это почетное звание. Однако газда не возгордился и впоследствии; став городским головой, он старался угодить даже своим политическим противникам.

Когда свергнутый городской голова газда Степан пустил с молотка богатое имение одного крестьянина, газда Йово не стал с ним соперничать, а вечерком, накануне торгов, явился к нему в магазин и сказал:

— Совершенно неважно, что мы с вами политические противники, то — одно дело, а наши с вами личные интересы — другое… Я не приду на завтрашние торги, поступайте как знаете… но не забывайте, рука руку моет…

И в улыбке его уже не было ничего общего с прежней подобострастной приказчичьей улыбкой. Газда Степан оказался человеком добропорядочным, и с тех пор политические противники не чинили друг другу помех в торговых делах.

И в голодные и сытые годы дел было много, и время для нового городского головы текло незаметно. Капиталы с каждым годом росли, и газда Йово приобрел внешность человека, преуспевающего в жизни: он располнел, осмелел, не лез за словом в карман.

Газде особенно везло со скотиной, которую он давал крестьянам исполу: телята множились прямо на глазах, только у самого газды что-то не было потомства. Госпожа Пава молилась и давала богу обеты — но тщетно, она так и осталась бездетной.

Поначалу она винила мужа.

— Тратит силы на разных потаскух, — жаловалась Пава ближайшим подругам, перечисляя поименно газдиных любовниц, которые обычно появлялись и шныряли в лавке после полудня.

В самые свои цветущие годы газда Йово вдруг тяжко расхворался. Госпожа Пава взяла в дом племянницу, девочку лет пятнадцати, пускай, дескать, ухаживает за больным, к тому же всегда будет свой человек в доме.

Девочка всячески угождала больному, а когда дело пошло на поправку и врач, во избежание осложнений, запретил ему надолго выходить из дому, пришлось остаться и Злате, — так звали девочку-племянницу.

Газда Йово всю весну просидел в комнате, не спускаясь даже в лавку. По вечерам кто-нибудь из приказчиков приносил наверх письма, долговую книгу и выручку — там решались все дела.

Первое время после болезни газда проводил целые дни у окна. Незаметно наступила весна, радуя солнцем, новой листвой, свежестью. В одно прекрасное утро выздоравливающий был несказанно изумлен, увидав в окно, что далекий лес за полем уже оделся светло-зеленой листвой. Ему захотелось фиалок, и Злата каждое утро покупала для него букетик цветов у городских мальчишек.

Беседуя со Златой, он нюхал фиалки и старался удержать ее подольше у себя. Госпожа Пава редко заглядывала к нему в комнату; уже два года жили они врозь, каждый своей жизнью. У нее была отдельная комната, в ней стояла кровать с десятком пуховых подушек, а на стене висело множество икон, перед которыми день и ночь горели лампадки. Когда газде случалось проходить мимо жениной комнаты, оттуда всегда тянуло запахом ладана, точно из церкви по праздникам.

Как-то в послеобеденный час, когда госпожи Павы не было дома, приказчик впустил в комнату одну из любовниц газды. «Патрону будет приятно меня повидать, да и я по нем соскучилась», — утверждала она. Но газде ее появление не доставило ни малейшего удовольствия; с некоторых пор он в связи с болезнью не выносил острого запаха, которым разило от платья его прежней приятельницы, и глядя на нее, газда думал о том, как сладко благоухает юная Злата; он не мог вынести присутствия гостьи и попросту выгнал ее.

На следующее утро газда провалялся в постели дольше обычного, с нетерпением поджидая Злату. Когда она пришла, как обычно с букетиком фиалок, он привлек ее к себе и усадил на постель.

Вдыхая аромат ее густых волос, газда не отрывал глаз от лица девушки; она то и дело вспыхивала и старалась не встречаться с ним взглядом. Ей было стыдно: Злата слышала, что говорят о нем в городе, и, застенчиво потупясь, понимала…