Александр Дюма - Собрание сочинений в 50 т. Том 50 (2001). Рассказы

Как видно, в этой единственной вероятности на спасение вероятность спасения была не слишком велика.

Но в конце концов, поскольку, повторяю, это была единственная надежда, я, когда пришла моя очередь, не колеблясь оседлал скользкое бревно, невзирая на мою неуклюжесть и неопытность в подобных делах; должен сказать — и я счастлив признать это, — что, прежде чем отважиться на этот путь, я возблагодарил Бога за предоставленную мне возможность, сколь бы опасной она ни была, избавления от гибели, а в особенности за то, что мне удалось не думать о собственном спасении до тех пор, пока я не исполнил достойным образом свой долг по отношению к моему монарху и моим товарищам.

С этой короткой благодарственной молитвой, посланной к Небу скорее сердцем и взглядом, чем устами, я отважился на рискованный путь и стал продвигаться вперед как мог.

Впереди меня полз молодой офицер, такой же неопытный в подобных делах, как и я; когда мы почти добрались до конца гика, на нас обрушился такой яростный шквал ветра с ливнем, что мы вынуждены были остановиться, вцепившись в бревно.

Какое-то мгновение мы думали, что следует отказаться от всякой надежды достичь каната, но Господь нам помог, распорядившись иначе; подождав несколько минут, мой товарищ вновь двинулся в путь, добрался до каната, спустился по нему и, три или четыре раза окунувшись в воду, забрался в шлюпку.

Его пример послужил мне уроком.

Я рассчитал, что, вместо того чтобы спускаться, когда лодка будет непосредственно под канатом, лучше будет, напротив, отважиться на спуск, когда ее отнесет шагов на двадцать пять или тридцать в сторону, и в этом ее движении туда и обратно была заключена для меня единственная возможность оказаться на конце каната точно в то мгновение, когда она будет подо мною.

И в самом деле, благодаря этому расчету я соскользнул по канату, сжимая его одновременно руками и коленями, прямо в лодку и оказался единственным, кто добрался до нее, не окунувшись в воду и не получив серьезных ушибов.

Полковнику Фирону, следовавшему за мной, повезло меньше. Некоторое время он раскачивался в воздухе, затем несколько раз уходил под воду, ударился о планшир лодки, едва не попал под ее киль и изнемог так, что отпустил канат. К счастью, в эту самую минуту один из матросов заметил его, схватил за волосы и, почти потерявшего сознание, втащил в шлюпку.

Что касается капитана Кобба, то он заявил, что оставит палубу своего судна последним. Поэтому, чувствуя себя ответственным за жизнь всех людей, находившихся на борту “Кента”, от первого до последнего, он отказывался спуститься в шлюпку, не сделав все возможное, чтобы преодолеть нерешительность тех немногих, кого испуг лишил способности действовать.

Однако все его уговоры были напрасны.

Между тем, услышав, как пушки, тали которых перерезал огонь, одна за другой проваливаются в трюм и там взрываются, он понял, что с этого времени его самоотверженность становится лишь бессмысленным упрямством, и, бросив на свое судно последний взгляд, сказал:

— Прощай, благородный “Кент”! Прощай, мой старый друг! Ты заслуживал более достойной и более красивой смерти, и я бы с радостью разделил твой жребий, будь нам суждено вместе пойти ко дну в победном бою. Но мы лишены этого счастья. Прощай, благородный “Кент”! Увы, увы! Вот как нам приходится расставаться!

Потом, грустно помолчав несколько мгновений, он схватился за бизань-топенант и, соскользнув по этой снасти над головами несчастных, которые оставались неподвижными, не смея сделать ни единого шага вперед или назад, достиг конца гика, откуда, даже не дав себе труда прикоснуться к канату, прыгнул в море и вплавь добрался до шлюпки.

И все же, несмотря на бесполезность своих увещеваний, капитан не хотел совсем бросать этих малодушных, не сумевших преодолеть своего страха перед переправой и подвергавшихся теперь еще большей опасности.

Поэтому одна корабельная шлюпка оставалась под кормой вплоть до той минуты, когда яростное пламя, вырвавшееся из иллюминатора кают-компании, сделало ее пребывание там невозможным .

Тем не менее, когда через час после прибытия капитана Кобба на “Камбрию ” к ней в свою очередь подошла оставленная у “Кента ” лодка, имея на борту лишь одного пассажира — солдата, которого все же удалось склонить к переправе, капитан “Камбрии” не позволял матросам и офицеру с нее подняться на борт, пока он не выяснил, что ею командует молодой лейтенант Томсон, проявивший себя в этот день замечательным рвением и самоотверженностью».

Трудно описать, что творилось на борту «Камбрии» в то время, когда друг за другом к ней прибывали шлюпки, приносящие женщинам и детям вести о том, что они стали вдовами и сиротами или что Господь сжалился и вернул им оставшихся в живых мужей и отцов.

Но вскоре и горе и радость утихли при виде зрелища, который представлял собой «Кент».

Ко времени, когда последняя шлюпка причалила к «Камбрии», пламя, уже достигшее верхней палубы и полуюта корабля, с быстротой молнии взметнулось до верха его мачт.

Судно превратилось в сплошную громаду огня, охватывающего небо и полыхающего так ярко, что на «Камбрии» все было освещено как днем — и люди, и предметы.

Флаги бедствия, поднятые утром, продолжали развеваться среди языков пламени и колыхались там до той минуты, когда мачты, воспламенившись сами, рухнули среди бушующего пожара, как колокола собора.

Наконец, в половине второго ночи огонь добрался до порохового погреба и раздался взрыв, каким-то чудом задержавшийся до этого момента, и завершающий этот траурный фейерверк чудовищный сноп — пылающие обломки одного из самых прекрасных судов английского флота — взлетел в небо.

Вскоре все погасло, все стихло и удовлетворенное море погрузилось в безмолвие и мрак.

Тем временем «Камбрия» постепенно распустила паруса и, быстро набрав скорость в девять—десять узлов, взяла курс на Англию.

Скажем теперь несколько слов об этом судне, его капитане и обстоятельствах, позволивших ему оказать помощь людям с потерпевшего бедствие «Кента».

Как мы уже говорили, «Камбрия» была небольшим бригом водоизмещением двести тонн; она направлялась в Веракрус под командой капитана Кука; экипаж ее состоял из восьми человек, а на борту находились тридцать корнуоллских шахтеров и несколько служащих англо-мексиканской компании. В то утро, когда произошла катастрофа, «Камбрия» шла под ветром тем же курсом, что и «Кент», но на большом расстоянии от него.