Сулейман Ахундов - Нуреддин

Вдруг раздался жуткий вопль. Нуреддин вздрогнул, а Гюльпери вскрикнула и забилась в угол. Извозчик поспешил успокоить ее:

— Не бойтесь, госпожа, это сова кричит.

— А, чтоб ей пусто было! Какой противный голос! — облегченно вздохнула насмерть перепуганная женщина.

До опушки леса оставалось всего версты две, как вдруг какой-то всадник, поставив своего коня поперек дороги, преградил путь Джафару.

— Стой! Слезай на землю!

И он направил на Джафара дуло винтовки.

— Господин Амираслан, не стреляйте! Это я! — крикнул Джафар.

— Джафар, ты?

— Да, господин, это я.

Всадник опустил винтовку и подъехал к Джафару.

— Чья это поклажа?

— Госпожи Гюльпери. Да вон и она сама в фаэтоне. У нас несчастье случилось. В городе ждали, ждали дедушку Имамверди, так и не дождались. Без него и поехали. Потом ось сломалась, вот и пришлось вещи навьючить на лошадей.

— Ну, ты ступай вперед, а я поеду рядом с фаэтоном,— сказал Амираслан и пришпорил коня.

Увидев всадника, скачущего навстречу, Гюльпери испугалась и закричала:

— Ой, попали в западню!

— Не бойтесь, сударыня! Наверное, это кто-нибудь из ваших родственников встречает вас, — сказал извозчик, стараясь успокоить ее.

Амираслан подъехал к фаэтону и громко крикнул:

— А что, кузина, если я вас ограблю, отниму все ваши вещи?

Услышав знакомый голос, Гюльпери обрадовалась:

— Амираслан! Как хорошо, что ты приехал! Где же отец? Он должен был нанять фаэтон и встретить нас. Получил ли он мое письмо? Не случилось ли с ним чего-нибудь? Он даже не известил меня...

— Я и не знал, что вы должны приехать, — сказал Амираслан. — Я выехал из дому рано утром, дядю, наверное, задержало то, что тут недалеко смыло мост через реку. Джафар мне уже рассказал о ваших приключению. Ты везешь с собой столько вещей, что, наверное, уже не вернешься в город, и хорошо сделаешь. Человек должен быть хозяином своего слова.

Чтобы переменить разговор, Гюльпери сказала:

— Разве ты не видишь Нуреддина?

Амираслан только теперь заметил мальчика. Он понял намек Гюльпери.

— Добро пожаловать, Нуреддин! Что, испугался меня?

— А чего пугаться? Человек человека не должен бояться.

— Да ведь почти все школьники трусы.

— Нет, школьники не трусы, есть даже очень смелые. Они знают все тайны природы и ничего не боятся.

— Ладно, ладно, не обижайся. Но если ты такой храбрый, садись на мою лошадь, а я немного отдохну в фаэтоне, — сказал Амираслан, подмигнув Гюльпери.

Она поняла его коварный замысел и лицемерно запротестовала:

— Нет, нет! Лошадь может сбросить Нуреддина.

— Она смирная и никогда еще никого не сбрасывала. Он тихонечко поедет рядом с коляской, конечно, если он не трус.

— Я не трус, — гордо сказал Нуреддин.

— А раз так, садись!

Амираслан слез с лошади и посадил в седло Нуреддина.

Гюльпери больше не протестовала.

Нуреддин пришпорил лошадь, та рванулась вперед, но мальчик крепко держался в седле.

— Не сглазить бы, умный мальчишка! — проговорил Амираслан и сел в фаэтон. Посматривая на спину извозчика, он таинственно зашептался о чем-то с Гюльпери?

Амираслан был единственным сыном Танрыкулу, младшего брата Имамверди. Родители всегда баловали его, маленький Амираслан ни в чем не знал отказа. Все его желания мгновенно исполнялись. Стоило ему увидеть какую-нибудь новую игрушку в руках своих сверстников, как он сейчас же требовал, чтоб ему купили такую же, и вопил до тех пор, пока отец или мать не удовлетворяли его каприз. В результате такого воспитания он стал вздорным, избалованным мальчишкой.

Когда Амираслану исполнилось девять лет, отец купил ему сумку и молитвенник, надел на него новые штанишки и курточку, взял подарок для моллы и повел учиться. Через три дня сын разорвал молитвенник и сбежал от моллы. Сколько отец ни упрашивал его, он упрямо твердил свое:

— Нет, не пойду больше к молле! Лучше буду в школу ходить.

Но Танрыкулу не хотел пускать сына в школу, где детей обучали на русском языке. Неприязнь к этой школе внушил ему сельский молла Иман, часто говоривший:

— Танрыкулу, ни в коем случае не отдавай сына в школу. В ней дети мусульман становятся настоящими русскими. Их заставляют отпускать волосы и носить картузы.

И учат они там не стихи Саади и Хафиза, а басни про лисиц и шакалов.

Танрыкулу боялся моллу, считался с его мнением и не знал, что делать. Он не мог не послушаться моллы, и вместе с тем ему очень хотелось, чтобы сын его был образованным. Наконец, он пошел за советом к Али-беку, ученому и мудрому старцу. Танрыкулу очень уважал его и часто советовался с ним. Там он застал какого-то незнакомца и постеснялся сказать, зачем пришел. Но когда Али-бек представил своего гостя: «Это мой близкий друг Мирза-Гасан, познакомьтесь», Танрыкулу выложил все, что было у него на душе.

— Не слушай ты никого. Если хочешь, чтобы сын твой стал человеком. — посоветовал ему Али-бек, — отдай его в школу, а молла Иман чепуху тебе наговорил. Школа не делает детей русскими. Все это вздор. Учитель тоже может подтвердить.

Мнрза-Гасан улыбнулся:

— Если ислам можно уничтожить только тем, что дети не бреют голову и носят картузы, то молла Иман прав, конечно. Интересно все же, в какой книге он мог вычитать эту премудрость? Я подозреваю, что он сам все это выдумал. Пришли ко мне скорей своего сына и, уверяю тебя, не пожалеешь.

Но Амираслан и в школу ходил недолго. Избалованный девятилетний шалун извел всех учителей, они не в силах были справиться с ним. Не проходило дня, чтобы он не поссорился или не подрался с кем-нибудь из учеников. Однажды во время драки он ранил ножом одного своего товарища и был исключен из школы.

В течение двух лет Танрыкулу отдавал сына то в одну, то в другую школу, но тот нигде и ничему не хотел учиться.

Амираслан был на два года старше своей двоюродной сестры Гюльпери. Когда они еще были младенцами, отцы обручили их, но потом Имамверди был очень недоволен, что Амираслан не хочет учиться, и упрекал брата:

— Ну что это за воспитание? Ребенок не должен делать то, что ему запрещают. Он обязан уважать старших.

Когда Амираслану исполнилось шестнадцать лет, родители его умерли один за другим. В доме осталась одна бабушка Пуста-ханум. Юноша получил богатое наследство, но в дна года промотал в кутежах и проиграл в карты все деньги.

Имамверди всячески старался образумить племянника, но не мог. Наконец, он порвал с ним и запретил ему бывать у себя в доме.

Пока у Амираслана водились деньги, он не вспоминал Гюльпери, но, растратив все свое состояние, решил жениться на ней. Однако Имамверди отверг его предложение и прямо заявил: