Александр Дюма - Собрание сочинений в 50 т. Том 50 (2001). Рассказы

Я покинул Паромную улицу и, миновав примерно две трети моста Тюильри, повстречался с женщиной; хотя она и была плотно закутана в меховое пальто, мне показалось, что она молода и чрезвычайно взволнована; она шла очень быстро, но я уловил всхлипывание, что заставило меня обернуться. Незнакомка отошла от меня на несколько шагов и, тоже остановившись, стала оглядываться, как бы желая убедиться, что ее никто не видит. Я стоял неподвижно, а женщина была так возбуждена, что, конечно, не смогла меня увидеть; она быстро подошла к парапету перед самым глубоким местом реки и отбросила на плечи капюшон пальто; луна осветила ангельское личико, все в слезах; крайне растроганный, я шагнул, чтобы приблизиться к ней; она заметила меня и вдруг, перевесившись через парапет, бросилась в реку.

Скинув пальто и все из одежды, что могло помешать мне плавать, я прыгнул вслед за ней, успев крикнуть: «На помощь!»; все это произошло быстрее, чем я тебе об этом рассказываю. Я нырнул и поплыл по течению к тому месту, куда, как мне казалось, ее увлекло, потом, почти тотчас же вынырнув на поверхность, огляделся; сначала я не увидел ничего, но вскоре различил справа от себя легкую рябь; волны в этом месте стали нарастать, затем разверзлись, что-то, чего я не успел рассмотреть, на мгновение мелькнуло и исчезло. Тем не менее этого было достаточно, чтобы понять, где искать молодую женщину; я поплыл в этом направлении и через несколько взмахов наткнулся на нее: она оказалась подо мной. Мне оставалось только протянуть руку, схватить ее и приподнять над водой, удерживая за длинные косы. Она была без сознания, и у меня не было полной уверенности, что я спас ее; я поплыл к лодке, поспешившей на мои крики; нас втащили туда и через короткое время мы оказались на берегу. Уже появились полицейские с ближайшего поста, и редкие в этот час прохожие сгрудились вокруг; кто-то заметил, куда мы причалили, и принес мою одежду, так что я тут же смог отблагодарить лодочников, пришедших мне на помощь. Однако я оставался в растерянности, не зная ни имени, ни адреса прекрасной незнакомки, у меня даже не было уверенности, что она жива; но, как бы то ни было, я решил в любом случае отвезти ее в свою гостиницу и оказать ей там всю необходимую помощь. Полицейский офицер сначала был против, но, разобравшись в моем намерении и поняв по моим документам, с кем он имеет дело, предоставил мне свободу действий и удалился вместе со своей командой; вскоре на набережной появилась свободная карета, я перенес в нее свою ношу, и очень быстро мы оказались на месте.

Вначале возникли кое-какие трудности с тем, чтобы приютить в гостинице потерявшую сознание неизвестную женщину. Золотая монета сняла все препятствия и сверх того дала возможность заручиться обещанием, что через пять минут в моем распоряжении будет хорошо натопленная комната, а через пятнадцать — лучший местный врач. Оба обязательства были в точности выполнены; когда приехал доктор, больная уже лежала на кровати, и он сразу подтвердил мою уверенность в том, что бедняжка жива. Я вошел в комнату и впервые получил возможность рассмотреть незнакомку. Передо мной была молодая девушка лет шестнадцати—восемнадцати, должно быть удивительной красоты, однако несчастья уже наложили печать на черты ее лица. Рядом лежала ее одежда, скорее простая, чем изысканная. Одежду внимательно осмотрели, но в ней не нашлось ничего такого, что бы указывало на то, кто такая незнакомка и что толкнуло ее на отчаянный поступок, свидетелем которого я стал. Впрочем, врач меня заверил, что в скором времени она будет в состоянии ответить на мои вопросы. Кровь ее начала циркулировать активнее, бледные щеки постепенно приобретали румянец; все это указывало на то, что девушка вот-вот должна была прийти в себя. Я удалил посторонних из комнаты, ибо их любопытные взгляды могли смутить девушку, и рядом с ней остались только я и доктор. Склонившись к постели, я с нетерпением ждал признаков возвращения к жизни незнакомки; наконец, она вздохнула, легко и глубоко задышала и открыла глаза!

«Где я?» — проговорила она, приподнявшись и оглядываясь, но, заметив двух незнакомцев, быстро натянула простыни на свою полуоткрытую грудь и снова опустилась на постель. — «Простите, — продолжала она, — но мне кажется, что я была погружена в долгий и тяжелый сон; и вот я пробудилась в незнакомой обстановке, в чужой комнате...»

«Успокойтесь, сударыня, — ответил я тотчас, — я буду ухаживать за вами с братским уважением, а как только вы поправитесь настолько, что вам можно будет отправиться домой, я немедленно перевезу вас туда».

«Так, значит, я больна? — удивленно спросила она, а затем, собравшись с мыслями, внезапно воскликнула: — О да, да! Я все вспомнила, я хотела...»

Тут у нее вырвался горестный стон:

«И это, несомненно, вы, сударь, спасли меня; я видела вас в то мгновение и теперь узнала! О, если бы вы знали, какую пагубную услугу вы оказали мне, какое горестное будущее уготовило ваше самопожертвование незнакомой вам женщине!»

С этими словами она закрыла глаза руками, и потоки слез заструились между ее пальцами. Врач мне сделал знак подойти к нему.

«Никакой опасности больше нет, — сказал он тихо, — если только состояние, в котором она находится, не приведет к чему-либо, что я не могу предвидеть».

«Что вы хотите этим сказать? — спросил я. — Чего теперь можно опасаться?»

«А вы не заметили разве? — ответил он и еще более понизил голос: — Она же беременна».

Только тут меня осенило, я понял мотивы ее отчаяния и слова, сказанные ею, когда она пришла в себя: передо мной была жертва обмана и обольщения. Доктор ушел; я приблизился к ней; эта женщина внушала мне живой интерес, ведь человек, которого вина приводит в такое глубокое отчаяние, не может быть порочен. Я попытался ее утешить.

«Ах, если бы вы знали!» — повторяла она, всхлипывая.

«Я все знаю», — возразил я.

Изумленная, она снова приподнялась, бессильно уронив руки, и внимательно на меня посмотрела.

«Да, — добавил я, — вы любили, а вас предали и бросили».

Девушка жадно слушала меня, казалось, она впитывает мои слова.

«Да, — повторила она за мной, — да, я любила, да, меня постыдно предали, подло покинули, оскорбили!»

«Послушайте, — сказал я, — поверьте мне ваши горести, ведь мною движет не любопытство; мне кажется, что я уже не должен быть более чужим для вас».

«О да! — прервала она меня с жаром. — Вы заговорили о днях, когда счастье озаряло мою жизнь, а страдания еще не истерзали меня. Вы друг, брат, я знаю вас так недолго, но уверена, что вы никогда не предавали, не унижали слабую женщину, у которой слезы — единственное орудие мести, а отчаяние — единственный удел. Да, вы все узнаете, но сначала я должна выполнить священный долг. Мой отец! Мой несчастный отец! В эту минуту он уже знает о моем решении, он считает, что меня уже нет в живых. Я должна ему тотчас же написать письмо. Вы позволите?»